Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта). — страница 19 из 43

В пилотке выгоревшей,

Идет тропинкой полевой

Товарищ выздоровевший.

«За Кенигсберг», «За Будапешт»

Медали светятся.

О, край родной! О, край надежд,

Гадал ли встретиться?!

Земля!

Ты вновь шумишь в хлебах,

Не опозорена.

Теперь походный пот рубах

Нам снять позволено.

Старушка встретилась в меже.

— Домой, соколики?

Отвоевалися?

— Уже.

— Далече?

— В Дворики.

И прячет старая глаза

От солнца яркого.

— Не узнаешь?

— Узнать нельзя.

— Сынок Пояркова!

— Племянник! — кинулася.

— Он!

А звать — Василием.

— А я подумала: Семен,

Обозналась, прости меня!

Огаркова Семена ждут,

Сулился к праздникам.

— А что в колхозе?

— Видишь: жнут,

Не знаешь разве ты?

Ах, то-то снилися ерши,

А с ними — омуты…

А ты, племянник, не спеши,

Все в поле… дома-то.

— Ну что же, можно и шажком,

Дорога ровная…—

Вот сельсовет махнул флажком,

И сердце дрогнуло.

— Такого ж точно цвета флаг

Над всеми крышами

Мы там… на самый на рейхстаг,

Наверно, слышали?

Через лицо широкий шрам,

Оно замечено.

— Где угораздило?

— А там…—

Махнул:

— Неметчина.

Да!

Много ночек не спалось,

Кошмары мучили…

Все действует, и все срослось,

Ведь мы живучие!

На то и русский человек:

Свинцовой порцией

Его не умертвишь вовек,

Коль он упорствует.

Твое крыльцо родное.

Сядь.

Ступеньки дряблые.

Зато куда разросся сад,

Какие яблони!

А сажен сад его рукой,

Самим Василием.

— Узнать не можешь, кто такой?

Так пригласи меня!

Он под антоновкою сел.

— Жива, любимица? —

И позавидовали все:

«Он с ней обнимется?»

«Апорт… аркатные… анис…

Не хуже, кажется?!»

— Ну, да и ты сюда нагнись,

Не будешь каяться!

Ах, боже мой, как хорошо!

Как много отнято

Утех, кто к цели не дошел

С гранатой поднятой.

Он грудью полною вздохнул,

Кричать бы голосом,

Кудрями весело тряхнул:

— Не падать, волосы!

Пришлось и много перенесть,

Но живы силушки.

Готов сейчас на жатку сесть,

Вперед по нивушке!

А вот и мать:

— Что ж не послал? —

И подкосилася.

Отец покрепче:

— Я как знал,

Мы отпросилися.

И после хоженых дорог

В секреты минные

Легко ль переступить порог

Во время мирное?!

И льется в самовар вода.

— Сыночек! Васенька! —

Еще не знали никогда

Такого праздника.

Отец… тот чувства бережет,

Ему бы знания:

— Как хлебопашество… народ…

И вся Германия?!

— Ну, вот Германия далась,

Тебе не стыдно ли?!

Расскажет все не в этот раз.

Сыночек, сытно ли?

Сальцо… яички…

Хочешь — пей…

Вкрутую сделаю?

Да осторожно, не облей

Рубашку белую!

Постель постелена ему

С крыла лебяжьего —

Все самолучшее в дому,

Что в век свой нажили.

А ты чего сверчишь, сверчок?

А ну, замри скорей!

Не знаешь, что уснул сынок

Среди избы своей?!

— Молчу! Молчу! —

И тишина

Такая строгая.

А за окошком вышина,

Луна двурогая.

Переплелись и сон и явь,

И пруд и звездочки.

Луна осмелилась и вплавь

Плывет без лодочки.

Березки высветленный стан,

А рядом вербочки.

— Поярков спит?

Еще не встал?

— Мам, кто там?

— Девочки!

О родина! Так это ты?

Твои видения

Дают высокой частоты

Сердцебиения?

— Вставай, Василий! —

Самовар

Толкует запросто.

Давно так поздно не вставал

Поярков к завтраку.

Не говорят ему:

— Подъем! —

О, жизнь наивная!

И самовар не с тем огнем,

Не с поля минного.

Приятно выйти на крыльцо,

На пенье кочета.

Пусть поглядят в твое лицо,

Кому захочется.

Пускай найдут, что постарел,

А кто не старится?

Коль десять раз в огне горел —

И черту станется!

Звенят медали. Твердый шаг.

Седо родимое.

А сердце все, как этот флаг,

Непобедимое.

А сколько глаз через стекло

Ласкает воина.

А старики:

— Добро, добро,

Приехал вовремя!

А девушки…

Не описать

Восторга чистого.

Увидят Васю — и плясать

И петь неистово.

А предколхоза — тот с утра

Хотел к Василию,

Да вот и сам идет:

— Ура!

Спаси, спаси меня!

Василий крепко руку жмет:

— Привет Огаркову! —

Покрепче нажимает тот:

— Привет Пояркову!

— Здоров?

— Да, вишь, не оплошал,

Коль встал из пламени.

— А я вот здесь… за урожай…

С посевом… с планами.

— Как будто, больше седины

Теперь у Нилыча?

— Есть, есть,

А все из-за войны…

Я к вашей милости.

Ветряк бездействует у нас.

Как ты на призыве,

Чинили мы его не раз,

А он — с капризами!

«За Кенигсберг», «За Будапешт»

Медали светятся.

— Ужели никаких надежд?

Пойдем, завертится!

Забастовали шестерни?

Ай-яй, неладные!

А что, вот эти пятерни

Для вас желанные?

И он ручищами потряс:

— Смотри, крестьянские!

Сберег их целыми для вас,

Хоть долго странствовал.

Не колдовал и полчаса

Ключом он гаечным —

Ветряк работать принялся

С желаньем давешним.

По Дворикам идут они,

Тут их владычество.

Василий ладит про огни,

Про электричество.

— Довольно лампою коптить,

Теперь года не те:

По-новому взялися жить,

А тут — гадаете?

На ферме лишние труды —

Ведром потаскивать…

Насос поставить, две трубы —

И будьте ласковы!

— Поярков Вася!

— Сколько зим!

— Вот замечательно! —

В кругу Тамар, Любаш и Зин

Он встал с девчатами.

Смеются девушки:

— Живой?

— А как же думали!

— Какими ветрами домой?

— Свои задунули.

— Надолго ль, Вася?

— Лет на сто…

Покамест выстоим!

— Один приехал-то?

— А что?

— Так… любопытствуем!..

1949

Весна Викторовна

I

Под снежной пышной бахромой,

Укутана, уряжена,

Зима давно сама собой

Во всех уделах княжила.

Но апрель открыл артель

Производства капель,

Хватит спать, мол, время ткать

Неба синий штапель.

Вновь весна крылом взмахнула,

Лед мосты свои развел,

И земля на нас взглянула

Синевой своих озер.

Идет весна, посвистывая

То соловьем, то иволгой,

Березовая, ситцевая,

А где еловоиглая.

Идет зеленогрудая,

Идет зеленоверхая,

Летит к нам, звонко эхая.

Серебряными флейтами

Распелась над пространствами,