Том 3. Non-fiction — страница 98 из 111

Валера, Москва: Свобода — это абсолютная ценность или все-таки средство, которое должно быть оправдано какой-то целью? Если второе, то какой?

ИК: Нет, свобода — не абсолютная ценность, свобода — это средство для достижения абсолютных ценностей. Единственное оправдание — это соответствие целей, с которой используется свобода, намерениям Бога в отношении судьбы человечества.

К.: Вот мне кажется, что чтобы начать противостоять поп-культуре, надо сначала плотно с ней столкнуться и вариться в ней какое-то время; у вас есть какой-нибудь такой опыт?

ИК: Я думаю, что это, разумеется, так, но для того, чтобы столкнуться в настоящее время с поп-культурой, достаточно сделать 10 шагов до телевизора иди до радиоприемника, поэтому такой опыт есть практически у всех.

Светлана: Нет ли у вас ностальгии по советским временам?

ИК: Нет, у меня нет ностальгии вообще ни по чему, а по советским временам в особенности. Мне кажется, что ностальгия по советским временам — это в основном свойство некоторой прослойки молодых людей, примерно так 1970–1975 года рождения. У них случайно понятие «советское» совпало с понятием детство. У них не было опыта социализации советского общества, и поэтому они с ним знакомы только в форме Кремлевской елки и конфет «Дюшес». Мне кажется, что люди постарше такой ностальгией не страдают, а те, кто говорят, что страдают, делают это из своих корыстных интересов.

Всеволод Киприянов, Москва: Расскажите, пожалуйста, о связи между контркультурой и антиглобализмом.

ИК: Непосредственно такой связи нет. Так называемая контркультура существует уже три столетия, антиглобализм, или точнее — альтерглобализм — это новейшее политическое течение, безусловно, они пересекаются, в смысле присущего обоим антибуржуазного дискурса. Но мне кажется, что все-таки контркультура намного шире заложенной в ней претензии человеческому обществу, намного глубже и не сводится к борьбе с ТНК или против войны в Ираке.

Леонид, Москва: Как вам победитель нынешнего Евровидения? Это что? Это как?

ИК: В конце концов, если смотреть правде в глаза, Евровидение — это конкурс шутов. Поэтому, когда вместо шутов лицемерных, шутов-ханжей, шутов глянцевых побеждают шуты смешные, шуты честные — это безусловно положительное явление.

Серж, Москва: Как вы оцениваете творчество Вячеслава Бутусова после того, как ваш творческий тандем распался?

ИК: По-разному. Начало его сольной деятельности обещало гораздо больше, чем последняя работа. В настоящий момент не нахожу в музыке «Ю-Питера» ничего особенно интересного.

Артем, Москва: А нравится ли вам сам термин «контркультура»? Насколько полно он отражает то содержание, которым, в частности вы, его наполняете? Вы же, как мне кажется, противостоите не всей культуре вообще, а только отдельному, не столь большому, ее сегменту.

ИК: Мне вообще не нравятся никакие термины. Выражение «контркультура» уместно только в том смысле, что речь идет о противостоянии культуре как системе ценностей, акцептированных в буржуазном обществе. Хотелось бы обходиться без этих терминов, но увы, нынешняя ситуация их нам навязывает, поскольку в современном мире в супермаркете положен на полку может быть только товар, который снабжен ценником и штрих-кодом.

Варлея, Москва: Вы согласны с тем, что «Успех — одна из главных ценностей современного общества»? Разве моральное здоровье, внутреннее счастье, удовлетворение своим трудом — это не больший успех?

ИК: Для начала надо разобраться с тем, что такое успех. Успех ведь может быть и внутренней самооценкой человеком своего состояния. В этом смысле нет никакого противоречия между первым определением и вторым. Но вы имеете в виду, скорее всего, совсем другое. Говоря о современном обществе и успехе, надо помнить, что за успех признаются только вполне определенные вещи. В основном это деньги и в меньшей степени публичная известность. Такое определение успеха, безусловно, однобоко и внутренне ущербно.

Вил, Владивосток: Добрый день. Не кажется ли вам, что сегодняшняя страсть как официального, прибыльного, коммерческого шоу-биза, так и пресловутого «андерграунда», подполья к перепевкам, каверам, римейкам, revival и прочему переливанию старых песен из пустого в порожнее говорит, прежде всего, о том, что и шоу-бизнес, и контркультура сегодня объединены и поставлены перед фактом: говорить больше не о чем, остается повторять то, что проходило на ура лет этак дцать назад? Спасибо.

ИК: Безусловно, некоторое пристрастие к вторичной утилизации уже бывшего присуще всему современному искусству. Именно это обычно и называют постмодернизмом. Но я думаю, что дело здесь не столько в отсутствии новых идей, сколько в необходимости освоить, утрясти и уразуметь огромный культурный багаж, созданный второй половиной двадцатого века. Такие периоды в истории общества систематически случаются, ничего страшного в этом нет, в конце концов, все Возрождение художники рисовали одних и тех же святых, и ничего.

