Том 3. Non-fiction — страница 93 из 111

Кончилось рок-движение, началась издательская практика. Фактически речь идет о попытке самореализации, о попытке мышления вслух, которым является любое творчество в широком смысле этого слова, включая общественную и политическую деятельность. Сначала использовался один канал для самовыражения, как он перестал быть уместен, появился иной, более уместный или эффективный. Может быть, просто я дорос до него. Не хочу сказать, что двадцать лет назад я был таким же — безусловно, я эволюционирую, развиваюсь как личность, но тотального противоречия нет.

Я избегаю четкого позиционирования — литератор, поэт или издатель. Мне кажется, что эти определения имеют обратную силу, как в пословице «Назвался груздем — полезай в кузов». Нынешнее общество устроено так, что человек становится рабом своей самоидентификации. Мне это хорошо известно как человеку, который был достаточно популярен в той же рок-среде. И, говоря на языке корпораций, совершить ребрендинг — требует огромных усилий. В обществе существует огромная инерция по отношению к публичной фигуре. Вам как сотрудникам газеты «Завтра», думаю, прекрасно известно, как работают ярлыки. На человека приклеивается ярлык, после чего информационная среда избавляется от необходимости как-то его объяснять — это либерал, это красно-коричневый, это художник, а это ответственный политический деятель. Все эти наклейки грузом ложатся на плечи человека, разумеется, за исключением тех случаев, когда он сам с радостью готов самоидентифицироваться. Есть люди, готовые воплощать определенные публичные персоны, или у которых есть призвание играть, ибо таково жизненное призвание.

Для большинства же творческих людей подобные ярлыки носят характер угнетения. Всю жизнь я стараюсь избежать любых политических, социальных, культурных определений. Это все орудия разделения, которые превращают нас из субъектов в объекты и даже начинают нами манипулировать. Безусловно, что полностью застраховать себя от этого невозможно в публичном виде деятельности. Но, по крайней мере, надо стараться самому не способствовать наклеиванию ярлыков.

Корр: «Ультра. Культура» как явление общественной жизни, безусловно, состоялось. Выполняет ли издательство те задачи, которые намечались при основании?

ИК: Если проводить параллели с грибами, то обычное издательство — это невидимая глазу ризома, которая находится под грибницей, а книги — грибы. Мы пытались это взаимоотношение вывернуть шиворот-навыворот и до некоторой степени самим быть грибами. Мы пробуем создавать некое общественное лицо, которое бы и в издаваемых книгах выражало самостоятельную идею. Здесь и подбор авторов, и контекст, возникающий вокруг наших книг. Но надо отдавать себе отчет, что издательство вне текстов мало кому нужно. Если бы у нас не издавались интересные авторы, безусловно, сколько мы бы ни впихивали свое содержание, сколько бы ни раскручивали себя как некую марку, ничего бы не вышло.

Что касается идеологической ориентации. Еще три десятилетия назад был поставлен вопрос, не являются ли некоторые оппозиции, как-то: правое-левое, материализм-идеализм, — иллюзиями семантической системы описания; всегда ли столь различны и противоположны между собой категории, которые мы традиционно помещаем в черное или белое. Сейчас очевидно, что данная система устарела, перестала отражать реальные противоречия. Реальная суть отношений между социально-политическими идеями гораздо сложнее, чем классические традиции правого и левого, красного и белого. В умах мыслителей уже в том же двадцатом веке, особенно ближе к концу, это понимание появилось. Эти кажущиеся противоречия нам захотелось в каком-то смысле снимать. Более того, этому стала способствовать мировая ситуация. В мире начала воцаряться идея униполярного мира и связанного с ней единственного дискурса, универсальных правил.

А вместо многообразия ярлыков, которые представители разных идеологий навешивают друг на друга, должна была создаться одна общая официально утвержденная система ярлыков для всех.

Этот дискурс после падения Советского Союза получил новый толчок для роста, начал укреплять свои позиции в мире. В этой ситуации все остальные дискурсы оказались в ситуации против единого врага. В политической атмосфере это было прекрасно отражено в близких вашему изданию кругах, когда складывались идеи право-левой оппозиции, то, что противники назвали красно-коричневыми. Оппозиции начали стремительно сниматься, когда возникла угроза для идеологического разнообразия вообще. Нависла тень нового диктата, в котором будет функционировать единомыслие некоего образца.

