Михаилу Львову
Китеж-град, затонувшее чудо,
Помнишь ты — то грабеж, то пожар.
Как тебе голубая посуда,
Под названием Светлояр?
Может быть, снарядить водолазов,
Чтоб тебя на поверхность извлечь?
Не страшись, Китеж-град, если сразу
Ты услышишь татарскую речь!
Пусть тебя, Китеж-град, не пугает
Молодой водолаз Абдулла.
Он теперь от души помогает
Делать наши большие дела!
Мы спускаемся под воду вместе,
Он в скафандре, на мне — скафандр.
Он заводит татарские песни,
Я — свои, вот какой кинокадр!
Дай мне руку, мой друг подводный.
— Больно жму? — Ничего. Пустяк.
Ты свободный, и я свободный,
Ты — татарин, а я — русак.
Обступила вода живая,
Отступила наземная тишь.
Постоянно вопрос задавая,
Мы идем: — Китеж-град, где ты спишь?
Где твои переулки, заборы,
Где безделье твое и дела?
Где таинственные соборы
И набатные колокола?
Под ногами мешает что-то.
Кто сюда это все приволок?
Замечательная работа,
Удивительный котелок.
Не из меди он, а из кости,
На затылке пролом и пробой.
Век лежать бы ему на погосте,
Он устроился под водой.
Чей ты череп? Татарский? Русский?
Сколько верст по земле прошагал?
Он упал и тяжелым хрустом
Рыбу донную распугал.
Глухо стелется каменным днищем
Малахитовая трава.
И кого-то во тьме этой ищет
Лошадиная голова.
Зубы выщерены, смеется,
Так и ждешь, что она заржет.
Впечатленье, что в битву несется,
Землю русскую стережет.
Из поддонного можжевеля
Саблю ханскую достаю.
Как она под водой проржавела,
А когда-то была в бою.
А за нами вода бормочет,
На поверхность бегут пузыри.
А вода рассказать что-то хочет,
Ну, немая, давай говори!
— Ты чего это остановился?
Что мешает тебе, Абдулла?
Ты чему это так удивился?
— Уцелевшим остаткам седла.
Посмотри! — Он дает седловину,
Что дошла к нам от древних времен.
Кто сидел в ней, словчился ли вынуть
Ногу воина из стремен?!
За корягою хитрая щука.
Тесно ей, изогнулась ужом.
— Абдулла! Дорогой мой, а ну-ка
Повоюй-ка подводным ружьем.
Он прицелился, загарпунил,
Взял за жабры: — В ней будет пуд! —
На боках ее отсвет лунный,
По спине у нее изумруд.
Чешуя у нее золотая,
Потрудился, видать, золотарь.
Луч глубинный, по щуке играя,
Превратил ее в царский алтарь.
Где ты, Китеж? Скажите, рыбы!
Не уху мы спустились варить!
Но воды многотонные глыбы
Не хотят ничего говорить.
Тьма подводная зеленеет,
Жмется к зарослям озера хвощ.
В Светлояре никто не умеет
Водолазам хоть чем-то помочь.
Где ты, Китеж? Ответь! Не мучай!
Золотые уста разомкни.
Но в подводности этой дремучей
Из историков — мы лишь одни.
Никого. Никакого града.
Ни надгробий и ни могил.
Нет, так нет, ой ты, лель, ой, дид-ладо,
Вот и час расставанья пробил.
Подымаемся с Абдуллою,
Как два света, мелькнувших в грозу.
Не гитара у нас под полою —
Щука хитрая с искрой в глазу.
Светит солнышко над Светлояром,
Пахнут дикой полынью стога.
Так уверенно, видно, недаром
Наступает на землю нога.
Провода разгуделись протяжно
От предчувствия скорой зимы.
Был ли Китеж? А это не важно.
Важно то, что реальность — мы.
Абдулла говорит: — Вот мой домик,
Дом хоронится в камыши.
Ты запомни: двадцатый номер,
Не забудь, из Москвы напиши!
Абдулла! Пусть не будет тайной,
По татарам давно я скучал,
В годы бедствий и тяжких скитаний
Миша Львов меня выручал.
Абдулла черноглазый, как вальдшнеп,
В скулах выражен весь Восток.
В нем ни хитрости нет, ни фальши,
Жизнь и молодость бьют, как ток.
Смотрит на воду дом его отчий.
Крыша падает прямо на дно.
И Союз теперь у нас общий,
И державное знамя одно.
