Саня. Я так и знала.
Омелько. Несите в хату.
Марийка. Не надо… Мне тут… Около людей…
Прийма. Ножом пырнули.
Бабка Медунка. Кладите у хаты! Я кровь заговорю. Сюда! Тише! Полегче!
Твердохлеб (кладет Марийку). Сердце слышно.
Бабка Медунка шепчет что-то.
Слушать команду! Саня! Докия! Духом в правление. Берите лошадей — в больницу. Немедленно доктора (Василине.) Полотна. Горячей воды. Бегом!
Василина исчезает в хате.
Саня. Мы ее прежде перевяжем.
Твердохлеб. Кому сказано! Марш!
Докия. Идем, идем. (Уходит, ведя за руку Саню.)
Василина (выносит из хаты чугунок). Боже мой, дитятко мое!
Твердохлеб. Разрежьте сорочку! Осторожно!
Бабка Медунка. Отойди, Семен Петрович. Не годится тебе. Это женское дело.
Твердохлеб. Одарка Ивановна, скорей! Преступника поймали?
Прайма (рвет полотно). Мы нашли ее вон там за кустами боярышника. Кровью исходила. Я наказала Голешнику и Горлице обыскать все вокруг…
Твердохлеб. Хорошо. Дайте ей водки. Бедная Марийка!
Женщины окружили Марийку.
Омелько. Да что ж это такое, Семен Петрович? Неужели и у себя дома покоя нет?.. Долго ли еще? Разве это фронт?
Твердохлеб. Везде фронт. В колхозе, на заводе, повсюду…
Омелько. Мы тут сидим, песни поем. А она лежит, сердечная, кровью исходит!
Твердохлеб. Чужих будто и не было.
Омелько. Это не чужой! Это свой!
Твердохлеб. Перевязку сделали?
Бабка Медунка. Крови много вытекло.
Омелько. Полотном обложите.
Бабка Медунка. Ничего, будет жить.
Входят Голешник и Горлица. Все повернули головы к ним.
Прийма. Поймали?
Горлица (хмуро). Поймали.
Твердохлеб. Чужой?
Голешник. Нет, свой.
Василина. Грицько?
Горлица. Грицько.
Прийма. Отпустили? Не допросили?
Голешник. Он не уйдет.
Омелько. Ой, уйдет. Не знаете вы его!
Горлица. На этот раз не уйдет.
Бабка Галя. Они ж его убили! Видите, и руки в крови!
Горлица. Мы не убивали. Это Марийкина кровь.
Прийма. Нечего сказать, граждане. Значит, нет у нас суда? Самосуд у нас?!
Голешник. Мы, Одарка…
Прийма. Я вам не Одарка! В трибунал!
Василина (утирает слезы). Спасибо, тебе, Иван, и тебе, Иван… Ежели собака взбесится — ее убивают… Чтобы людей не искусала… Вот и вы так… Спасибо от матери…
Горлица. Тетка Василина, ей-богу, мы не убивали. Правда, злость нас разбирала…
Прийма. Хватит! Хоть ложью себя не пятнайте!
Голешник. Семен Петрович, хотите верьте, хотите нет…
Твердохлеб. Марийка что-то говорит, тише…
Марийка. Бабушка Василина… Я вам свадьбу испортила… Пойте…
Василина. Дитятко мое… Как же петь…
Марийка. Пойте… Я буду жить… Христя померла, а я буду жить… Бабушка Василина, про зайчика… Это ничего, что слезы… Я их утру… (Отирает глаза.)
Василина. Зайчику, зайчику, мій братіку! Не ходи, не ходи по тородчику… (Утирает слёзы.) Не могу.
Марийка. Ох как жжет. Пить хочется… Торопилась домой…
Твердохлеб. Кто тебя ранил, Марийка?
Марийка. Ранил?.. Ага, ранил… Говорит, я цветок сорву, дочка… Наклонился к кусту… Я глаза закрыла и отвернулась… Тогда меня что-то сюда… Ой! Как огнем ударило… Разве он отец? Пришла в себя — лежу… Боярышник цветет… Солнце…
Омелько. Вы нам не сказали, Семен Петрович, что Христя померла!
Твердохлеб. Её убил Грицько. Заплакала перед смертью, поцеловала Марийку. "Передай, Марийка, всем — пускай! хорошо живут, пускай детей любят!"
Прийма. Чего же она раньше молчала?!
Омелько. Сердечная Христя!
Вбегает Саня.
Саня (Твердохлебу). Докия поехала за доктором. У Дома культуры все село сошлось на торжество… Как узнали, что Марийка ранена, — такое поднялось! "Где Твердохлеб, кричат, поймать злодея!" Палки взяли, вилы — и в цепь! "Облаву, кричат, облаву!"
Прийма. Я побегу туда!
Твердохлеб. Никто не уйдет от гнева народного. Обождите меня.
Марийка (раскрыла глаза). Саня…
Саня. Сейчас доктор!
Марийка. Христя о тебе вспоминала… говорит… с ней так легко жить…
Саня. Если б ты знала, какая ты глупая!.. Глупая, как, как… Я не знаю что!
Марийка. Подойдите сюда… товарищ Твердохлеб…
Твердохлеб подходит, все отворачиваются.
Семен... Тебе страшно было на границе?
Твердохлеб. Нет, Марийка.
