ВП: С какой целью вы решили все это опубликовать?
ИК: С той же целью, с какой мы публикуем все прочее. Человек получает возможность почитать весь этот комплекс идей и представлений, понять, что все это не с бухты-барахты, понять, что у этого есть своя история, уходящая корнями глубже, чем двадцатый век, ко временам крестовых походов, а то и раньше; что есть определенные доказательства и аргументы противной стороны; что есть определенные сомнения в том, что противная сторона является автором определенных деяний. Там есть потрясающие документы. Ну все же знают, например, что нашли какое-то письмо-инструкцию на арабском языке в багажнике автомобиля, в газетах после 11 сентября об этом писали. А что это за инструкция, ее кто-нибудь читал? В этой книге она приводится. Или вот говорят: «Бен Ладен, Бен Ладен…» Вот выступил он по каналу «Аль Джазире» с речью. Но саму речь, по крайней мере у нас, нигде не публикуют. Там есть, например, радиоперехват разговора Бен Ладена с муллой Омаром по мобильному телефону. Что они обсуждают? Очередной теракт? Нет, они обсуждают сон, который видел Бен Ладен. А Омар помогает Бен Ладену истолковать этот сон, понять его мистическое значение. И так на четырех страницах. И ты погружаешься в атмосферу просто «Тысячи и одной ночи», какая-то суфийская притча-сказка сплошная. А это реальные факты, из материалов ЦРУ, которые были опубликованы. Зачем мы это публикуем? Расширение взгляда на вещи, знание всегда спасает от манипуляций. Чем больше у тебя информации, чем больше ты понимаешь, тем труднее твоим мнением манипулировать. Мы, допустим, хотим издать биографию М. Кахане на русском языке. Это очень интересная история для понимания того, что называют конспирологией. В теории манипуляции часто создание концепта является фактически созданием организации или структуры. Движение «Ках» — это партия. Официально запрещенная в Израиле как нацистская. Самого Кахане убили в Нью-Йорке во время террористического акта, покушения. В 1960–1970 годы эта партия сильно нашумела. Люди Кахане еще устраивали провокации на всех гастролях советских артистов, потому что евреям не разрешали из СССР уезжать в Израиль. Но суть не в этом. В свое время были созданы «Протоколы сионских мудрецов». Допустим, что это провокация царской охранки, да? Я тоже считаю, что это провокация охранки. Но проходит буквально пятьдесят лет, и появляется Кахане. И партия, которую он возглавляет, в точности соответствует «Протоколу сионских мудрецов».
ВП: Как в романе Умберто Эко, получается…
ИК: Именно. Умберто Эко очень убедительно показал этот механизм в «Маятнике Фуко». В мире образов очень интересные вещи происходят. Если я скажу «Я построил дом», а ты по этому адресу придешь и не увидишь дома, то или ты решишь, что я сумасшедший, или ты решишь, что сам сошел с ума. Тут уже все зависит от крепости психики и силы убеждения каждого из нас. В любом случае, ты будешь считать, что дома нет, а кто-то сошел с ума. В мире образов все совсем не так. Если я сказал, что есть тамплиеры, они скоро появится. Как и показано в «Маятнике Фуко». (Смеется.) И вполне понятно, почему. Виртуальность не знает границ сопротивления физических законов. На уровне социальном, если выбрасывается некая идея, кто-то ее обязательно подхватывает. Причем, я не уверен, что Кахане читал эти «Протоколы сионских мудрецов». А вся его логика была такая: «Нас, евреев, обвиняют в том, что мы такие-сякие. Да, мы такие». И организация «Ках» официально проповедовала о превосходстве еврейской нации над всеми остальными, о необходимости того, чтобы она правила всем миром, а все остальные были бы у нее в подчинении вплоть до рабовладения и т. д. Очень показательная история, которая не сводится к простому сионизму или антисемитизму, а которая просто говорит о том, что ни одна идея не запретна ни для кого.
Символическая манипуляция приводит к тому, что и евреи могут быть нацистами. Феминистки могут быть мазохистками и т. д. У нас пытаются все поделить на черное и белое. А на самом деле все находится в постоянном диалектическом процессе, вещи перетекают одна в другую. Что такое стереотипы в западном понимании (потому что у нас слово приобрело несколько иное значение)? Это постепенное вырождение каждого слова и образа до самого примитивного: «у негра большой х** и он хорошо играет в баскетбол, а, так он почти животное, и в принципе, я ничего против них не имею, но лучше бы их не жило в нашем квартале». Это характерный пример. Уже давно замечен психологами кажущийся парадокс: чем глубже у человека интерпретация любого образа, тем легче ему подменить один образ другим. Чем ближе он к этому стереотипу, тем легче его самого можно убедить, что это не негры, допустим, такие, а… молдаване. Человека, который знает довольно много про негров (кроме этого стереотипа), никогда не убедишь ни в чем подобном, не заменить в нем образ негра образом молдаванина. И, конечно, в интересах манипуляции — создание стереотипов одномерных, одноклеточно мыслящих людей, которыми удобно манипулировать. Человеку не дают задуматься. И само мышление абстрактное спекулятивно объявляют пустой тратой времени.
