Карл. Так вот я что сделал: я нанял для собрания зал Германа. Понял? Ступай и приходи с девушками.
Молодой выходит. К Карлу приближаются Высокий и Гвардия.
Высокий. Вот вам и сам товарищ Гвардия.
Карл (протягивает руку). Привет! Фамилия у тебя хорошая!
Гвардия (садится). Дали в подполье. Так и осталась.
Карл. Военные силы организовывал?
Гвардия. Красную гвардию на нашем заводе.
Карл. А теперь Гвардия торговлей занимается? Заводы покупает? Может, вам нужен социализм? Мы вам недорого свой продадим. Полицейский.
Гвардия. Разве — на мыло! А больше не на что.
Карл. А с заводом — и рабочих покупай одновременно. Все равно сами побегут.
Гвардия. Так привыкли к заводу?
Карл. Ежедневно есть привыкли. Ежедневно ночевать в доме привыкли.
Гвардия. Значит, такой у вас социализм?
Карл. Сам говоришь — на мыло.
Гвардия. Вот какое горе я вам причинил?
Карл. Ты на наше горе не обращай внимания. Сами его выдыхаем. Не жалей!
Гвардия. Завод, безусловно, плохой. Мне рабочие показали все его недостатки.
Карл. И что же ты решил?
Гвардия (задумался). У тебя какая специальность, брат?
Карл. Паровозная.
Гвардия. Между прочим, плохая у вас погода в Германии. Ты на сборке работал? У вас парообогреватели откуда идут?
Карл. Из электросварочного. А что?
Гвардия. Правильно. Так оно и есть.
Карл. Экзаменуешь меня?
Гвардия. У нас до сих нор боятся электросварки. Парообогреватели все еще отливают.
Карл. Ты рабочий или администратор?
Гвардия. Рабочий. Послали меня сюда потому, что тут не каждому администратору поверишь. Да если еще он не рабочий.
Карл. Наш завод лучше вашего?
Гвардия. Новее и больше.
Карл. Может, купишь? Хозяин недорого возьмет.
Гвардия. А какой будет твой совет? Покупать?
Карл. Нет, не покупай. Даром не бери. У вас нужно строить коммунизм на новых заводах. Этот завод пускай для нашего остается.
Гвардия. Если бы я купил завод — то куда бы рабочие пошли? На улицу? Под окна с протянутой рукой?
Карл. Мы пошли бы на улицу. О нас ты не думай. Тебя послал наш класс.
На эстраде возобновляется движение.
Конферанс. Сегодня у нас экстра-выступления. Смех — слезы. Первым нумером выступит известная красавица, хозяйка уральских платиновых рудников, баронесса Икс.
Баронесса (жалкий вид, поет басом). Рроманс „Уйди, мечта!“ (Поет.)
Уйди, мечта! О, прочь уйди, златая,
Красавице младой груди не растерзай!
На синеве небес раскрылись двери рая,
И сыплет лепестки на землю чудный май!
Уйди, мечта, ведь он не возвратится —
Он умер весь от ран в Бразилии сырой.
Его больная тень к красавице стучится,
Красавице стучит вечернею порой!
Гвардия. Может, ты поехал бы к нам?
Карл. Жалеешь, что останусь без работы? Пойду с протянутой рукой?
Гвардия. Я же завод не покупаю!
Карл. Заводов у нас много, и безработных — миллионы…
Гвардия. Я видел Франца — наш специалист, немец. Испугался он безработных. Говорит, что повис в воздухе между двух точек. Какой воздух, какие точки — так и не добился.
Карл. Как его фамилия?
Гвардия. Франц Адер. Говорит: „Я балансирую в воздухе…“
Карл. Отец его был моим товарищем. Мастер. А сына выучил на инженера. Тихий, любил кактусы и ни за что не хотел заниматься политикой. На нашем заводе вдвоем с сыном работали.
Гвардия. Он настаивал, чтобы мы купили ваш завод. Коммерческая выгода, говорил.
Карл. Там, у вас, настаивал?
Гвардия. У нас. Здесь он молчит, но мне показалось, что хочет заговорить.
Карл. А ты с ним не говорил?
Гвардия. Человек сам добьется нужного ему класса. За нас работает история.
Карл. У вас много таких острых?
Гвардия. А ты думал шуточное дело — руководить государством?
На эстраде несколько офицеров-балалаечников. Истрепанная одежда, погоны. Очень разношерстные и разноплановые.
У одного болят зубы.
Конферанс. Боевые русские полковники сыграют национальную песню горцев Кавказа.
Балалаечники режут „Ухарь-купца“. Один в черкеске мрачно выходит вперед. Танцует, взяв в зубы обыкновенный нож.
Гвардия. Вот они — наши хозяева! Проклятые души страны! Они нам шахты водой заливали! Рабочих и крестьян расстреливали!
Карл. Играют хорошо!
Гвардия. Одного моего товарища повесили. Три дня не давали снять. И сейчас перед глазами стоит. Сына моего замучили. Я сам едва ушел от петли…
Конферанс. Национальный украинский герой, атаман гетманского войска, фельдмаршал фон Китичка. Покажет военный танец, который пляшут его казаки перед боем.