Марийка. И мне не страшно… Сначала было страшно… А теперь нет… Теперь нет… Только ты не отходи от меня…
Твердохлеб. Не бойся… Мы все тут… Марийка (целует Семена). Вот так и вот так… Теперь мне совсем хорошо… До ста десяти лет доживу… Правда, Саня?
Саня. Не слушаю! Ничего не слушаю! Твердохлеб. Проживешь, Марийка. Непременно проживешь!
Бабка Медунка. Проживешь, мое сердце! Нож скользнул, рана нетяжелая.
Василина (встает). Проклинаем всем народом. Именем предков и потомков! Проклинаем врагов народа! Проклинаем!
Во двор входит Грицько, позади него дед Мелхиседек.
Дед Мелхиесдек. Иди! Иди, собачья желчь!
Твердохлеб. Спасибо, дед, за государственную службу!
Дед Мелхиседек. Трясца вашей груше! Сам знаю, что государственная!
Грицько. По дороге жук-жук, по дороге черный. Погляди-ка ты, дивчино, какой я проворный. (Приплясывает.)
Прийма. Рассудка лишился?
Голешник. Теперь веришь партизанам, что мы не убили?
Горлица. Сразу ей — трибунал, нервы…
Грицько. Сорока-ворона кашу варила, деточек кормила, тому дала, этому дала, этому дала…
Голешник. Пришли к нему, а он, как скотина, пасется на траве. Ползает на четвереньках и щиплет, а?!
Горлица. Мы от него за кустами, за кустами да — ходу!
Дед Мелхиседек. А мне все одно — пасется или не ‘пасется! Высшая мера — и все тут!
Твердохлеб. Ладно, дед!
Голешник. Еще его бабушка была с придурью.
Горлица. Да, да.
Омелько. Больница покажет.
Василина. Сын, сын! Проклятое семя!
Подходят люди.
Прийма. Надо связать, а то еще на людей кинется.
Горлица. Подходи! Все, гуртом!
Твердохлеб. Отставить! Вояки!
Голешник. Чего ж ты сердишься, Семен? Еще искусает кого — все село взбесится!
Грицько. Садитесь, дорогие гости, пейте, ешьте, петух кричит к пожару, аллилуйя!
Бабка Медунка. Подойди, Гриць, сюда. Это я, бабка Медунка. Головка болит?
Грицько. Кукареку!
Бабка Коваленчиха. Испуг такой, что и не сольешь!
Твердохлеб. Вам, Григорий Чорный, надо было сдаться. Слышите? На милость народа.
Голешник. Толкуй с ним!
Саня. Максим Горький сказал: если враг не сдается — его уничтожают!
Твердохлеб. Добре, Саня!
Грицько. По дороге жук-жук, по дороге черный…
Твердохлеб (перебивает). Григорий Чорный, вы сами оттолкнули свою жизнь! А она восходила перед вами, как солнце. Наша Хрпстя — незабвенной души и светлой памяти — протянула вам руку, отдала любовь. Вы убили любовь. Вы убили Христю!
Грицько. По дороге жук-жук…
Твердохлеб. Григорий Чорный, разве вам не жалко жизни? Разве вам не жалко солнца? Не жалко, весны? Не жалко земли — пахучей, теплой, родючей?! Не жалко?!
Грицько (выдохнул). Жалко! (Тотчас же спохватился, захохотал.) Дам работу каблукам, каблукам работы дам, попадет и передам…
Твердохлеб (не слушая). Вы могли бы жить среди людей. В беленькой хатке, земля парует. Жаворонок. Любимая жена. Дети. Слышите — дети!
Грицько (не выдержав). Ну и брешешь ты, Твердохлеб! И зачем ты брешешь? Разве ты дашь мне жить? Тесно нам двоим на свете! Ненавижу! Слушайте, люди!
Омелько. Мы уже слышали!
Голешник. Гляди — вот так сумасшедший!
Грицько. Не я сумасшедший, а вы все без ума! Прощайте, люди!
Дед Мелхиседек. Что-то ты долго прощаешься, душегуб!
Грицько. Господи благослови. (Крестится, неожиданно выхватывает нож, намереваясь поднять его на себя.)
Твердохлеб (выбивает нож). Выдержки не хватило!
Грицько (падает на колени). Люди! Братцы! Мама! Землю буду есть!
Твердохлеб. А выдержки нет потому, что нет вам пути. Не знаете, куда идти, что делать, для чего жить.
Грицько. Душа горит! Люди! Мама!
Василина. Нет у меня сына.
Твердохлеб. Ведите его.
Прийма. За мной. Ведите арестованного! (Идет.)
Горлица. Есть! Узнаю девятнадцатый год.
Голешник (Грицьку). Иди, артист, Макс Линдер!
Уводят Грицька. Прийма идет впереди.
Марийка (поднимается на ноги). Бабушка Василина… Какое солнце хорошее…
Василина (бросается к ней). Дитятко мое, но упади!
Твердохлеб. Товарищи, кто просит слова?
Дед Мелхиседек. Трясца вашей груше! Мне слово! Сватаю тебе, Семен, эту куницу, красивую, белолицую. Чтоб потомство множилось. А мне уж, видать, теперь можно и помирать…
Твердохлеб. Не умеете вы, дед, помирать — вон пускай и люди скажут!
Дед Мелхиседек. Кто не умеет? Я не умею? А ну, играйте! Я вам покажу, как помирают! Глядите все! "В месяце июле выпала пороша! За то бабу дед любил, що баба хороша!" Шибче! Шибче! Жару давай!