Наше издательство начало развиваться в понимании того, что виды, приговоренные господствующим дискурсом к истреблению, должны защищать сами себя. Территорию свободы следует отстоять. В этом смысле надо вернуться к самым ранним истокам либерального мышления, которые заложены были в 17–18 веке, и посмотреть, является ли современное понятие свобод и вообще либерализма тождественным своим истокам, не мутировало ли оно, изменив полностью свое содержание. Анализ показывает, что сильно мутировало, и в настоящее время мы имеем дело с некоей тоталитарной системой мысли, которая, говоря о каких-то свободах, подразумевает совсем другое. Мы понимаем, что снова встает необходимость защищать право на свободу мысли для всех, включая твоих непримиримых оппонентов, перед угрозой запрета этой свободы вообще. Из этих идей и родилось наше издательство, включившее в себя людей очень разных политических убеждений, разных идеологических предпочтений, которые почувствовали одинаковую перспективу оказаться чужими в том мире, который пытаются нам навязать.

Корр: Почему стратегия издательства заведомо направлена на этакий общественный шум вокруг ваших проектов? Начиная от выбираемых для издания текстов и заканчивая собственной презентацией вроде лозунга «Все, что ты знаешь, — ложь» или самолета в качестве павильона издательства на Московской международной книжной ярмарке?

ИК: Лучшая стратегия в нашем случае — не изоляционизм, не исключение себя из господствующего дискурса, а использование его механизма. Когда ты находишься в некотором определенном обществе, ты не можешь быть свободным от него. В этом, может, и состоит финальная задача — чтобы построить такое общество, в котором ты мог бы жить и быть свободным от этого общества.

Однако до этого далеко, и нужно обязательно использовать имеющиеся социальные механизмы, в том числе информационной манипуляции. Позиция сектантства, изоляционизма никуда не ведет, она диалектически не приемлема. Тем более для такой организации, как издательство, вся суть которой состоит в опубликовании текстов, в донесении текстов до широкого круга людей. Позиция уклонения навроде — будем печатать только нам понятные книжки, 200 штучек, раздавать их среди своих, непонятна. Зачем это нужно?

Единственный способ защищаться — это переходить в нападение, единственный способ быть заметными — это обращать на себя внимание как можно большего числа людей. Поэтому только такая, подчеркнуто попсовая, рыночная позиция может привести к тому, что закрепишь за собой эту территорию. Безусловно, тогда возникают опасности манипуляции, опасности включения. Для этого ты должен постоянно свой репертуар обновлять. Как поступают грамотные переговорщики — постоянно повышают планку требований. Нельзя, потребовав сначала президента, потом соглашаться на районного прокурора. Наоборот, надо, потребовав районного прокурора, после его прихода потребовать президента. Иначе хана.

«Ультра. Культура» сейчас отказалась от выпуска альтернативной, переводной художественной литературы, потому что весь потенциал внесения каких-то новых идей в социум она исчерпала, стала фактом буржуазной реальности. Тот уровень протеста, который в ней содержится, обществом более-менее переварен.

Суть состоит в том, что ты должен постоянно менять направления. То, что становится приемлемым, становится неинтересным. Не потому, что внутри заложена идея «войны всех против всех». Если ты хочешь подать некое философское отношение, продать свой гриб, ты должен менять окраску, разрабатывать новые ходы.

Современное информационное общество стирает оппозиции новым методом. Раньше идеологическое общество строило свою идентификацию через прямые запреты. Сейчас общество действует затиранием через кажущееся многообразие информации.

Мы имеем не один иллюстрированный журнал «Огонек», в котором написано то, что проверено, а миллион глянцевых, в которых пишется одно и то же. Хотя уже нет никакой контролирующей инстанции.

Общество сначала ежится, когда кто-то издает какие-то не очень правильные книжки, а потом создает пятьсот подобных издательств, но с выхолощенной сутью. Издается пятьсот различных стенаний клерков, о том, как жесток мир, как хочется убить своего начальника — и клерки-читатели с восторгом потребляют подобные тексты, выпускают пар, а затем идут на работу.

Это «Общество спектакля», которое очень легко интегрирует в себя, переваривает любую новую информацию. Проблема для него начинается там, где начинается действие. Вот действие это общество способно переварить не любое. Но мы не политическая партия или некая боевая единица, нам остается постоянно расширять поле, подрывая его изнутри. Ибо то самое «многообразие» имеет одну слабость, которая срабатывает в длинной исторической перспективе.

Когда человек понимает, что многообразие, которое ему предлагают, мнимо, он уходит в отказ. Это связано с ростом личности. Поэтому надо постоянно давать эту возможность выбора. Если ее не будет вообще, то не будет того, кто способен отказаться. Поэтому нужно постоянно поддерживать интенсивность, расширять поле. Но это не в силах одного издательства.

Не исключаю варианта, что издательство рано или поздно придется закрыть как выполнившее свои функции и отчасти уже приевшееся обществу. И начать что-то новое. В этом смысле я никогда не идеализировал ни одного вида своей деятельности как окончательного реш