скорее гордынею и драчливостью, нежели смирением. Татарам поддались мы совсем не от смирения (что было бы для нас не честью, а бесчестием, как и для всякого другого народа), а по бессилию, вследствие разделения наших сил родовым, кровным началом, положенным в основание правительственной системы того времени. Иоанн Калита был хитер, а не смирен; Симеон даже прозвав был «гордым»; а эти князья были первоначальниками силы Московского царства. Димитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью. Иоанны III и IV, оба прозванные «грозными», не отличались смирением. Только слабый Феод ор составляет исключение из правила. И вообще, как- то странно видеть в смирении причину, по которой ничтожное Московское княжество сделалось сперва Московским царством, а потом Россий скою империею, приосеннв крыльями двуглавого орл а, как свое достояние, Сибирь, Мал ороссию, Белоруссию, Новороссию, Крым, Бессарабию, Лнфл яндию, Эстляндию, Курляндию, Финл ян-дию, Кавказ. Конечно, в русской истории можно най ти поразительные черты смирения, как и других добродетелей , со стороны правительственных и частных лиц; но в истории какого же народа нельзя най ти их, н чем какой -нибудь Людовик IX уступает в смирении Феод ору Иоанновичу?.. Толкуют еще о л юбви, как о национальном начале, исключительно присущем одним славянским племенам, в ущерб галльским, тевтонским и иным западным. Эта мысль у некоторых обратилась в истинную мономанию, так что кто - то из этих «некоторых» решился даже печатио сказать, что русская земля смочена слезами, а отнюдь не кровью, и что слезами, а не кровью отделались мы не только от татар, но и от нашествия Наполеона. Мы, напротив, думаем, что любовь есть свой ство человеческой натуры вообще и так же не может быть исключительною принадлежностью одного народа или племени, как и дыхание, зрение, голод, жажда, ум, слово. Ошибка тут в том, что относительное принято за безусловное. Завоевател ьная система, положившая основание европей ским государствам, тотчас же породила там чисто юридический быт, в котором само насилие и угнетение приняло вид не произвола, а закона.
У славян же, напротив, господствовал обычай , вышедший из «кротких и любовных» патриархальных отношений . Но долго ли продолжался этот патриархальный быт и что мы знаем о нем достоверного? Еще до удельного периода встречаем мы в русской истории черты вовсе не любовные — хитрого воителя Олега, сурового воителя Святослава, потом Святополка (убий цу Бориса и Гл еба), детей Владимира, восставших на своего отца, и т. п. Это, скажут, занесли к нам варяги и — прибавим мы от себя — положили этим начало искажению любовного патриархального быта. Из чего же в таком случае и хлопотать? Удельный период так же мало период любви, как и смирения; это скорее период резни, обратившей ся в обычай . О татарском периоде нечего и говорить: тогда лицемерное и предательское смирение было нужнее и любви и настоящего смирения. Пытки, казни периода Московского царства и последующих времен [,до самого царствования Екатерины Великой ,] опять посылают нас искать любви в доисторические времена славян. Где ж тут любовь, как национальное начало? Национальным началом она никогда и не была, но была человеческим началом, поддерживавшимся в племени его историческим, или, лучше сказать, его неисторическнм положением. Пол о-жение изменилось, изменились и патриархальные нравы, а с ними исчезла и любовь, как бытовая сторона жизни. Уж не возвратиться ли нам к втим временам? Почему ж бы и не так, если это так же легко, как старику сделаться юношей , а юноше — младенцем?..
Что составляет в человеке его высшую, его благородней шую дей ствитель-ност ь?— Конечно, то, чтб мы называем его духовностью, то есть чувство, разум, воля, в которых выражается его вечная, непреходящая, необходимая сущность. А что считается в человеке низшим, случай ным, относительным, преходящим?— Конечно, его тело. Известно, что наше тело мы сыздетства привыкли презирать, может быть, потому именно, что, вечно живя в логических фантазиях, мы мало его знаем. Врачи, напротив, больше других уважают тело, потому что больше других знают его. Вот почему от болезней 288
чисто нравственных они лечат иногда средствами чисто материальными, й наоборот. В этом отношении они похожи на умного агронома, который с уважением смотрит не только на богатство получаемых им от земли зерен, но и на самую землю, которая их произрастил а, и даже на грязный , нечистый и вонючий навоз, который усилил плодотворность этой земли. — Вы, конечно, очень цените в человеке чувство? — Прекрасно! так цените же и этот кусок мяса, который трепещет в его груди, который вы называете сердцем, и которого замедленное или ускоренное биение верно соответствует каждому движению вашей души. — Вы, конечно, ] очень уважаете в человеке ум? — Прекрас ч о!