(Пьет). А вы смилуетесь надо мной и не тронете.
Голешник. Ой, не надейся, казаче!
Горлица. Ты зачем к нам приехал?
Грицько. А что?
Голешник. Мы спрашиваем!
Грицько. Матери земно поклониться, дочку мою единственную к сердцу прижать. Христю, нареченную мою, обнять.
Голешник. Марийку хочешь на свой лад переломить?
Грицько. Скотина — и та своего детеныша лижет, а я ж отец! Никто меня не услышит, только дочка, только Марийка…
Горлица. Мать свою, и Христю, и Омелька — всех на агитацию взял! Каждый твой шаг записан в нашей бухгалтерии!
Голешник. Все дела твои — как на ладони!
Горлица. Семь лет стоит наш колхоз. Как Верден стоит. Как Царицын стоит! Слышишь?
Грицько. Меня закон отпустил, а вы убить хотите? Стреляйте! Не боюсь!
Голешник. Мы тебя без стрельбы. Видишь руки? Кузнецкие. Полосы железные гнут.
Грицько (бросается на Голешника). Убивайте, душегубы! Убивайте! (Схватил за горло.)
Голешник (отрывает руки от горла). Извиняюсь. (Бьет Грицька кулаком.) Сядь!
Горлица. Давай начинать, а то на него не скоро душу выбьешь.
Грицько. Налейте ж мне водки, чтоб не чуять хоть, как помирать буду!
Горлица (наливает). Зря водку переводим!
Грицько (пьет). Припомните, как вы меня босого по снегу гнали! Как вы хозяйство мое рушили! Мало вам горя моего? Сердце свое спросите!
Горлица. Не поп!
Голешиик. Сердце не замай, у меня нервы слабые.
Грицько. Прощайте, земляки. Умираю от рук ваших безвинно. Пускай бог вам простит, а я прощаю. За упокой души моей подайте. Живите счастливо. Мне бы хоть с матерью попрощаться… (Обращаясь к ковру.) Прощай, дочка моя родная!
Голешник. Не расстраивай меня.
Грицько. Может, и сами увидите, что загубили безвинную душу. Я зла не имею. Вы люди чистые. Оставляю вам деньги, какие семь лет закопанные лежат. Берите, добрые люди. Я вас люблю.
Горлица. Довольно! Купить думаешь? Революционная совесть не продается! Молись, ежели хочешь!
Грицько. Люди добрые! Земляки! Братики! Дозвольте хоть спеть мне. Последний раз в жизни.
Голешник. Пой, что хочешь. Хоть панихиду.
Грицько (начинает):
Ревуть-стогнуть гори-хвилі..
Горлица и Голешник (не выдержали):
В сиеесенькім морі,
Плачуть-тужать козаченьки
В турецькій неволі.
Плачуть-тужать козаченьки
В турецькій неволі..
Голешник (утирает слезы). Хватит! Не могу.
Грицько (обрадованно). И у вас сердце не каменное.
Горлица. Э, нет, казаче, это мы грех свой революционными слезами поливаем, а тебе — конец! Молись своему богу!..
Грицько. Во имя отца и сына…
Голешник. Начинай сразу с аминя.
Грицько. Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный… (Крестится, бьет поклоны, вдруг опрокидывает лампу.)
Темно. Что-то упало, вскрикнула Марийка, загремели скамьи, посуда.
Голос Грицька. Спасите! Спасите! Убивают! Спасите!
Отворяются двери; свет, в дверях Христя держится за косяк. За нею — Твердохлеб, люди. Горлица лежит на полу, никак не может подняться на ноги. Голешник держит Грицька. Семен бросается разнимать. Пауза.
Твердохлеб. Опять партизаните? За вами, как за детьми, смотреть!
Христя. Погибаю, Гриць… Огонь меня жжет. Вся в огне… Ребенок холодный, как камень… Скажи… Скажи людям…
Грицько. Я ничего не знаю… (Отворачивается.) Василина. Сын мой, сын…
Марийка (плачет). Он такой… такой… Твердохлеб. Говори, Христя, Христя!
Христя. Я… я… я… (Теряет сознание.)
Занавес
Двор. Новая хата. Вверх по склону простирается цветущий вишневый сад.
Дед Мелхиседек(входит в белой рубашке, белых штанах, босой). Что есть смерть? Что есть смерть — спрашиваю? Трех попов пережил — ни один не сказал. Теперь — помирай как знаешь. В церковь семьдесят годов не хожу, позабыл, где и двери отворяются. Еще когда был батюшка Павел, дак невежей меня обозвал. "Ты, говорит, невежа, хоть бы ноги мыл, как в церкву идешь, а то в другой раз ко кресту не подпущу!" — "Не пускайте, говорю, батюшка! От такой вашей обиды я на церковь и не оглянусь, хай она у вас завалится!" А она и завалилась, слава богу. Теперь мой черед. Ишь какую цацу нашим молодым колхоз выстроил! Василина покрасила в разные цвета. Омелько двор расчистил. Хата — что веночек! Соломой покрыли, по-старинному. Прохладная будет в жару, теплая в мороз. Любистка насадили — ребят купать. Барвинок расстилается. Куст калины у колодца. Это я колодец в низинке выкопал, мою воду будут пить. Лягу вон там на пасеке и буду помирать, глядя на чужое счастье. Отвернусь от тебя, земля! Говорят, хорошо помирать, когда пчелы гудут. Вишневый цвет осыпается на руки, будто с неба голубого. А тут и чарочка со двора — слышно — звенит за упокой души. Песню заведут, подтяну тихонько. Душа тем временем из меня — порх! — и улетит. Прямо туда. Вон — за речку, за край земли, далеко, аж на тот свет, к куму… (Идет на пасеку, ложится, сложив руки.)
