Горшков (поворачивает вывеску). Еще и контролер-тарификатор на время вынужденного простоя завода!
Горицвет. Простите, такой и специальности-то не существует! Это у вас от гитлеровской оккупации в голове крутится. Вот этакое крутится, да и только! Словно перпетуум-мобиле, что означает — вечное движение!
Горшков (повел рукою). Тут вечного-то движения и не хватает… Гляньте, что делается!
Горицвет. Ничего особенного не делается! Зона пустыни, как говорили эти псоглавцы. Но какая ж это пустыня, если мы тут ходим? При нашем характере — это уже не пустыня, а чуть не цитрусовая плантация!
Горшков. И что вы за хвастун, Петр Петрович! Может, со злости?
Горицвет. Если б не злость, так сердце бы давно выскочило!
Горшков. Я понимаю, что так бить, как вас полицаи били, можно только слона или крокодила… Да и тот бы заплакал! Но вы ведь сами нарывались на несчастье, как слепой! К чему было ходить по территории без дела? Поставили вас дикари работать, ну и делайте вид, что работаете!
Горицвет. Савва Гнатович, не раздражайся! Я бродил по территории завода, потому что это мне было вместо средства от бессонницы! Ладно, думаю, попаситесь, чертовы пришельцы, — не для вас мы будем поднимать эту гордость Донбасса!
Горшков. Ну, хорошо, пускай это было лекарство, а кто же тогда кирпичину швырнул в немецкого мастера?
Горицвет (засмеялся). Да ее, наверно, ветром как-то сдунуло!
Горшков. Ветер тот был с руками, вот вам и всыпали горячей проволоки!
Горицвет. Ну, кто там будет учитывать, чем кому всыпали! Теперь Гитлеру всыпаем с процентами, не хватит и арифмометров сложить все вместе… Зачем ходил, зачем ходил!.. Я вынашивал проект использования температуры домны…
Горшков. Для этого надо хотя бы иметь домну!
Горицвет. Будет! Максим Иванович, слыхали, где был? На Урале. Что же он, даром хлеб ел? Привезет все, что вывез. Как возьмемся поднимать завод! Я не могу успокоиться! Да вы понимаете, что происходит сегодня?! На свет народились! Свободные советские граждане!
Горшков. И зачем же так кричать?
Горицвет. Разве запрещено?
Горшков. Не запрещено — сами должны знать, что в доме, где лежит мертвое тело (обвел рукой), не годится очень кричать. Почтим память покойника-завода тихим словом. Семьдесят лет он простоял. Еще дед мой тут в кузне у англичанина начинал. Была маленькая речушка, над речушкой — кузня… А потом как пошло, как пошло… До самой революции концессионер на отсталой технике… Зато после революции что делалось! Гаечки не осталось старой… Помните клумбы, цветы, деревья, аромат? Техника самой высокой социалистической марки! Фонтаны в цехах, газированная вода, домна выкрашена в серебристо-стальной цвет… Мартены как работали! Такую сталь варили, что даже лаборатория удивлялась…
Горицвет. Как вы можете так спокойно говорить! Тут такие чувства, такие переживания! Нужны громкоговорители! Вернулась Советская, дорогая наша власть! Ура-а!!
Солдат (выходит из блиндажа). Старики, я вас очень прошу, никаких воинских выкриков… Свободное дело, снайпер услышит и подстрелит…
Горицвет. Да какие ж мы старики? Сорок годов!
Солдат (свертывает цигарку). Отставить стариков. Это вы без работы старики, а как возьметесь за дело — аккурат коренной рабочий класс…
Горшков. Не сомневайтесь…
Солдат. Выбили мы, значит, противника с территории завода, а тут и утро, кончился ночной бой… Начался, значит, бой дневной… Оставили меня тут у телефона… Так вовсе не дают спокойно работать… На животе подползают, спасибо, говорят, что завод наш освободили… Погодите, говорю, тут от завода-то кот наплакал, и даже, представьте себе, такая страшная трава… Одного штатского бойцы нашли в траве, принесли ко мне… Лежит без сознания от контузии…
Горицвет. Спасибо вам, что завод освободили!
Солдат. Война — тяжелая вещь, не скрою. А все ж приятно вызволять свою землю из-под оккупанта! Нажмешь этак, противник бежит, станешь на площади, автомат на животе, а слезы так по щекам и бегут, как из крана, не можешь быть хладнокровным, когда вокруг все плачут и припадают к твоей шинели… Как же нам тут жилось, товарищи?
Горицвет. Нет, вы скажите, как вы жили! Пам дела было мало — голодали, помирали, фашисту не покорялись… А вам же надо было оружия, хлеба наготовить, Гитлера взять за горло!
Горшков. Гляньте на завод — скажете пустое место? Это душа наша, потоптанная врагом, но она жива, она встанет!
Солдат. Свободное дело. Я такие факты видел. Встанет.
Горицвет. Погляньте, кто это по бурьяну ползет? По чужой ли?
Солдат. А ну, станьте в сторонку, я его уложу из автомата. Эй, шагай сюда! Нечего подкрадываться! Вижу!
Горшков. Не надо! Это наш. Мастер доменный…
Горицвет. И верно — Свирид Гаврилович! Чего же он поклоны бьет? О, снова упал на колени, ползет! Опустите автомат, не дай бог выстрелит! Может, слышали — это командир партизанского отряда товарищ С.?
