— Вполне, господин офицер.
— На сколько дней — на три, на пять? Хорошо… Гестаповец пишет записку и отдает ее главе фирмы.
Украдкой любуется своим новым приобретением.
— Очень рад был с вами познакомиться!
— Взаимно! Не забудьте сказать, что за машинами и пленными явится мой племянник. Приготовьте местечко для ночевки генерала Буклера! В своем завещании очень прошу вас сослаться на пашу фирму! Ха-ха-ха!..
Комнатушка в Матросской слободке. Нечто вроде слесарной мастерской на дому. Двое пожилых рабочих, Иван Валерьянович и связной. Его не отличишь по одежде от остальных. Только в глаза он вставляет стеклышко монокля, поминутно выпадающего оттуда. Связной всякий раз терпеливо водворяет монокль на место.
— Задача в общем проста, — говорит связной, стараясь не двигать мускулами левой стороны лица, чтобы снова не уронить стеклышка, — вы берете заряд тола весом в сто килограммов и помещаете в стальной баллон, к которому приделываете взрыватель. Затем всю механику заключаете — в продолговатый ящик, сваренный из броневого металла. И уже этот ящик осторожно кладете в гроб… Черт бы тебя побрал!
Связной роняет осточертевшее ему стеклышко и наклоняется, чтобы его поднять. Рабочие тайком взглядывают на Ивана Валерьяновича и недоуменно пожимают плечами.
Стеклышко снова на месте — в левом глазу связного.
— Да бросьте вы эту ерундовину! — вырывается у Ивана Валерьяновича.
— Нельзя, — коротко отвечает связной.
— У немца оно сидит как влитое, — замечает рабочий.
— Вот я и учусь, — говорит связной и возвращается к делу. — Все понятно, товарищи? Двойная стальная оболочка, как вы и догадываетесь, усилит действие тола до желаемых масштабов…
— Какой необходим взрыватель? — спрашивает рабочий.
— Да, да, — присоединяется к вопросу Иван Валерьянович, — как вы предполагаете взрывать? Можно натяжного действия, можно — ударного, иногда мы рекомендуем химию, Артем Иванович!
— Вот, вот, — откликается связной, делая явные успехи в держании монокля, — гроб будет лежать на боку, затем мы его повернем на дно, то есть в нормальное положение, и с этого момента взрыватель должен сработать в течение 2–3 часов…
— Понятно, — говорит рабочий, — кислотный взрыватель, так как если поставить часы — их тиканье может быть уловлено…
— И далее от вас будет зависеть, дорогой Иван Валерьянович, ревизия камер гестапо и спасение заключенных…
— Мы постараемся, — говорит, вздохнув, Иван Валерьянович, — только бы ничего не сорвалось…
— Дорогой друг, — отвечает ему рабочий, — нельзя так раскисать! Надо верить в то, что делаешь!
— И уточните, пожалуйста, — вмешивается второй рабочий — в очках, тихий голос, спокойные движения, — на какие шасси будет монтироваться гроб — ведь его только краном поднимешь!
— Это моя забота, — говорит Иван Валерьянович, — машину склеим на авторемзаводе, в числе обещанных вам, Артем Иванович…
— Только распишите поярче, — просит связной, — чтобы ни у кого не возникло сомнений в назначении машины! И встретимся, как условились… Да, пускай ребята бензину в машины не жалеют и принарядятся под фрицев!
На месте комнатушки — слесарной мастерской — возникают темные, бесформенные глыбы нависающих камней, силуэты людей, двигающихся между камнями.
— Осторожнее, чертова галушка, слышится приглушенный голос Микиты.
— А ты не тяни меня своими клешнями, — не остается в долгу обиженный Панько.
— Тише, дьяволы, — останавливает шум голос связного.
— Здесь, — говорит провожатый, — пришли на место.
Все залазят в небольшую пещеру. Появляется луч электрического фонарика, затемненный серым стеклом. Фонарик обследует нишу, провожатый внимательно осматривает землю…
— Явка в порядке, — говорит провожатый, — смотрите, вот отметка. Цифра четверка — это день недели. Вас сегодня ждут, товарищи. Вы встанете сюда, мы вас заложим камнями, утром прибудут военнопленные в каменоломни на работу. Они улучат момент, разберут завал и примут вас в свою среду…
— Брр! — вздрагивает Панько. — Ой! Да не толкайся ты, шахтная крепь!
— Ребятки, — говорит связной, его лицо слегка освещено, в глазу поблескивает монокль, — повторю еще ваши обязанности. Завтра вечером я подъезжаю в лагерь. Сотня людей уже должна быть отобрана, проверена. Преимущество — здоровым и отчаянным, а также кадровикам. Может, придется выбираться с боем. Приготовьте людей к этому. Оружие — частично в лагере, частично будет лежать в машинах, остальное — у охраны. Все переверните вверх дном, но с вами в машину должен сесть Кривой Яшка, пребывающий в лагере. Вам его укажут…
— Есть! — говорит Панько. — Какие указания на случай преждевременного выявления нас вражеским глазом?
— Чудак, сам не знаешь? — укоризненно обрывает друга Микита.
— Понятно, товарищ сержант шахтной службы!
— Что тебе понятно? — спрашивает связной.