— так останавливай тесь же в благоговей ном изумлении и перед этою массою мозга, где происходят все умственные отправления, откуда по всему организму распространяются, чрез позвоночный хребет, нити нерв, которые суть органы ощущения и чувств. Иначе, вы будете удивляться в человеке следствию мимо причины, или—чтб еще хуже—сочините свои, небывалые в природе причины и удовлетворитесь ими. Психология, не опирающаяся на физиологию, так же несостоятельна, как и физиология, не знающая о существовании анатомии. Современная наука не удовольствовалась и этим: химическим анализом хочет ст а проникнуть в таинственную л абораторию природы, а наблюдением над эмбрионом (зароды шем) проследить [физический процесс нравственного развития]. Но это внутренний мир физиологической жизни человека: все его сокровенные от нас дей ствия, как результат, выказываются наруже в лице, взгляде, голосе, даже манерах человека. А между тем, что такое лицо, глаза, голос, манеры? Ведь это все — тело, внешность, следовательно, все преходящее, случай ное, ничтожное, потому что ведь все это — не чувство, не ум, не воля? — так! но ведь во всем этом мы видим н сл ышим и чувство, и ум, и волю. Ум без плоти, без физиономии, ум, не дей ствующий на кровь и не принимающий на себя ее дей ствия, есть логическая мечта, мертвый абстракт. Ум — эт о человек в теле, или, лучше сказать, человек через тело, словом, л ичность. Посмотрите, сколько нравственных оттенков в человеческой натуре: у одного ум едва заметен из- за сердца, у другого сердце как будто поместилось в мозгу; этот страшно умен и способен на дело, да ничего сделать не может, потому что нет у него воли; а у того страшная воля, да сл абая голова, и из его деятельности выходит или вздор, или зло. Перечесть этих оттенков так же невозможно, как перечесть различия физиономий : сколько людей , столько и лиц, и двух совершенно схожих людей най ти еще менее возможно, нежели най ти два древесные листка, совершенно схожие между собою. Когда вы влюблены в женщину, не говорите, что вы обольщены прекрасными качествами ее ума и сердца: иначе, когда вам укажут на другую, которой нравственные качества выше, вы обязаны будете перевлюбиться н оставить первый предмет своей любви для нового, как оставляют хорошую книгу для лучшей . Нел ьзя отрицать влияния нравственных качеств на чувство любви, но когда любят человека, любят его всего, не как идею, а как живую личность; любят в нем особенно то, чего не умеют ни определить, ни назвать. В самом деле, как бы определили и назвали вы, например, то неуловимое выражение, ту таинственную игру его физиономии, его голоса, словом, все то, что составляет его особность, что делает его не похожим на других и за что именно вы больше всего и л юби-те его? Иначе, зачем бы вам было рыдать в отчаянии над трупом любимого вами существа? — Ведь с ним не умерло то, чтб было в нем лучшего, благородней шего, что называли вы в нем духовным и нравственным, — а умерло только грубо материальное, случай ное? Н о об этом - то случай ном и рыдаете вы горько, потому что воспоминания о прекрасных качествах человека не заменят вам человека, как умирающего от голода не насытит воспоминание о роскошном столе, которым он недавно насл аждал ся. Я охотно соглашусь с спиритуалистами, что мое сравнение грубо, но зато оно верно, а это для меня главное. Державин сказал :
Так! весь я не умру; но часть меня большая,
От тлена убежав, по сме рти станет жить.
19 Н. Р. Чернышевский , т. Ill 289
Против дей ствительности такого бессмертия нечего сказать, хотя они h ца утешит людей , близких поэту; ко что передает поэт потомству в своих созданиях, если не свою личность? Не будь он личность больше, чем кто -нибудь, личность по преимуществу, его создания были бы бесцветны н бледны. От этого творения каждого великого поэта представляют собой совершенно особенный , оригинальный мир, и между Гомером, Шекспиром, Бай -роном, Сервантесом, Вальтер Скоттом, Гете и Жорж- Сандом общего только то, чхо все они — великие поэты...
Но что же эта личность, кот орая дает реальность и чувству, н уму, к воле, и гению и без которой все — или фантастическая мечта, или логическая отвлеченность? Я много мог бы наговорить вам об этом, читатели; но предпочитаю лучше откровенно сознат ься вам, что чем живее созерцаю внутри себя сущность личности, тем менее умею определить ее словами. Эт о такая же тай на, как и жизнь: все ее видят, все ощущают себя в ее недрах, и никто не скажет вам, что она такое. Так точно, ученые, хорошо зная дей ствие и силы деятелей природы, каковы электричество, гальванизм, магнетизм, и потому нисколько не сомневаясь в их существовании, все - таки не умеют сказать, что они такое. Страннее всего, что все, что мы можем сказать о личности, ограничивается тем, что она ничтожна перед чувством, волею, добродетелью, красот ою и тому подобными вечными и непреходящими идеями; но что без нее, преходящего и случай ного явления, не было бы ни чувства, ни ума, ни воли, ни добродетели, ни красоты , так же, как не было бы ни бесчувственности, ни глупости, ни бесхарактерности, ни порока, ни безобразия... Что л ичность в отношении к идее человека, то народность в отношении к идее человечества. Другими словами: народности суть личности человечества. Без национальностей человечество было бы мертвым логическим абстрактом, словом без содержания, звуком без значения. В отношении к этому бопросу, я скорее готов перей ти на сторону славянофилов, нежели оставаться на стороне гуманических космополитов, потому что если первые и ошибаются, то как люди, как живые существа, а вторые и истину - то говорят, как такое- то издание такой - то логики... Но, к счастию, я надеюсь остаться на своем месте, не переходя ни к кому.