С этой точки зрения, у нас нет ни одного поэта, которого мы имели бы право поставить наравне с первыми поэтами Европы,
Тал ант ы есть повсюду и всегда; но не одни тол ько таланты
нужны для того, чтобы л ит ерат ура имела пол ожител ьное дост о-инство: тол ько содержание придает истинную цену ее произведениям.
Почти каждой образованный француз считает необходимым иметь в своей библиотеке всех своих писателей , которых общественное мнение признало классическими. И он читает и перечитывает их всю жизнь свою.
У нас — что греха таить? — не всякий записной литератор считает за нужное иметь старых писателей . И вообще у нас все охотнее покупают новую книгу, нежели ст арую; старых писателей у нас почти никто не читает, особенно те, которые всех громче кричат о их гении и славе. Это отчасти происходит оттого, что наше образование еще не установилось и образованные потребности еще не обратились у нас в привычку. Но тут есть и другая, может быть, еще более существенная причина, которая не только объясняет, ио частим и оправдывает это нравственное явление. Французы до сих пор читают,* например, Рабл е или Паскал я, писателен X V I и XV II века; тут нет ничего удивительного, потому что этих писателей и теперь читают и изучают не однн французы, но и немцы и англичане — словом, люди всех образованных наций . Язы к этих писателей , а особенно Рабле, устарел: но содержание их сочинений всегда будет иметь свой живой интерес, потому что оно тесно связано со смыслом и значением целой исторической эпохи. Эт о доказывает ту истину, что только содержание может спасти от забвения писателя.
Ист очник, из кот орого возникает богат ая л итература, — богатство и сил а умственной жизни в обществе. У нас этого еще нет:
Вообще, вместе с удивительными и быстрыми успехами в умственном и литературном образовании, проглядывает у нас какая- то незрелость, какая- то шаткость и неопределенность. Истины , в других литературах давно сделавшиеся аксиомами, давно уже не возбуждающие споров и не требующие доказательств, у нас все еще не подвергались суждению, еще не всем известны. Вспомните только, что произведение, верно схватывающее какие - нибудь черты общества, считается у нас часто пасквилем то на общество, то на сословие, то иа лица. От нашей литературы требуют, чтобы она видела в дей стви-тельности только героев добродетели да мелодраматических злодеев, и чтобы она и не подозревал а, что в обществе может быть много смешных, странных и уродливых явлений . Каждый , чтоб ему было широко и просторно жить, готов, если б мог, запретить другим жить. Явил ся у нас писатель, юмористический талант которого имел до того сильное влияние на всю литературу, что дал ей совершенно новое направление. Его стали порочить. Хотел и уверить публику, что он — Поль- де - Кок, живописец грязной , неумытой и не -причесанной природы. Он не отвечал някому и шел себе вперед. Публика, в 282
отношении к нему, разделилась на две стороны, из которых самая многочисленная была решительно против него, что, впрочем, нисколько не мешало ей раскупить, читать и перечитывать его сочинения. Наконец, и большинство публики стало аа него: чтб делать порицателям? Они начали признавать в кем талант, даже болышж, хотя, по их словам, идущий « не по настоящему пути, ио, вместе с этим, стали давать знать и намекали прямо, что он, будто бы, унижает все русское, оскорбляет почтенное сословие чиновников, и т. п. Все мнения находят у нас место, простор, внимание и даже последователей . Чтб же вто, если не незрелость и не шаткость общественного мнения? Но, со всем этим, истина и здравый вкус все - таки идут твердыми шагами н овладевают полем этой беспорядочной битвы мнений . Все это доказывает, что н литература и общество каше еще сл ишком молоды и незрелы, но что в них кроется много здоровой жизненной силы, обещающей богатое развитие в будущем.
СТ АТ ЬЯ Д ЕВЯТ АЯ И П ОСЛ ЕД НЯЯ
Продол жаем наши извл ечения из статей Бел инского. Нам остается анал изироват ь два последние его годичные обозрения русской л итературы — на 1846 и 1847 годы. («Соврем енник] »,
1847 г., № 1, и 1848 г., № № 1 и 3.) Ь5 Эти два обозрения вместе
со статьей «Пет ербургского сборника», отры вки из которой привели мы в прошедшем месяце, представл яют довол ьно пол ное вы ражение общих л итературны х воззрений Бел инского. Дл я первого раза эти извл ечения с дост ат очною ясност ью возобновл яют в памяти читателей л ичность гениал ьного нашего крит ика [, — в настоящее время, и это уже д ол жно считаться делом великой важност и: мы много вы играем, если будем даже тол ько помнить, что некогда говорил ось нам, что некогда од обрял ось всеми нами]. Придет время, кто- нибудь скажет нам что- нибудь новое, что- нибудь лучшее [, — а теперь... теперь мы счастл ивы и довольны, когда можем назы вать хорошим хот я т о, что был о хорошо десять лет тому назад. Нечего сказат ь, завидное пол ожение л итературы и критики; нечего сказат ь, великой похвал ы засл у-живают бы стры е успехи общества.]. В нашем обществе, в нашей л итературе есть свежие силы, есть стремл ение вперед, есть залоги для развит ия более живого и широкого, нежели все предыдущее [, — люди живого наст оящего, выступай те же вперед бодрее, решительнее! Говорит е громче и сильнее! Ваши речи уже сл ы шатся между нами, — но как еще невнятны для большим* ства публики речи одних из вас, как неопределенны речи д ру-гих! Одним из вас над обно говорить сл ышнее, другим говорить определительнее, и тогда публ ика пой дет за вами. Говорит е же, и пусть воспоминания о Бел инском утрат ят свои жнвои интерес для современности]. Чем скорее &то будет, тем лучше. А пока,— пока он все еще ост ает ся незаменим дл я нашей л итературы Г, и надобно нам сл ушать то, что говорил он].