Alex, Омск: А что лучше? Панки тоже когда-то были контркультурой…

ИК: Это нормально, это диалектика, культура постоянно пытается одомашнить эстетически высказывания, коммерциализировать их, сделать допустимыми, и поскольку на их стороне вся власть государственного аппарата и инерция общественного сознания, ей практически всегда это удается. Необходимо придумывать все новые и новые методы взрывать сознание. Это как состязание снаряда и брони. Иногда художники даже перегибают палку. Но без этого, увы, невозможно.

Теофил: Возможно ли повторение такого явления, как свердловский рок-клуб 1980-х?

ИК: Разумеется, нет. Вообще история часто повторяется по существу, но крайне редко в тех же формах. Было особое время, особая среда, люди могли заниматься в свободное время общественной деятельностью, абсолютно не нуждаясь в деньгах, были другие, гораздо более мягкие, механизмы противостояния, но возникновение каких-то творческих объединений, коммун, тусовок, школ возможно, разумеется, всегда.

Костя Щурков, Жулебино: Что вы любите слушать дома, в плейере или в автомобиле?

ИК: Автомобиля у меня нет, плейер я слушаю очень редко. Как правило, по работе. Музыку я чаще всего слушаю дома, и это самая разная музыка, от самой новой до той, которой уже тысяча лет, и в самых разных стилях, жанрах, в зависимости от настроения и потребностей. А вот за работой я могу слушать музыку только относительно нейтральную, днем — радио «Джаз» и радио «Классик», ночью — не слишком агрессивную электронику.

Настя: Как вы относитесь к творчеству Joss Stone, и как бы вы определили ее музыкальный стиль? Спасибо.

ИК: К сожалению, никогда не слышал эту исполнительницу.

Владислав, Санкт-Петербург: Извините, вопрос не по теме. Кто станет чемпионом мира по футболу?

ИК: Испанцы.

Дима Скобелев: Какой путь должен пройти музыкант, чтоб без чьей-либо поддержки стать любимцем публики?

ИК: Я думаю, что одно из основных качеств, которое необходимо в нашу эпоху не только музыканту, но и любому человеку, претендующему на нечто большее, чем просто жизнь частного лица — это упрямство. Несмотря на всю кажущуюся непробиваемость, броня современного мира не выдерживает длительного давления, поскольку сопротивление элементов, ее составляющих, не мотивировано никакой высокой идеей, а только мелкими страстями и сиюминутной ситуацией. Люди, живущие только мигом, рано или поздно отступятся перед вашим упрямством и отойдут в сторону, сказав, что ладно, раз уж он такой сумасшедший, поделимся с ним местом под солнцем.

Артур Игнатов: Можно ли считать проявлением контркультуры музыкантов, поющих и играющих в подземных переходах, на улицах городов?

ИК: Нет, это проявление андерграунда.

Ирина, Москва: Идеи идеями, но чем отличается жизнь «контркультурщика» от жизни человека, интегрированного в массовую культуру? Может ли быть контркультурным не-поэт, не-музыкант, не-художник?

ИК: Безусловно, может. Хотя полностью под это сомнительное определение, разумеется, попадает только тот, кто все равно занимается какой-то общественной деятельностью, направленной на изменение существующей ситуации и на сопротивление хозяевам дискурса. Такая деятельность не обязательно должна быть творческая, она может быть политическая, административная и даже предпринимательская.

Muha, Москва: Что сейчас больше соответствует понятию контркультура: патриотизм (не чиновничий, конечно — впрочем, где эта грань…) или космополитизм?

ИК: Один из видных контркультурщиков сказал: «Несть ни Эллина, ни Иудея». Нация — один из любимых инструментов элиты для решения проблемы сохранения и преемственности своей власти. Ответ на вопрос выведите отсюда самостоятельно.

Arc, Moscow: Если уж стал вопрос разделять контркультуру и шоу-бизнес — куда отнести тогда Шевчука? Не кажется ли все-таки тема конференции надуманной?

ИК: Мне кажется, что надумана не тема конференции, а ваше понимание ее. Шевчук, он же живой, и уже далеко не мальчик. Он успел побывать и там, и там. В каком-то смысле принадлежит к контркультуре, в каком-то — шоу-бизнесу. Смотрите на вещи диалектически, а не рассуждайте, как Петька (ты за кого, Василий Иваныч, за красных или за белых?).

Arc, Moscow: А есть это самое «противостояние» между так называемыми «шоубизнесом» и «андеграундом»?

ИК: Разумеется, есть, только не надо его понимать как примитивное столкновение двух банд футбольных фанатов. Шоу-бизнес постоянно вербует представителей так называемого андеграунда в свои ряды, для того, чтоб повысить свою привлекательность на публике и выставить на продажу новые идеи, поскольку самостоятельно шоу-бизнес не может породить ничего творчески нового. Но разумеется, поросят в волчью стаю принимают на вполне определенных условиях, в частности, не рассказывать никому о том, что на самом деле делают волки со свиньями. Разумеется, после этого к андеграунду данных поросят относить уже никак нельзя. Так что, как везде, диалектика, диалектика и еще раз диалектика.