Пей, татарин! Помянем Китеж!
Пробки хлопают, как из ружья.
Люди! Тихо, спокойно спите,
Если мы с Абдуллой друзья!
Авдотья-рязаночка(Поэма-былина)
Шел Батый Рязань-город жечь,
Полонить вольных русичей.
Как возгОворил он середи поля:
— Эй вы, ордынщики степные,
Конники удалые, помощники лихие,
Остры ли у вас кинжалы?
Полны ли у вас колчаны?
Наточены ль стрелы певучие,
Натянуты ль тетивы тягучие? —
Отвечала орда в один голос:
— Стрелы у нас не в бровь, а в глаз,
Тугие тетивы натянуты,
Вороные кони накормлены,
Прикажи, хан, во поход идти! —
От гика, от крика, от топанья
Закурилася дикая степь.
Не тучи над Рязанью затучились,
Не громы над рекой распрогромились,
Не с неба вода — из степей орда
Рязань идет резать, людей идет грабить.
Вот уж в крайней слободе пал палят,
Вот уж в средней слободе дёл делят,
Косарям, пахарям, вольным русским людям
Руки вяжут.
Застонали голуби под карнизами,
Заревели коровы под навесами,
Закудахтали куры под насестами,
Кони ржут под седлами подлыми, русичей топчут.
Не хватило силушки крестьянской
Выстоять против силы басурманской.
Горит Рязань, разгорается,
Сердце кровью обливается.
Муж Авдотьи-рязаночки в плен попал,
Брат Авдотьи-рязаночки пенькой связан,
Сынуленьку-живуленьку и того ведут,
Дитя неразумного и того куют.
Возговорил тогда Авдотьин муж:
— Нехристи-басурмане, мы — христиане,
Прежде чем смерть принять,
Дозвольте мне жену повидать.—
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Будет тебе жена глухая стена,
Будет тебе ласка земляная тачка! —
Возговорил тогда Авдотьин брат:
— Нехристи-басурмане, мы — христиане,
Прежде чем смерть принять,
Дозвольте мне сестру повидать.—
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Будет тебе сестра секира остра,
Рогожная постелька, надежная петелька! —
Восплакался тогда Авдотьин сын:
— Пустите меня до маменьки,
Пустите меня до родненькой,
Словечко сказать, назад прибежать! —
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Молодой, да плут, вся и сказка тут!
Будет тебе мама земляная яма,
Уложит тебя эта мать на земляную кровать! —
Не с закату солнце потусмянилось,
Не от ночи приблек лазорев цвет,
Потусмянилось солнце с горя горького
От беды поблек лазорев цвет.
Зори над Рязанью зарумянились,
Облака над зорями закудрявились,
Солнце встает, Рязани не узнает!
Ни златоверхих теремов,
Ни зазывных колоколов,
Ни крылец резных, ни ворот расписных,
Ни красных девушек, ни добрых молодцев,
Ни мужей удалых, ни коней вороных!
Пепел по ветру развевается,
Полынь слезой заливается:
— Охти, мое горюшко, охти, мое горькое,
Басурман меня конем стоптал,
До корней злодей кистенем пронял! —
А где же Авдотья? А где же рязаночка?
Авдотья-рязаночка на Оке-реке
Сено косит, у солнышка ведра просит.
В заливных лугах ветер-вольница,
Прямо под ноги трава клонится.
Во лузях трава шелковая,
Во людях совесть чистая,
У Авдотьюшки душа ясная.
Она мах махнет — трава падает,
Она шаг шагнет — коса поет:
— Я траву кошу для лошадушек,
Я стога мечу для коровушек,
Я сенцо сушу возле речушки
Для вас, мои овечушки.—
Красное солнце на подым пошло,
Росу с травы поубавило.
Разморил Авдотьюшку полуденный зной,
Искупайся иди, Авдотьюшка!
Холодна водица, хороша молодица,
Станом в березку, очами в темную ночку,
Русая коса — всему свету краса!
Разделась Авдотьюшка до самого стыда,
Ступила ногою до самого дна,
Плывет лебедушка, плещется,
Журчит вода по оплечьицам.
Студено, бодро Авдотьюшка себя чувствует,
Дал ей бог силу русскую.
Но, как ни кинь, как ни смерь,
Потехе — час, работе — день.
Плавала Авдотьюшка по воде,
Плывет Авдотьюшка по траве,
По травке-муравке, по травушке,