— Пахнет теплом… А, это лошади… Такие же невольники, как и я… Кось, кось! Среди лошадей не пропаду…
— Давай иди сюда, к людям! — слышен спокойный голос слепого. — Удрала с эшелона?
— Ой, люди добрые!.. Не выдавайте немецким катам… Пятый день ни еды, ни питья… Теплушки заперты…
— Как же ты выбралась, дочка? — спрашивает женщина.
— Какая-то добрая душа замок сбила… Говорит — сидите тихо, а в дороге выскакивайте… А мы все как хлынули из вагона. Смотрим — другие вагоны тоже… О, слушайте!..
На станции слышится стрельба. Ревет сирена. Крики и топот бегущих ног.
Распахивается дверь, и мгновенно вскакивают в теплушку Панько и Микита.
— Правильно попали? — негромко спрашивает Панько.
— Правильно, — отвечает Майка.
— Вот видишь, Микита, всегда надо запоминать номерок вагона! В такой суматохе сам себя потеряешь… Зато достали газетку!..
— Что там за шум? — голос слепого.
— Да, понимаете, кто-то поотпирал вагоны, а там находились невольники, отправляемые в Германию… Волынка заиграла…
— Очень некстати, — суровым голосом молвит слепой, — из-за некоторых горячих голов может застопориться важное предприятие… Нельзя делать много дел сразу. Ждите неприятностей…
— Я уйду, дяденька, — говорит, забеспокоясь, невольница. — Вот отогреюсь капельку и уползу прямо в снег… Я вам не помешаю…
— О тебе вопрос не стоит, — останавливает ее слепой, — ползи сюда, мы тебя лучше зароем в сено…
— На, дочка, одежду, — говорит женщина, — прячься И сиди тихо. Что-нибудь придумаем.
— За укрывательство беглых полагается расстрел, — шипит староста.
— Покажите газетку, — требовательно обращается к пришедшим Майка.
— Вот она… Лежала на рельсах… Да это не газетка, конечно, а листовка, может…
— За листовку тоже расстрел, — предостерегает староста.
Майка взяла листок и подошла к свету.
— По-немецки напечатано. "Дойтшен золдатен…" А! На обороте и наши буквы… "Немецкие солдаты. Окруженная группировка немецких войск фельдмаршала фон Паулюса сдалась сегодня в плен в Сталинграде. На милость победителей капитулировало 220 тысяч солдат и офицеров. Раненые отправлены в русские госпитали. Танки Манштейна разбиты и обращены в бегство. Поход на Берлин советских войск начат! Немецкие солдаты, вы воюете за неправое дело. Немецкий народ никогда вам этого не простит! Долой Гитлера!"
Дверь отсовывается, лезет немецкий солдат с ведром кипятку.
— Прошу, господин фельдфебель, это здесь.
Лезет грузный пожилой фельдфебель:
— Черт! Эти лошади способны укусить даже фельдфебеля германской армии! Они перекусают всю Германию, проклятые казацкие животные! Ты видел когда-нибудь, Рудольф, чтобы немецкая лошадь позволила себе укусить человека? Конечно нет! Фу, с вами тоже запаришься!.. Стоит разрешить солдатам взять в вагон по одному-два человека, как они превращают конский поезд в пассажирский экспресс… Сколько я тебе разрешил брать пассажиров, Рудольф?
— Два пассажира дальнего следования, господин фельдфебель.
— А у тебя сколько продано мест?
— Шесть, господин фельдфебель!
— Триста процентов нормы, Рудольф!
— Соответственно же повышаются проценты в кассу господина фельдфебеля! Правильно я вас понял, старина?
— Не верти хвостом, Рудольф, — это тебе обойдется дороже… Поверни свет, чтобы я видел, с кем имею дело… Ты, глупый баварец, способен напихать немецкий поезд партизанским дерьмом!.. Этот старик с гармоникой?
— Удостоверение начальника полиции, печать гестапо, пропуск начальника гарнизона, господин фельдфебель! Едет в город Н., к доктору. Его документы не вызывают сомнений, сам проверил…
— Удивляюсь, зачем такому животному жизнь? И наши тыловые взяточники выдают подобным субъектам немецкие документы! Поставил бы ты его на ходу поезда к открытой двери и подтолкнул бы немецким тесаком!..
— Я отвечаю за жизнь моих пассажиров, господин фельдфебель!
— Перед кем отвечаешь?
— Перед собственной фирмой!
— Я уже избавился от подобных торгашеских замашек! Давай дальше…
— Эта горбунья сопровождает старика. Имеет также немецкий документ, скрепленный необходимыми отметками и печатями…
— Сколько заплатили?
Солдат показывает фельдфебелю записную книжку с записями. Фельдфебель одобрительно мычит.
— Следующий мой пассажир, господин фельдфебель, — это староста. Он едет в тот же город по служебным делам. Его проезд оплачен вот этой женщиной, везущей продовольственные товары для немецкого населения города…
— Глупо, — говорит фельдфебель, — здесь в поезде едут тоже немцы, и мы тоже нуждаемся в продовольствии…
— Господин фельдфебель, — нарушает молчание староста, — я понимаю немецкий язык. Этот товар не подлежит конфискации по немецким законам…
— Молчи, партизан! — бросает ему реплику фельдфебель.
— В-вы не имеете права меня оскорблять! — вопит перепуганно староста. — У меня немецкая медаль!
— Повесь ее себе знаешь куда?!
В это время эшелон внезапно трогается с места и идет, набирая скорость.