283
«Взгл яд на русскую л итературу 1846 года» начинается замечаниями о том, что характ ер современной русской литературы сост оит в более н бол ее тесном сбл ижении с жизнью и дей стви-тел ьностью, и что под обная характ ерист ика может быть уместна тол ько относител ьно л итературы очень молодой , мало еще развившей ся, и начавшей ся в подражание иностранны м л итерату-рам, а не из самостоятел ьной национальной жизни, что отрешение от подражат ел ьност и, постепенное достижение самобы тности есть гл авная черта в ист ории нашей л итературы , что и доказы -вается фактами. Вы писки из этой части обзора были нами приводимы в преды дущих статьях. Наконец , говорит Белинский , в произведениях Гогол я и писателей , им воспитанны х, наша литература явил ась самобы т ною, стал а верным изображением русской дей ствительности и оттого пол учил а в гл азах общест ва важное значение, какого прежде, по отсутствию живого сод ержания, она не имела. В беллетристике ст арое рет орическое направление совершенно бессил ьно; но вне белл етристики оно проявл яет ся так называемым сл авянофил ьством.
Известно, что в глазах Карамзина Иоанн III был выше Петра Великого, а допетровская Русь лучше России новой . Вот источник так называемого славянофильства, которое мы, впрочем, во многих отношениях считаем весьма важным явлением, доказывающим, в свою очередь, что время зрелости и возмужалости нашей литературы близко. Во времена детства литературы всех занимают вопросы, если даже и важные сами по себе, то не имеющие никакого дельного применения к жизни. Так называемое славянофильство, без всякого сомнения, касается самых жизненных, самых важных вопросов нашей общественности. Как оно их касается и как оно к ним относится — это другое дело. Но прежде всего славянофильство есть убеждение, которое, как всякое убеждение, заслуживает полного уважения, даже и в таком случае, если с ним вовсе не согласны. Много можно сказать в пользу славянофильства, говоря о причинах, вызвавших его явление; но, рассмотревши его ближе, нельзя не увидеть, что существование и важность этой литературной котерин чисто отрицательные, что она вызвана и живет не для себя, а для оправдания и утверждения именно той идеи, на борьбу с которою обрекла себя. Поэтому нет никакого интереса говорить с славянофилами о том, чего они хотят, да и сами они неохотно говорят и пишут об этом, хотя и не делают из этого никакой тай ны. Дел о в том, что положительная сторона их доктрины заключается в каких- то туманных, мистических предчувствиях победы Востока над Западом [.которых несостоятельность слишком ясно обнаруживается фактами дей ствительности, всеми вместе и каждым порознь]. Но отрицательная сторона их учения гораздо более заслуживает внимания, не в том, что они говорят против гниющего будто бы Запада [Запада славянофилы решительно не понимают, потому что меряют его на восточный аршин], но в том, что они говорят против русского европеизма, а об этом они говорят много дельном, с чем нельзя не согласиться хотя на половину, как, например, что в русской жиэни есть какая- то двой ственность, следовательно, отсутствие нравственного единства; что это лишает нас резко выразившегося национального характера; каким [s честя их,] отличаются почти все европей -ские народы, что ато делает нас какими- то междоумк&ми, которые хорошо умеют мыслить по- французски, по- немецки и по- англий ски, Ко никак нё умеют мыслить по- русски, и что причина всего этого в реформе Петра Великого.
Все это справедливо до известной степени. Но нельзя остановиться на признании справедливости какого бы т о нн было факта, а должно исследовать его 284
причины, в надежде в самом зле кай ти и средства к выходу из него. Этого славянофилы не делали и не сделали; но зато они заставили если не сделать, то делать это своих противников. И вот где их истинная заслуга. Заснуть в самолюбивых мечтах, о чем бы они ни были — о нашей ли народной славе, ялн о нашем европеизме, равно бесплодно и вредно, потому что сон есть не жизнь, а только грезы о жизни; и нельзя не сказать спасибо тому, кто прервет такой сон. В самом деле, никогда изучение русской истории не имело такого серьезного характера, какой приняло оно в последнее время. Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем. Мы как будто испугались за нашу жизнь, за наше значение, за наше прошедшее и будущее, и скорее хотим решить великий вопрос: Быть или не быть? Тут уже дело идет не о том, откуда пришли варяги — с запада или с юга, из- за Балтий ского, или иа- за Черного моря, а о том, проходит ли через нашу историю какая - ннбудь живая органическая мысль, и если проходит, какая именно; какие наши отношения к нашему прошедшему, от которого мы как будто оторваны,