Варка (кинулась к учителю). Холодный! (Накрыла свиткой.)
Мамай (склонил голову). Народный учитель был с народом. Пускай история знает!
Ромап. Я, дядя Лавро, коммунист — это Егор Иванович сказал… А меня в погреб прячут… Я без вас не могу, и все тут. Давайте знамя, подержу, пока вы будете биться… (Плачет.)
Мамай (подает знамя). Разве коммунисты плачут?
Входит Несвятипасха, неся Коваля.
Несвятипасха. Без счету клал кадетов! А теперь и не отзовешься! (Кладет Коваля.) Лавро, убили моего побратима. Из-за слез свету не вижу! Вставай! Вставай, а то я около тебя лягу!
Коваль. Разве без этого не обойдемся? Держитесь… Красная Армия придет… (Умирает.)
Несвятипасха. Убили моего побратима! (Склоняется над Ковалем.)
Варка. Идут, Лавро! Смерть наша идет!
Мамай. Ну, прощай, Роман… (Целует хлопца.) И ты, Петро… (Целуется с Несвятипасхой.) Много Мамаев тут помирало. А еще больше будут жить! И еще как жить! С любовью, с хлебом, с песней!
Варка. И я верю, Лаврик… Весна вокруг цветет… И все-все вижу… (Обнимает Лавра.)
Мамаиха (входит). Тут жили, тут и помрем…
Мамай. Благословите, бабушка, как обычай велит.
Мамаиха. Благословляю тебя, Лавро. Добрый был отцов сын, мой внук, а людям — оборона. Тебя, Варка, хозяйская дочка, чистая душа… Тебя, Несвятипасха, божье чадо… И тебя, воин Роман…
Роман. И дите наше, оно в погребе?
Мамаиха. Мы честно прошли жизнь. Мы заслужили светлую память у людей.
Роман. Дядя Лавро, я знамя повыше подниму, ага!
Варка. Как я счастлива с тобой, Лавро!
Мамай. Вспомните о нас, потомки!
Несвятипасха(выламывает обгорелую жердину). А ну, подходи пасхи святить!
За сценой нарастают голоса и приближаются, вот-вот вбегут враги.
Темно. Пауза.
В темноте у стены хаты стоят Мамай, Варка, Мамаиха, Несвитипасха, Роман со знаменем. Перед ними враги, нацелившие винтовки. Офицер махнул револьвером, подавая сигнал к расстрелу. Темнота упала, как залп. Тишина. Пауза.
Понемногу вместе с постепенным возвращением света издалека вдруг наминает звучать музыкальное трио. Громче и громче. Вот музыканты подходят, играя, к хате, стоят у боковой стены, не видя расстрелянных.
Дед. Как выскочат из-за кургана! И по коням! Это уже победа настоящая! Пускай теперь Несвятипасха не блажит!
Рыжий. Знамя красное!
Замухрышка. Знамя, как огонь!
В погребе заплакал ребенок. Роман вылезает из-под Несвятипасхи, медленно идет к погребу, поднимает крышку, лезет туда.
Дед (увидев расстрелянных, снимает шапку). Победа… Для кого эта победа? Разве же так можно?.. (Уходит на цыпочках, неся скрипку перед собой.)
Рыжий. Нас послал к ветряку победу поджидать, а сам, боже ты мой!.. (Некрасиво плачет и, взяв под мышку бубен, тоже уходит.)
Замухрышка (прячет сопилку за пазуху). Жили, как люди, померли, как герои… Победа… (Уходит.)
Во двор вбегает Егор Иванович.
Егор Иванович. Все в порядке, дети мои… (Увидел.) Ох, что я говорю?!. Какое несчастье!..
Входит Устин.
Устин (торжественно). Через горы перелез, через реки переплыл, перед Лениным встал! Поклон вам посылает великий человек… (Кланяется до земли.) Сын мой… Мама… (Становится на колени.)
Роман (вылезает из погреба с ребенком на руках). Это вы, дяденька Егор Иванович? И дед Устин! Красная Армия пришла?
Егор Иванович. Пришла, Роман.
Роман. Нас всех расстреляли, а я встал. Чего вы плачете? Теперь Ленин знает нас. И дядю Лавра, и тетю Варю, и моего тэта, и маму, и Матвея Степановича, и товарища Коваля, и бабушку Мамаиху, и Несвятипасху, и всех-всех! Кругом война, а мы живые. Коммунисты. Идею несем. Кругом война, а мы ее несем, несем!
Тишина. Слышен цокот копыт.
Занавес
Харьков, 1937.
Потомкидрама в трёх действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Грицько Чорный — тридцати семи лет.
Василина — его мать, пятидесяти пяти лет.
Марийка — его дочь, шестнадцати лет.
Христя — бригадир, двадцати семи лет.
Омелько Петренко — пятидесяти пяти лет.
Семен Твердохлеб — председатель колхоза, двадцати трех лет.
Саня — его сестра.
Иван Горлица — сорока лет.
Иван Голешник — сорока лет.
Одарка Прийма — председатель сельсовета, сорока лет.
Докия — ее дочь.
Дед Мелхиседек — девяноста трех лет.
Дед Грак.
Бабка Галя.
Бабка Медунка.
Бабка Коваленчиха.
Село Байрак, весна.