ВП: В каких отношениях находится издательство с политическими силами? Насколько я знаю, вы симпатизируете национал-большевикам?
ИК: Дружба имеет место, но это не означает партийной принадлежности. Мы не ассоциируемся ни с одной из политических сил. Потому что наша платформа значительно шире, чем любой партии. И мы не занимаемся непосредственно организационной работой с массами. Примкнув к кому-то, мы автоматически потеряем возможность работать с другими силами, стоящими на других позициях, которые нам близки и интересны. А вообще, я бы с удовольствием напечатал любую книгу представителей, ну скажем, либерального, правого крыла, которая бы убедительно показывала ситуацию с либерализмом в современном мире и в России. Ведь либерализм хоть и по-прежнему на знамени, и им трясут и перед нашим носом, и в «большой семерке», реально он везде не является господствующим дискурсом.
ВП: Вопрос про ваше собственное поэтическое творчество. Помню, как ксерил в Ленинской библиотеке ваш поэтический сборник, вышедший в начале 1990-х весьма ограниченным тиражом с иллюстрациями Вячеслава Бутусова. Тогда эту книжку невозможно было достать, а теперь и подавно.
ИК: Могу сказать, что у меня самого его тоже нет.
ВП: Почему она не была переиздана, и не планируете ли вы издать какой-то новый сборник, тем более что есть теперь свое издательство?
ИК: Ну нет. Я вот против этого. Нехорошо это — пользоваться служебным положением.
ВП: То есть если бы предложило другое издательство, вы бы согласились? Тем более что наверняка есть что издать.
ИК:(В задумчивости.) Ну да, есть… Меньше, конечно, чем хотелось бы, объем не так велик. Я очень мало пишу, на самом деле. Было предложение издать, от «Азбуки» оно исходило, года четыре назад, но что-то заглохло, потеряли с ними контакт. Потом разговаривало со мной «АСТ». Но все как-то не заходят достаточно далеко в этом процессе.
ВП: Насколько я знаю, в свое время у вас был довольно серьезный конфликт с Михаилом Козыревым, гендиректором «Нашего радио». И те не менее, прошлым летом на «Нашествии» вы приняли участие в проекте возрождения «Наутилуса Помпилиуса». Как он вас уговорил?
ИК: Конфликт с Козыреым был лично мой, а не группы «Наутилус». Там ведь еще много людей, помимо меня, в группе. Я не хотел подводить музыкантов. Ну и что, что Козырев был организатором фестиваля? Мы с ним там даже и не встретились. Более того, увидев, что я буду выходить на сцену, объявлять «Наутилус», Козырев уехал с фестиваля. Он же поссорился и с Гройсманом. Гройсман сказал, что я должен обязательно выйти, Козырев сказал: «Только через мой труп».
ВП: То есть на этом фестивале конфликт не исчерпался, а, наоборот, усугубился?
ИК: Да, отношения с Козыревым остаются точно такие же. Мы так и не виделись с того времени, когда случился этот конфликт.
ВП: Как это случилось и как это выглядело?
ИК: История конфликта, на самом деле, не красит ни одну из сторон. Но я считаю Козырева достаточно мерзким типом, на человеческом уровне. А на уровне идейном, политическом, я просто считаю его одним из тех самых гадов, которые строят нынешнее «прелестное» общество, в котором мы живем. Я не жалею о конфликте, я жалею о форме, в которой он произошел. Потому что пьяная драка — это не самая красивая форма джихада из возможных. (Смеется.)
ВП: Как это все случилось?
ИК: Ну, я просто сказал Козыреву то, что я о нем думаю, потому что я был пьян и потому что он хамил мне. И этот спор перерос в драку. Причем в массовую, там было много участников. Это случилось на фестивале «Старый новый рок», который проходил в 2003 году в Екатеринбурге.
ВП: Как вы отнеслись к идее возрождения «Наутилуса» на единственный концерт?
ИК: Без энтузиазма, но и без осуждения. Людям иногда хочется собраться вместе, вспомнить старое время, Слава пошел им навстречу.
ВП: Результат-то был просто фантастическим!
ИК:(Морщится.) Да ну! Результат лишний раз доказал мне, что все это прошло давно. Я смотрел на это и думал, что все это уже смешно. Усталые взрослые дядьки надели эти сапоги, френчи.
ВП: На ваш взгляд, рок-музыка сейчас реально может что-то менять в умах слушателей, или она превратилась в консервативную форму, как джаз?
ИК: Все съедено. Форма должна постоянно меняться. Я помню, когда появилась электронная музыка и говорили «Ой, это ужас, молодежь дергается под это „дум-дум-дум“», — я говорил, что все дураки, и что «Продиджи» — это «Дип Перпл» сегодня. Я сразу изменил ориентацию музыкального вкуса в начале 1990-х. Точно так же я считаю, что сейчас эта движущая функция переходит в чему-то еще, к литературе, к медиа.
ВП: