ИК: Да нет, музыка вообще не в состоянии изменить реальность (кроме того, по большому счету, для философской точности скажем, речь идет не столько об изменении, сколько об отмене реальности). На нее перенесли акцент, чтобы использовать ее как клапан — через рок-культуру было сдуто очень много метафизического напора 1960-х. Я думаю, что с определенной стороны пар направлялся в этот клапан вполне сознательно. Музыка стала символом революции, пожравшим революцию, но вера в этот символ была столь сильна, что по инерции продолжалась еще три десятилетия, пока с музыкой происходили те же изменения, что и с Элвисом в свое время — росло брюхо, тупел и мутнел взгляд и т. п.
ВШ: «Ультра. Культура» выпускает самые разнообразные книги — от художественной литературы до философских трактатов и радикальной публицистики. Как бы Вы все же сформулировали основное творческое кредо, если угодно, миссию издательства?
ИК: Радикальное просвещение. Воспитание людей, способных ставить реальность под сомнение.
ВШ: Вы, как все настоящие нонконформисты, отрицаете реальность, но какую предлагаете позитивную альтернативу?
ИК: Преодоление реальности и есть позитивная альтернатива. Это кризис, а не стазис, процесс, а не результат, становление, а не ставшее. Поскольку реальное независимо от своего содержания обладает свойствами абсолюта. Ну, если хотите парадоксов, так вот: позитивная альтернатива — это установление безальтернативного абсолюта.
ВШ: Судя по запрету некоторых ваших книг и проблемам с офисом, вы явно впали в немилость у московских властей. Лужков сейчас, как известно, пытается прихлопнуть кепкой и интернет. Это, по-Вашему, глупость именно нынешней власти или продолжается историческая традиция московского самодержавия?
ИК: Конечно, историческая традиция!
ВШ: В одном из Ваших интервью в интернете Вы говорили об «ордынско-византийской архаичности» нынешней России. Какие пути освобождения от нее Вы видите?
ИК: Увы, крайне радикальные. В духе пресловутого плана Бжезинского. Великороссы за свои мерзости заслуживают гораздо большей оккупации и перевоспитания, чем несчастные немцы.
ВШ: Хорошо бы оные мерзости несколько расшифровать…
ИК: Да за одну чеченскую историю судить надо. И не политиков, а тупое, скотское стадо самовлюбленных москалей. За то, что ни одной повестки не было сожжено во времена Афгана. За то, что они сделали с марксизмом, наконец. Впрочем, я за уничтожение всех наций.
ВШ: Большевики уже пытались построить мир «без Россий, без Латвий» — получился, увы, совок. У Вас нет опасений, что «Империя» Негри и Хардта приведет к тому же в глобальном масштабе?
ИК: Ошибочный силлогизм: совок получился в силу отказа от интернационализма, а не наоборот. В силу того, что совок был Московским ханством в ином исполнении. В этом смысле историческая преемственность прерывалась (и то относительно) только в период 1917–1922 и 1991–1993. Остальное я воспринимаю как различные фазы одного и того же режима.
Интервью «Радио Пилот»
Ведущие: Ну что ж, продолжаем нашу программу, и наконец-то у нас в гостях автор большинства текстов группы «Наутилус Помпилиус», ныне главный редактор издательства «Ультра. Культура», поэт, писатель, переводчик и просто отличный собеседник — Илья Кормильцев. Встречайте! Здравствуйте, Илья!
ИК: Здравствуйте.
В: Немножко про вашу жизнь: каким вы были в школе?
ИК: Такая странная смесь ботаника и хулигана… Посередине такой — тихий омут, в котором черти водятся. То школу мы травили слезоточивым газом, то взрывы устраивали…
В: Успешно?
ИК: Победила дружеская ничья в конечном счете, потому что и школа стоит, и я жив.
В: Когда и кого вы ударили в последний раз и почему?
ИК: Последний раз в жизни мне пришлось драться с Михаилом Козыревым по поводу расхождения во взглядах на структуру медиа- и шоу-бизнеса в рамках постсоветской России.
В: Такой вопрос еще по поводу кухни. Что получается на кухне готовить лучше всего?
ИК: Дело в том, что я увлекаюсь кулинарией на протяжении 15 лет…
В: Самое любимое блюдо какое тогда?
ИК: Я люблю две такие противоположности: с одной стороны, экзотические пряные кухни типа бенгальской или южноиндийской, с другой, я люблю такие простые сочетания типа водка-капуста. Могу сказать только одно: я очень люблю кухню, считаю, что я в ней довольно неплохо разбираюсь, и в общем думаю, что могу работать ресторанным обозревателем вполне приличного журнала, хотя мне в силу загруженности все реже и реже удается развлекаться подобными вещами. Дохожу даже то такого унижения, что заказываю take-away или пищу с доставкой, но в принципе для меня это бездонная пропасть морального и нравственного падения, как для человека, который умеет готовить сам…
В: Последний каверзный вопрос. Что бы вы хотели услышать у себя на похоронах, какую песню?