В старой просторной хате-лаборатории колосится рожь. На дворе солнце, весна.
Василина (одна). Ну, вот так я и знала. Когда груша расколется — не жди добра. Покойник свекор мой ни во что не верил. А как пошел под лед на иордани, вспомнил, наверно, и грушу. (Помолчала.) Словно живая, стоит перед хатой. В листья уберется, росой умоется, такая ласковая, такая заступница. Муж, бывало, меня ударит, а она сучочком в окошко — тук, тук! Не бей, человече, жену, не годится. Вот ведь какая заступница!
Христя (беременная, входит). Вернулся, матушка? Да какой же хоть он? Постарел, иль поседел, или совсем переменился?
Василина. Пять годов, вишь, минуло. Э-э, нет, брешу! Семь годов минуло. Их таки обучали там, как в чистоте ходить. Не успел в хату войти — мама, воды горячей. Слышишь, плещется?
Христя. Да какой же он, какой?
Василина. Такой. Может, и позабыл? И как его выселяли и обоих Иванов-партизанов наших… Немалый срок — семь годов.
Христя. Ой, если б забыл, тетя Василина!
Василина. Не из таких, чтоб забыть. Два века жить будет — не забудет. В сердце положит, чтоб бередило. Детям накажет, внуков настроит! И тогда слов не знал, как собака — гав, гав — да и только! А теперь и вовсе рта не раскроет, как немой.
Грицько (из чулана). Мать!
Христя. Идите, идите скорей, матушка. Да скажите, что это я. Сердце, словно колокол, бьется… не удержать!..
Василина. Придет — сама скажешь.
Грицько (входит). Не дождешься вас.
Василина. Какой же ты неласковый. Вон, погляди — Христя пришла, как горлица прилетела. Нешто узнаешь, что батрачкой была?
Христя. Да хоть поздоровайся, скажи хоть словечко. Видишь, какая я стала, семь лет — короткий век.
Грицько. Выйдите, мама.
Василина. Совет вам да любовь, а мне внучат в придачу! (Уходит.)
Христя. Грицько, это я, Христя!
Грицько. От кого нагуляла?
Христя. Дай же мне хоть наглядеться на тебя. На кудри твои, на твои глазоньки. Ишь и седина пала, снегом припорошила.
Грицько. От кого нагуляла? Это вот и есть твоя любовь?
Христя. Жизнь моя проходит. Никак дождаться не могла, хотелось ребеночка к груди прижать. Я уж ему всего наработала — и хлеба и к хлебу…
Грицько. Отойди. Думала — я не вернусь?
Христя. Говорил, женой назовешь, перед людьми со мною станешь, повенчаемся…
Грицько. С кем?
Христя. С кем? Разве не со мною? Мучилась, Советскую власть за тебя попрекала… И как с другим сошлась — все ты у меня в глазах, все тебя вижу, тебя целую, твои руки слезами обливаю… Полгода с ним прожила и разошлась…
Грицько. Байстрюка убей. Мне чужих не надо.
Христя. Грицько!
Грицько. Надо было ожидать.
Христя. Голубчик! Опомнись! Не говори таких слов! Вон, послушай, зашевелилось под сердцем…
Грицько. Убей!
Христя. Горюшко мое!..
Грицько. Не хочешь?
Христя. Нет! Железом жги — нет! Глаза вырви — нет! Где у тебя душа? Дитя не буду убивать. Теперь дети — честь, а не позор!
Грицько. Христя!..
Христя. Не подходи! Вот, плюю на мою любовь! Тьфу! И разотру! Из сердца вырву! Тьфу! Тьфу!
Грицько. Не бесись!
Христя. Ты думаешь — семь лет прошло, а Христя и через семь лет руку тебе целовать будет? Не дождешься. Была я прежде темная женщина, а теперь — бригадир!
Грицько. Заткни глотку, бригадир!
Христя. Не заткнешь! (Уходит.)
Василина (входит с Марийкой). Вот он, внучка. Христя уже чем-то ему не угодила!
Марийка. Здравствуйте!..
Грицько (перебивает). Мама, выйдите, мы с дочкой поговорим.
Василина. Ишь какой оратор! Внучку мне напугаешь!
Грицько. Забыли отцовскую науку? Так я напомню.
Василина. Не тебе, сынок, напоминать. Я забуду, так хата напомнит. Кровь моя на полу. Косы на притолоке. Слезы на лавке напомнят! Глянь, лаборатория стала, а и поныне дух твоего отца чую.
Грицько (Марийке). Где мать?
Марийка. Мама померла. На второй год, как вас выслали. Я пришла сказать…
Грицько (перебивает). Хлопец где?
Марийка. Купаться пошел, да и не выплыл.
Грицько. О боже, боже, какое горе! Лучше бы тебя нечистый забрал! Мне сын нужен!
Василина. Кого нечистый забрал? Нашу лучшую звеньевую? (Целует Марийку в голову.) Не гляди, что мала. Как выйдет со своим звеном, так за десятерых управляется!
Грицько. Звеньевая? Молодец, дочка! Прошу прощения, что не признал. Хоть бы подросла малость. И голос ребячий. Да ничего. На отцовских харчах подрастешь. Ну здравствуй, дочка, коли так …(Хочет обнять.)
Марийка (уклоняется).