"".
210
всеми принимались ради «т их принципов, будто необходимое их следствие.
Нел ьзя не признаться, что и в Германии и у нас люди, принимавшие все содержание гегелевой системы за чистую истину, вовлекались этим авторитетом во многие и очень важные забл уж-дения. Нимал о не защищая того, что дей ствительно было дурного в этих ошибках, надобно, однако ж, заметить, что двадцать лет назад не все то было дей ствительно вредным забл уждением, что ныне было бы непростительным ослеплением: для многих мнений , которые в наше время были бы решительно несправедливыми предубеждениями, тогда еще существовал и дельные основания, — быть может, односторонние, быть может, несколько устаревшие, но все- таки закл ючавшие в себе много справедл ивого. Укажем один пример. Строгие приверженцы немецкой фил ософии со времен Канта, особенно строгие гегелианцы, презирал и и отчасти даже ненавидели все французское. Д рузья Станкевича раздел ял и
это отвращение, и «Московский набл юдатель» весь проникнут «французоедством» (Franzose nfre ss e re i), как вы ражал ись немцы. Французоедст ву посвящены многие страницы предисл овия к гегелевским речам, сл ужащего, как мы видели, программою журнал а. В примечании мы приводим одну из таких страниц *.
И нельзя не сказать, что «Московский наблюдатель», ревностно выполняя все другие пункты своей программы , не менее ревностно выполнял и этот пункт. Он пол ьзовал ся кажды м случаем, каждым предлогом, чтобы произнесть грозную филиппику или вставить презрител ьную выходку против французов. Говорит ли он, например, в раэборе «Современника» о статье Пушкина «Мил ь-тон», — главное внимание он обращает на те эпизоды , в которы х Пушкин подсмеивается над французами — тотчас же выписываются насмешки над Ал ьфредом де - Виньи и Викт ором Гюго, замечания о недостатках мол ьеровы х комедий , и т. д., — за то и л * «Французы никогда не выходили из области произвольных рассуждений , и все святое, великое и благородное в жизни упало под ударами слепого мертвого рассудка. Результатом французского философизма был материализм, торжество неодухотворенной плоти. Во французском народе исчезла последняя искра откровения. Христианство, это вечное и непреходящее доказательство любви творца к творению, сделалось предметом общих насмешек, общего презрения, и бедный рассудок человека, неспособный проникнуть в глубокое и святое таинство жизни, отвергнул все, что тол ько было ему недоступно, а ему недоступно все истинное и все дей ствительное. Он требовал ясности. — но какой ясности) — не той , которая лежит в глубине предмета: нет, — а на поверхности его; он вздумал объяснить религию — и религия, недоступная для конечных усилий его, исчезла и унесла с собою счастие и спокой ствие Франции; он вздумал превратить святилище науки в общенародное знание — и таинственный смысл истинного знания скрылся, и остались одни пошлые, бесплодные, призрачные рассуждения,— и Жан- Жак Руссо объявил, что просвещенный человек есть развращенное животное, и революция была необходимым последствием этого духовного развращения. Где нет религии, там не может быть государства, и революция 14 * 211
прибавл яет «Московский набл юдат ел е», что у Пушкина «был верный взгл яд на искусст во и бесконечное эстетическое чувство». Разбирает ся ли другой том «Современника», в кот ором есть от-ры вок из «Хроники русского в Париже» 1И, — (почти вся рецензия сост оит из выписок тех ст раниц «Хроники», которы е особенно небл агоприятны для франц узов. Разбирает ся ли роман г. Вельт-мана «Виргиния» — оказы вает ся, что этот роман можно похвалить тол ько за одно: «многие черты франц узского верхогл ядства схвачены в нем преверно»; говорит ся ли о «Сборнике на 1838 год» — в этом сборнике очень много стихов, и отчасти даже хороших стихов, но интереснее всего в нем перевод эпиграммы Шил л ера, в которой французы назы вают ся вандалами. Вы писав эт о стихот ворение и похвал ив за него Шил л ера, критик т орже-ственно воскл ицает, обращ аясь к читателям:
Французы вандал ы !I! — слышите ли?
Дл я большей знаменател ьности это восклицание напечатано даже отдел ьною ст рокою, чт о и собл юл и мы. Говорит ся ли о возвращении молодых п рофессоров наших из- за границы — прият -нее всего «Московском у набл юдат ел ю» то, что они слушали лекции в Берл ине, а не в Париже. Нечего и говорить, пользуется ли «Московский набл юдател ь» случаем изобл ичить французское фразерст во и легкомыслие, когда явл яется перевод «Ист ории Франц ии» Мишл е... тут фил иппика достигает страшной беспощадности: едва некоторы е специал ьные ученые пол учают за свои специальные труды прощение в том, что они французы , — но французские л итераторы , поэты , мыслители, все казнят ся без всякой милости, от девицы Скюд ери до Мишл е, от Ронсара до Лерминье. Общего приговора избегает тол ько Беранже, «гуляка праздный »: празд ная гул ьба — французское дело, об этом они умеют складывать веселенькие песенки, — лучшего у них не нужно и искать. Одним сл овом, о чем бы речь ни шл а, «Московский набл юдател ь» таки най дет предлог поразит ь или кольнуть была отрицанием всякого государства, всякого законного порядка, и гильотина провела кровавый уровень свой и казнила все, что только хоть несколько возвышалось над бессмысленною толпою».