— В случае выявления нас преждевременно вражеским глазом — живыми не сдаваться, погибнуть с честью и славой!
— Исполняйте! — приказывает связной, продолжая быстро подавать провожатому камни, которыми тот закладывает отверстие. Скоро Панька и Микиту скрывает стена камней.
На месте стены из камней возникает городская комната, мещанская обстановка: салфеточки, аппликации на стене, изделия из ракушек на комоде, фотографии родственников. Кровать, заставленная ширмами, диван в углу. Портрет Гитлера. Ночь.
Пожилая женщина, тип учительницы, шьет на ручной машине, мальчик лет четырнадцати возится у аквариума.
Входит связной — все в том же рабочем костюме, с узелком в руке.
— Можно войти? — спрашивает связной. — Мне сказали, что вы сможете мне сделать небольшой ремонт костюма…
Мальчик насторожился.
Мать спокойно поднимает голову от машины:
— Нового мне не пошить, а ремонт осилю…
Мальчик еще больше насторожился.
— Словом, не индпошив, а американка?
— Садитесь, — совсем просто говорит женщина, — говорите свою нужду.
Связной садится, достает из бокового кармана стеклышко монокля, вставляет в левый глаз.
— Мальчик не помешает, мадам?
— Нет, — коротко говорит женщина, — это моя правая рука.
— Дело вот в чем, товарищи. Нужен документ для майора СС…
— Обершарфюрер войск СС, — поправляет мальчик.
— Правильно, — соглашается гость, — фамилия — Пешке, имя — какое угодно, место службы — Гамбург, так сказать, все как следует…
— Фото имеется? — деловито спрашивает мальчик.
— Я одену форму, вы меня щелкнете…
— Понятно… Ордена имеются? Железный крест не помешает, — говорит мальчик. — Знаки ранения? Пожалуй не надо…
— Не надо, Витенька, — говорит мать, — это же эсэсовец. У них ранений нет. Можно ему нацепить "значок верности", хватит.
— Хорошо, мама. Давайте, товарищ, ваш костюм…
Связной развязывает узелок, достает полный комплект эсссовского офицера, накидывает мундир поверх своего. Мальчик придирчиво его осматривает.
— Не новый. Надо было бы Марье Ивановне лучше поискать, ведь это не местный СС, а, можно сказать, столичный. Мама, этот позументик у них, кажется, уже не здесь? Ну, железный крест на месте. А это что? Совсем не майорская свастика!
— Давай быстренько перешью, — говорит мать.
Связной передает мундир женщине, быстро начинающей над ним орудовать. Мальчик готовит фотоаппарат.
— Вы знаете, какие там печати и отметки нужны? — спрашивает связной.
— По меньшей мере — странный вопрос, — обиженно говорит мальчик, — ведь от точности нашей работы зависит человеческая жизнь!
— Простите, — спешит извиниться связной, — я по хотел вас обидеть. Просто непривычна такая обстановка…
— Мой Витя, — с гордостью говорит мать, — очень талантливый художник. Для него срисовать и затем вырезать любую печать — ничего не составляет… Мечтает ом о художественной академии, хочет в будущем показать большие картины…
— С фото он тоже умеет управляться, — отмечает связной, — хотя фото для удостоверений и не бог весть какое искусство!
— Я не только для удостоверений! — не выдерживает мальчик и сейчас же заставляет себя остановиться.
— Можно, Витенька, — говорит мать, — это человек свой. Мы с сыном решили выдвинуть перед райкомом партии, так сказать, встречный план. Помимо наших прямых обязанностей — документы, паспорта, отметки и прочее, мы для них делаем специальные снимки. Фиксируем, так сказать, все гитлеровские злодеяния. Для будущих трибуналов, конечно. Тела расстрелянных, повешенных, физиономии палачей, картины разрушений — вам объяснять не приходится, сами знаете…
— Какие вы герои! — вырывается у связного.
Стук в дверь.
— Кто это так поздно? — беспокоится мать. — Это к нам, Витенька… Устрой товарища на диване за ширмой, пока я открою дверь…
Связной ложится на диван, мальчик ставит перед ним ширму.
Пропуская вперед себя пожилого мужчину, возвращается мать мальчика.
Мужчина очень смущен, мнет в руках шапку и не знает, с чего начать.
— Неонила Семеновна, — говорит он тихо, — я бы сам ни за что не решился идти к вам… Добрые люди посоветовали… Говорят, пойди к Неониле Семеновне, она была народным заседателем, знает все наши законы!.. Рассудите вы меня…
— Обратитесь, господин, в управу — там известны законы…
— Я не уважаю немецких законов, подчиняюсь советским, — убежденно говорит мужчина, — у меня конфликт с квартирохозяином. Неонила Семеновна!
— Не могу, — отвечает женщина, — я не имею права судить…
— Как не имеете права? — обижается пришедший. — Мы вас выбрали в народные заседатели — значит имеете полное право! Вы у нас теперь первая и последняя инстанция! Как присудите, так и выполним… Разрешите прийти с ответчиком к вам… Он сказал, что никого другого не послушает…
— Ладно, приходите в субботу, — устало машет рукой женщина, — не могу я отказывать… Мой приговор не обязателен для исполнения…