Горшков. Как бы он там на мину не напоролся!
Солдат. Свободное дело. Минок противник насыпал.
Горицвет. Мины ему не страшны… Сам воевал ими… Может, не утерпел, домну осматривает, этакий нетерпеливый!
Солдат. Эй, мастер, поберегись! На минку нарвешься! Не видно вашего доменщика… В бурьяне пропал…
Горицвет. О нем начать рассказывать — может, и до вечера не кончишь! Он же у гестапо, можно сказать, в лапах был… Повели его вешать… его и еще людей… Вот тут перед заводом виселицы стояли… А партизаны и налетели… Полицию сразу закидали гранатами, палачей перестреляли, осужденных вытащили из петли… Одного не спасли, ранен был, сын бургомистра…
Горшков. Отрекся от отца, работал на партизан!
Горицвет. Эге ж… Бросились искать дочку Свирида Гавриловича, а ее у виселицы нет. Туда, сюда! Нет. Вдруг слышат, погибла Надюша в полиции!
Солдат. Бедный отец! Единственная дочка?
Горшков. Ею только и жил. Да домной. И птицами…
Солдат. Кур разводил?
Горицвет. Соловьев! Да! Были у него соловьи!..
Тоненький, пронзительный гудок паровоза. Гудит, гудит, нетерпеливо требует проезда.
Солдат. Паровоз. Свободное дело…
Горшков. Видите, какие у нас машинисты? Еще и рельсов не положили, а он едет! Гуди, гуди, обождешь!
Горицвет. Бежим, Савва Гнатович! Как услышу гудок, так и полетел бы, так и полетел бы!
Горшков. Это нам показалось… Откуда тут взяться паровичку? Давно поржавели… Да в лом пошли…
Горицвет. Я сбегаю! Помните, заводской паровозик некуда было деть, так директор пустил его под цех, а потом и завалил. Это, может, он. Бежим!
Горшков. Пока директор с Урала не приедет, не одолеем…
Солдат. Свободное дело. Приедет и директор. Бывало, только освободим территорию, на заводе еще позиция, а директор уже приехал!
Горицвет. Наш не хуже! Это он освобождал Свирида Гавриловича из петли. А потом его вызвали на Урал.
Солдат. Интересуюсь для моего военного понимания — какой должен быть директор?
Горшков. Спрашиваете, какой должен быть директор? А вот я вам обрисую нашего…
Дуся (вбегает, на ней засаленный ватник). Сколько же вас звать, товарищи рабочие?! Привела паровозик под самые ворота, гуду, гуду, а вы все не слышите! Здравствуйте, товарищ боец! Приветствую на свободной донбассовской советской земле!
Солдат. Свободное дело. Пойду в блиндаж, пора проверять связь. Да там еще контуженый, надо взглянуть… (Уходит в блиндаж.)
Горшков. Я и не знал, Дуся, что вы машинист.
Дуся. Давайте не будем канителиться!
Горицвет. Хома Мартынович еще в погребе?
Дуся. Вы не смейтесь, Петр Петрович, это я его заставила спрятаться. Всем, думаю, опасно, а ему больше всех… Какой же у него опыт! Пятьдесят лет! Заперла в погребе и рада… И вдруг — заглянула утром и духу его нет!.. На завод утек!
Горшков. Где ж он?
Дуся. Максима Ивановича не видали? С ним.
Горшков. Побежали! Нас тут уже нет! Покричи, Дуся, Свирида Гавриловича. Он тоже тут… Беги на паровоз и гуди на полный пар! Созывай людей… Каждая живая душа — на завод!..
Появляется Мотря Терентьевна, с нею женщины, мужчины. В руках у них лопаты, кайла, ломы.
Мотря Терентьевна. Где же Максим Иванович? С чего начинать? Там люди идут и идут… Давайте работу.
Горицвет. Будет работа, Мотря Терентьевна. Поздравляю вас с торжественным днем освобождения!
Мотря Терентьевна. Спасибо. Наш праздник — работа…
Дуся. Товарищи рабочие, надо расчистить путь для транспорта!
Мотря Терентьевна. Доченька моя! Не судилось тебе с моим Коленькой свадебку сыграть. Проклятый брат мой укоротил ему жизнь. Вчера еще люди видели, как Ленька просился к своим господам в машину, но гитлеровцы его отпихнули. Пешком пошел! Неужели не увижу, как он будет висеть на том самом месте, где Колю вешал?!
Дуся. Пошли за мной, товарищи! Время дорого. Максим Иванович наказал поднимать транспорт…
Свирид Гаврилович(входит, держа одну руку за пазухой). Приятный нынче день. Никогда не вернется "Крупп-верке". Мы им дыхнуть не давали. Боролись, как видите. Выстояли, товарищи! А почему так вышло? Держава наша выстояла. Держава наша Советская крепка. Бомб она не боится. Танки ее не пугают. Люди у нее железные. Такую войну выиграть! Да разве есть слова, чтобы вместить всю нашу любовь, нашу благодарность?! Ура, товарищи!.. (Снимает одной рукой шапку, не вынимая другой из-за пазухи.)
Все кричат ура.
Горшков (тихо). Вы ранены, Свирид Гаврилович?