Грицько (входит крадучись). Глаз не сводят с меня. Дети играют — и тем до меня дело. Словно голый посреди села хожу. Прикрыться мечем. Этого ли я ждал семь лет? Арестуйте, кричу, не мучайте! "Погуляй, говорят, сегодня у нас праздник — семь лет колхозу, погуляй, придет Семей, тогда арестуем, ежели надо будет". Подложу труту под стреху — загорится, тогда меня не устерегут, сбегутся гасить. (Достает трут, зажигает.) Пускай и материно добро дымом уйдет! (Засовывает в стреху.)
Дед Мелхиседек. Ты что это, чертова душа, а?
Грицько (отскакивает, оглядывается). Здравствуйте, дед.
Дед Мелхиседек. Я вижу! (Подходит, вытаскивает из стрехи трут.) Пускай, мол, тлеет трут, а там — прощай, хата? Тьфу! (Плюет на трут, гасит пальцами.) Помереть спокойно не дадут.
Грицько. Гнездышко стережете, пока голубь и голубка в сельсовете записываются?
Дед Мелхиседек. Вот я тебя сейчас в сельсовет отведу, душегуб!
Грицько. Отведите, дедушка. Пускай назад в Сибирь везут. Кровавыми мозолями буду работать, чтобы никто меня хлебом не попрекал…
Дед Мелхиседек. Брешешь, идол! Ты привык, чтоб на тебя другие работали.
Грицько. Мать меня прокляла, дочка отшатнулась, люди моей тени пугаются. Разве я зверь или оборотень?
Дед Мелхиседек. Собачья желчь! Христю отчего Семен в больницу повез? Я и землю и под землю вижу! Я — геолог!
Грицько. Божья воля, дед.
Дед Мелхиседек. Божья воля, а твоя ласка! Коли б мне не треба было помирать, я б из тебя такую юшку выдавил, собачья желчь!
Грицько. Давите, дед!
Дед Мелхиседек. Теперь — давите! А ты знаешь, что у нас поджигателям бывает? Высшая мера!
Грицько. Корень мой земля не принимает. Что мне делать? Куда податься?
Дед Мелхиседек. Холера по тебе скучает. Туда и иди!
Грицько. Куда?
Дед Мелхиседек. Вон боярышник цветет. За ним — ветлы. Туда иди. (Хочет уходить.) Повесься там! (Идет на пасеку, опять ложится.)
Грицько (вслед деду). Помирайте себе потихоньку. Свою жизнь отжили — в нашу не лезьте!
Марийка (входит, запыхавшись). Дядя Омелько! Дядя Омелько!
Грицько. Тебе чего?
Марийка (увидала Грицька). И вас еще земля держит?
Грицько. Из больницы идешь?
Марийка. Бегу тропинками, не стала и подводы ожидать, бегу по полю, ни облачка, тишина в степи, как на похоронах, а я бегу, спотыкаюсь! Хочется мне кричать, хочется плакать, за что? Скажите мне — за что?
Грицько. Поди выпей воды.
Марийка. За что вы ее убили? Она ж любила вас!
Грицько. Что ты плетешь? Кого убил?
Марийка. Неужели и слезы у вас высохли? И совесть бурьяном заросла?
Грицько. Христя, что ли, померла?
Марийка. Вы ее убили!
Грицько. Упокой душу!..
Марийка. Она мне сказала! Не скроетесь!
Грицько. Ей померещилось, а ты веришь!
Марийка. Не померещилось. Вы убили!
Грицько. Диву даюсь я, Марийка. Не могу тебя узнать. Как это так? Отречься от своего рода? Отца родного ногами топтать? А отец может и разгневаться.
Марийка. Не отец — душегуб! У вас руки в крови! Не подходите! Разве вас можно жалеть? Пропасть между нами лежит!
Грицько. А я пропасть вот как переступлю и дочку свою за шею…
Марийка. Пустите!
Грицько. Поглажу. Сердце у меня болит, а никто не пожалеет. Чего ты кричишь, дочка?
Марийка. Я не кричу. Вы ж не волк. Да еще средь бела дня.
Грицько. Пойду куда глаза глядят. От людей, от семьи, от дочки, от матери. Горе меня сокрушает, несчастье к земле гнет… (Утирает притворную слезу.)
Марийка. Не прикидывайтесь!
Грицько. Проводи хоть ты меня в дорогу. В далекий путь уйду…
Марийка. Э, нет! Этому не бывать! Сидите, пока люди сойдутся!
Грицько. Прощай, пойду.
Марийка. Я милицию за вами пошлю. Не убежите.
Грицько. Рехнулась?! Отца закапываешь!
Марийка. Люди!
Грицько (тихо). Не кричи. Зачем срамиться? Грех тебе, дочка. Некуда мне бежать. Некуда — и все тут. Куда убежишь? Мне каяться надо. Душа чует. Веди к народу. Пора.
Марийка.