ИК: Я бы честно говоря, хотел бы как-нибудь обойтись совсем без похорон. Я недавно прочитал у Берроуза, что большинство людей избегает мысли о своей смерти, да?
В: Естественно…
ИК: Как раз неестественно. Потому что зачем избегать мысли о том, что неотвратимо? И поэтому для них она почти всегда оказывается неожиданностью. Берроуз пишет, что для того, чтобы победить смерть в этом отношении, надо самому себе придумать ее. Я понял, что должен в 78 лет, катаясь на яхте, исчезнуть во время шторма. То есть тело не будет найдено.
В: Ладно, давайте вернемся к группе «Наутилус Помпилиус». Все-таки по прошествии лет можно что-нибудь досказать по этому поводу. Почему все-таки расстались с Бутусовым?
ИК: Честно скажем, что это по большей части его инициатива. Поэтому, наверное, и вопросы надо задавать ему.
Очевидно, он просто устал. То есть ему просто надоело в очередной раз с собственной жизнью, он пытался уйти от себя… По большому счету ничего у него из этого не получилось. Потому что одна группа, другая группа — какая разница? Не стал же он художником-аниматором в результате этого, или виноделом, или чем-нибудь другим. Я считаю, что он больше потерял, чем приобрел, я ему всегда в лицо говорил, что зачем стоило дрова ломать? Тексты у Славы какие были в «Наутилусе», такие в принципе и остались, он всегда пытался быть таким слегка ироничным романтиком…
В: «Гибралтар, Лабрадор…»
ИК: «Гибралтар, Лабрадор» — это не его текст, это из кавер-альбома на стихи Гуницкого, который сотрудничал с «Аквариумом» в «Треугольнике» и прочее…
В: Когда-нибудь возможно возобновление отношений на этом уровне?
ИК: Мы как бы обсуждаем этот вопрос раза три-четыре в год, но ни разу это еще не пересекло черты, отделяющей трындеж от реальных действий. Я думаю, каждый из нас достаточно неплохо себя чувствует в той деятельности, которой он занимается сейчас. Нужно сделать над собой некое сверхусилие, чтобы снова этим заняться, да и территориально…
В: А многие бы хотели, чтобы сверхусилие свершилось… Но мы тем не менее через несколько минут поговорим о том, чем сейчас занимается Илья Кормильцев, насколько он успешен в своем деле.
Мы продолжаем наш разговор с Ильей Кормильцевым, автором большинства текстов группы «Наутилус Помпилиус», ну а ныне — главным редактором издательства «Ультра. Культура». Вот, собственно, про это издательство и хотелось бы поговорить… Насколько я понимаю, Илья, издательство, видимо, скандальное. Так ли это, на ваш взгляд?
ИК: На мой взгляд это совершенно не так…
В: С чего все начиналось?
ИК: Оооо!.. Начиналось с того, что после окончания музыкальных приключений я очень долго думал, чем заниматься. Стихийно сложилось так, что я начал заниматься переводом. Естественно, у меня были свои специфические интересы, которые формировались еще в «Наутилусе» в какой-то степени. В результате этого я начал заниматься, познакомившись с Алексом Керви, такой специфической литературой… Сейчас вот определились с этим, начали называть на Западе это underground literature, это в плане восприятия человеком мира…
В: То есть, насколько я понимаю, литература далеко не для каждого.
ИК: Литература вообще не для каждого по определению. Следует провести разницу между литературой и текстом для чтения.
В: А откуда начинается литература?
ИК: Я вообще убежден, что искусство никогда не бывает адресовано «всем людям» и даже большинству людей. Искусство — это определенная среда, которая излучается мутацией сознания, поэтому и интересует тоже мутантов, то есть тех, кто хотел бы изменить свою модель поведения в обществе. Детектив, сериал — это все мантры, которые нужны среднему человеку, чтобы глушить сомнения в том, что этот мир таков, каким он ему кажется. Потому что для среднего человека перестать в это верить — это деструкция, потеря вообще всего.
В: Вернемся к вашему издательству. Какие имена вы издаете и критерии выбора этих имен?
ИК: У нас есть творческое ядро (при желании можем назвать его редколлегией), в которое входят 5–6 человек. У нас есть друзья, к мнению которых мы прислушиваемся. Их гораздо больше. Но главное — это принцип резонанса. То есть мы берем книжку, текст, подносим к себе, как камертон. Если начинаешь «звенеть» вместе с ней, значит, это хорошее, значит, это мы должны делать. Если все из этого партизанского объединения «прозвенели», значит, мы это начинаем делать.
В: Но ведь литературы очень много, чтобы выбрать все и прочитать все. Все равно изначальный какой-то критерий существует.
ИК: Ориентируемся на автора, на тему, а вообще читать приходится очень много.
В: Фамилии, имена, которые вы издаете. Что искать в магазинах?