В «Последнем новосельи» Лермонтов буквально переложил эти слова в стихи:
Негодованию и чувству дав свободу Мне хочется сказать великому народу:
«Ты жалкий и пустой народ!
Ты жалок потому, что вера, слава, гений ,
Все, все великое, священное земли,
С насмешкой глупою ребяческих сомнений Тобой растоптано в пыли.
Из славы сделал ты игрушку лицемерья,
Из вольности — орудье палача,
И все заветные отцовские поверья Ты им рубил, рубил с плеча...»
212
франц узов, и общим вы водом из всей этой неутомимой полемики вы ставл яется закл ючение, что, между тем как «вл ияние немцев на нас бл агодетел ьно во многих от ношениях, — и со ст ороны науки, и со ст ороны искусст ва, и со ст ороны духовно - нравственной , с франц узам и мы наход имся в обрат ном от ношении: мы враждебно- прот ивопол ожны с ними по сущност и нашего национал ьного духа» («Московский ] набл юд ат ел ь»] , том X V III, ст р. 200).
Ны не, когда л учшие из франц узов от казы вают ся от заносчи
вых претензий , от презрения к другим народ ам, когда вся нация оставл яет свое прежнее л егкомы сл ие, оставл яет д аже фразерст во, кот оры м так дол го жил а, когда национал ьная жизнь обрат ил ась к разрешению истинно- гл убоких воп росов, под обная вражд а п ро-тив франц узов был а бы совершенно неосновател ьна. Н о тогда наст роение умов во Франц ии бы л о совершенно не т аково. Т е на-правл ения мысли, кот оры е ныне приобрет ают Фран ц ии сочувствие серьезны х людей , едва т ол ько начинал и еще обнаружи-ват ься, и притом в стран- ных, еще не определ ившихся [фант аст и-ческих] формах, не оказы вал и еще никакого вл ияния на жизнь нации, напротив, были осмеиваемы л ит ерат урою, презираемы государст венною жизнью. Все, чем бл истал а Фран ц и я времен первой Империи и Рест аврац ии, бы л о фал ьшиво и поверхност но или прот иворечил о истинны м пот ребност ям нравственной и общ е-ственной жизни; все основы вал ось на недоразумении с одной ст ороны , на обмане или насил ии— с другой . В л итерат уре, например, господст вовал и две школ ы , равно фал ьшивы е: одна, — в духе Шат обриана и Лам арт ина, накиды вал а на себя маску искусст венных вост оргов учениями, кот оры х не понимал а и о кот оры х в сущност и очень мал о забот ил ась; д ругая накиды вал а на себя маску утонченной развращ енност и и мел кого сат анинст ва (ecole s atanique ) *. Те, кот оры е не бы л и л ицемерами идеал изма или цинизма, бол тал и о пуст яках. Тол ько Беранже сост авл ял искл ючение, но Беранже не понимал и, счит ая его не более, как певцом гризет ок. В науке понят ия ст рашно измел ьчал и, — ученые знаменитости тогдашнего времени были шарл ат аны и фразеры , хл опотавшие о примирении непримиримого, об оправдании наукою пред рассуд ков, о сочет ании научной истины с произвол ь-ными фант азиями 112. Врем я теперь обнаружил о, чт о за л юди были и чего хотели К узен, Гизо, Т ь ер; а они были еще самы ми лучшими из тогдашних знаменитостей .
Кстат и, припомним, чт о такое бы л знаменитый тогда «л ибе-рал изм», за который особенно просл авл ял ись эти знаменитости. Собы т ия обнаружил и пустоту и решител ьную беспол езност ь этого л иберал изма, хл опот авшего тол ько об отвлеченны х правах, а не о благе народ а, самое понят ие о кот ором ост авал ось ему чуждо.
* Сатанинская школа. — Ред.
213
У л учших проповедников его это был о легкомысленное забл ужде-ние относител ьно истинных потребностей нации; другие пол ьзо-вал ись этим так называемым л иберал измом, как приманкою для привл ечения нации на свою удочку, ] — а для чего нужно было им привл ечь нацию, оказал ось потом, когда они успели захватить вл асть: они искал и власти дл я того, чтобы набить себе карманы . Таково был о пол ожение Франц ии и во время Рест аврации и в первые годы орл еанской династии. Повсюд у гремели фразы , лишенные смы сл а, во всем влады чествовал и легкомыслие и обман.
Н о более всего дол жны были возмущат ься люди с горячими убеждениями и вы сокими принципами тем, что у тогдашних франц узских знаменитостей не был о ни решительных принципов, ни строгой посл едовател ьности в образе мыслей : всему, чему они верил и, верили они тол ько напол овину, робко и церемонно, все, что от рицал и, от рицал и т акже тол ько напол овину, все это были люди вроде тех, кот оры х изображал у нас Пушкин в своих героях, — вроде тех, кот оры х Лермонт ов заставл яет говорить: Богаты мы, едва из колыбели Ошибками отцов и поздним их умой ...
К добру и элу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы...
Тая завистливо от ближних и друзей Надежды лучшие и гол ос благородный Неверием осмеянных страстей .
Едва касались мы до чаши наслажденья,