— Стоп! — кричит фельдфебель. — Еще не получен фураж! Стоп, бестолковые свиньи! У меня останется на этой станции половина людей…
— Следующие мои пассажиры, — продолжает как ни в чем не бывало солдат, но фельдфебель отталкивает его и высовывается в дверь:
— На помойку твоих всех пассажиров!.. Я так и думал!.. Это на станцию летят советы!.. О, повесили уже освещение!.. Вовремя нас выпихнули… В таком случае я не жалею о моих оставшихся солдатах…
Фельдфебель возвращается в жилой угол теплушки…
— Давай выпить, Рудольф… Судьба нас бережет…
Проходит некоторое время, немцы хорошенько выпили, орут солдатские песни. Староста уже потчует их из своих запасов.
— Ты хороший староста, — пьяным голосом говорит фельдфебель, трепля старосту по щеке, — но зачем ты, свинья, не везешь молоденькую девушку?!
Староста шепчет на ухо фельдфебелю.
— Что?! Когда говоришь с германским фельдфебелем — никого не бойся! Ты утверждаешь, что здесь едет постороннее лицо? Рудольф, неужели ты хотел обмануть твоего командира?!
— Я никому больше не продавал мест, господин фельдфебель!
— Оказывается, у тебя на железной дороге все имеется! Даже железнодорожные зайцы!
Фельдфебель ржет, а солдат начинает шарить в сене и находит девушку-невольницу.
— О! Кто вы такая?..
— Она не имеет средств, чтобы заплатить, господин солдат, — говорит слепой.
— В таком случае я буду выгонять ее вон!
— Не беспокойтесь, — успокаивает фельдфебеля женщина, — я уплачу за нее! Я куплю ей билет!..
— И штраф! — орет фельдфебель.
— А как же, — откликается женщина, — с удовольствием!
— Гармоника, играть! — командует фельдфебель. — Я хочу танцевать русский пляска! Вот так, с платком в ручке! Где мой платок? О, вот это есть!
Фельдфебель вытаскивает из своего кармана неизвестно как очутившуюся там листовку и, зажав ее в руке, начинает плясать "русский". Слепой играет со страстью.
Лошади с удивлением поворачивают головы к танцующему фельдфебелю.
По знаку слепого, Панько и Микита оттесняют старосту, тоже желающего не отстать от немца, к дверям.
Дверь открыта. Толчок. Удар коленом.
Староста вылетает вон.
— Закройте дверь вагона! — кричит солдат. — Кто это там возится?
— Староста! — зовет фельдфебель. — Еще водки!
— Разрешите обратиться, господин фельдфебель! — подходит Панько. — Это не староста был, а красный партизан! Он хотел всех нас взорвать! Вот мы отобрали у него гранату!..
Подает гранату. Фельдфебель ошеломленно отталкивает гранату и устало спрашивает:
— А староста удрал?
— Так точно, удрал. Выпрыгнул из вагона…
— Расстрелять его, — решает фельдфебель, — а мы продолжаем наш пляска… Рудольф, почему ты дрожишь?!
— Я советую вам оглянуться, толстая свинья! — лепечет солдат. — Не стреляйте нас, господа партизаны!
Перед ними стоят с револьверами в руках Панько и Микита.
Улица южного города Н. День ранней весны.
Идет смазливая девушка — нарядно одета, в шляпке, с сумочкой в руке. Подходит к витрине магазина, охорашивается перед ней, незаметно наблюдая за окружающими. Это — Майка.
Объявление:
"Разыскивается слепой гармонист с горбуньей-провожатой. Большое вознаграждение. Убитые горем родные умоляют всех знающих их местопребывание сообщить лично по адресу: Морская, 135".
Майка улыбается, кокетливо опуская глазки перед идущим ей навстречу офицером.
Еще одна зеркальная витрина.
Левушка вздумала напудриться. Снова проверяет — не увязался ли кто за ней. Кажется, все спокойно.
Майка, мельком взглянув на вывеску фотографии: "Фотоателье", "Блиц" и ниже: "Цены умеренные. Гг. офицерам и солдатам германской армии вне очереди, на люкс-бумаге", — заходит в дверь и по небольшой лестничке поднимается наверх, кокетливо постукивая каблучками.
За конторкой сидит молоденькая кассирша. Она окидывает неприязненным взглядом вошедшую.
— Могу ли я видеть Ивана Валерьяновича?
— По какому делу?
— Я не фотографироваться. Мой брат получил из Германии свежий фотоматериал фирмы "Агфа"… Он просил предложить Ивану Валерьяновичу…
— О, с огромной радостью!..
Майка ждет. Пароли все в порядке. Сейчас ее должны проводить к нужному ей лицу.
Но кассирша нестерпимо долго копается в каких-то своих счетах.
Наконец, испытующе еще раз осмотрев девушку, тихонько замечает с явной неприязнью:
— К нему всегда являлся мужчина…
Майка, слыша не относящиеся к строго заученному паролю замечание, не знает, как реагировать, и молчит, любуясь своей сумочкой.
— И кстати, его нет. Зайдите в другой раз.
— Когда? — решается выдавить из себя Майка.
— Право, не знаю. Он так редко здесь бывает…
Майка выходит. Усилием воли стряхивает с себя растерянность и — уже идет, улыбаясь, кокетливо помахивая сумкой.
Вот она, в простенькой одежде работницы, докладывает связному, сидящему в крохотной комнатушке на кровати. Рука его на перевязи, голова забинтована.