Выходит пьяная, запухшая рожа. Синие штаны, жупан, медали на нем, длинная сабля. Молча начинает сразу же „садить“ гопака. Его догоняет музыка.
Гвардия. Это — актер?
Карл. Эмигрант. Их не разберешь. Они словно отроду актеры.
Гвардия. И у нас такие есть. Эстрадники. Трудовой элемент, член профсоюза, все как следует. А выступает так, как этот орел. Стыдно!
Карл. Неужели он фельдмаршал?
Гвардия. Не очень. Просто контрреволюционер. Ты знаешь — многих из них мы… в расход, как бы это перевести на немецкий слово „кокали“? (Показывает.) Понимаешь — голову прочь, руки прочь, ноги — к чертям! Били, как хотели. Гетман полгода был в Киеве, империалистам хлеб давал, мясо давал, все давал. У нас на Украине его программу знают!
Карл (неожиданно). Там у нас кузнечный цех очень хороший…
Гвардия. На самом деле хороший. А что?
Карл. И механический. Может, ты купил бы эти цеха отдельно. В них хорошо можно работать. А остальные цеха — не годятся.
Гвардия. Я, брат, понимаю тебя. Но я даю тебе слово паровозника, что у меня нет жалости. Я не покупаю завод по другим причинам.
Карл (тихо). Ты не подумай, что мы боимся оказаться на улице!
Гвардия (растроганный). Брат мой, давай осмотримся вокруг. Мир огромный стоит вокруг нас, и машет нам, и кричит! Никакая интервенция нам не страшна! Поймет нас весь мир!
Карл. На каком же языке?
Гвардия. На таком, на котором очень хорошо понимали нас в девятнадцатом году французы, греки, немцы, зуавы и другие нации. На нашем пролетарском языке. (Становится в позу, говорит без акцента.) Камрад! Пролетариат! Пуанкаре сволочь! Вив ла Франс! Солидарность! Руби их под корень! Топи своих лейтенантов! Из пушок не стреляй! Вставай, проклятьем заклейменный! И всё тут! Видишь, понятно всему миру!
Кабинет. Окно с тяжелыми гардинами. Лампа. Мало света. Огромный стол и такое же кресло. Сидит маленький Горбань. Как ребенок. На столе звонит один из телефонов.
Горбань (голос, как фистула). Так, слушаю. Это вы, Эрнст? Как трещит в трубке! Наша старая Германия не умеет уже и телефоны исправить! Болит голова. Не люблю весну — сыро и душно. Здоровье слабое. Выздоровею, выздоровею! Обязательно! Причиню вам еще одну неприятность! Ну, ну, не нужно сантиментов! Знаю, что вы не можете дождаться, пока я сдохну. Отчего же обижаться? Это — ваше право, право молодого волка. Вы замените старого, когда его выволокут на свалку. Ну, конечно! Я вас не зря взял в сыновья. Молодость думает, что она завоюет мир, но не забудьте, дружище, что мы стары, как мир. Кто? Волки-одиночки. Те, которые любят анархию. Не бойтесь — анархию производства. Один на всех, и все на одного. Прошу, прошу. Вы успокаиваете волка-одиночку. Я хотел бы быть молодым. Я — человек, а не-я — капитал. О нет — не для весны! Я помог бы вам в близкой и неотложной схватке. Вы не уверены, что она близка? Поверьте старому волку. Знаю. Есть шрамы на ушах и на коже…
Входит Франц.
(Горбань продолжает). Будьте здоровы. Приезжайте к старику.
Вешает телефонную трубку. Приглашает Франца садиться.
Франц (машинально). Как здоровье, господин директор?
Горбань. Так себе, Адер. Скоро умру. Не любит меня Германия. Нужны теплые края.
Франц. Собственно, вы не любите Германию, господин директор.
Горбань. Вы уже так думаете? Я болен, Адер. Мне уже время вспоминать о том свете. Раздать деньги попам, расширить дом для сирот, ассигновать средства на больницу. Мне уже время изучать псалмы и купить путеводитель по царству небесному.
Франц. Я приехал в отпуск, и мне нужно купить путеводитель по Германии. Хотя Германия — не царство небесное, а всего лишь республика. Вот и ваш завод стоит.
Горбань. Я его променяю на деньги. Вы получите ваши комиссионные.
Франц. Они обожгут мне руки. Я начинаю думать, что старые заводы пусть разваливаются там, где они построены.
Горбань. У покупателей есть возможность все осмотреть. Какая мне выгода продавать новые станки? Если большевикам понадобятся большие паровозы — они обратятся к нам. Не думаете же вы, что они сами будут их строить на собственных старых заводах?
Франц. А вы построите себе новый завод?
Горбань. Покамест нет. Сейчас кризис. Теперь у нас маломеханизированное производство камнем висит на наших делах. Мы хотим, чтобы этот камень был снят с нас.
Франц. И за это право чтобы было заплачено деньгами?
Горбань. Вы мило шутите. Хотя иногда мне кажется, что вы немного неосторожно задаете мне вопросы. Я не чувствую у вас искренности. Во время приступа болезни мне мерещится, что надо мной смеются.