— Необязателен?! — восклицает пришедший. — Пускай попробует кто-нибудь не подчиниться. За этим народ следит, Неонила Семеновна… До свидания пока…
Мужчина уходит на цыпочках, держа в руке шапку. Связной появляется из-за ширмы.
— Я не нахожу слов, — говорит он, глядя любовно на хозяйку и мальчика.
— Вот так и живем, — смущенно отвечает Неонила Семеновна, — не хотят советские люди отказываться от своих законов…
— Мой аппарат готов, — говорит мальчик. — Выдержка будет большая, попрошу не двигаться…
— Надевайте мундир, — отзывается мать, — вот зеркало, приводите себя в нужный вид. Я на минутку выйду, посторожу…
Женщина выходит, связной облачается в эсэсовский мундир, надевает фуражку, нацепляет себе гитлеровские усики, делает несколько мазков гримировальным карандашом, вставляет в глаз монокль. Приосанивается, надувает грудь и щеки.
Мальчик наводит фотоаппарат.
— Глаза вот сюда… Еще более идиотское лицо… Сожмите губы… Презирайте всех… Снимаю!
Застывшее лицо обершарфюрера СС с моноклем в левом глазу.
И вот — то же лицо эсэсовца и фуражке перед ворогами здания гестапо. Вечер. Офицер стоит, широко расставив ноги, хлопает себя хлыстом по голенищам сапог и орет:
— Скоты! Мерзавцы! Открыть ворота!!!
Сзади него — чудовищный автобус, поднятый с какой-то автомобильной свалки. Он расписан всеми цветами радуги: черные фестоны, кресты, свастика, серебряные ангелочки, гирлянды цветов, надпись в овале из пальмовых ветвей.
Ворота медленно отворяются, офицер входит во двор и начинает там наводить порядки:
— Какая деревня поставила здесь машину?! Где шофер?! Гони ее в сторону! Заезжай, Густав! Смотри на мою руку, олух проклятый! К стенке жми, впритирку, болван! Тебе разве катафалки водить? В пастухи тебя к коровам! Тише, задушишь! Скотина, ты царапаешь кузов!
В окне второго этажа появляется фигура начальника гестапо, придерживает рукой пенсне, наклоняется вниз.
— Алло, старина! Чего разбушевался?
Приезжий офицер поднимает голову, небрежно отдает честь:
— Хайль Гитлер!
И снова орет на своего шофера:
— Свинья собачья! Ты мне испортишь катафалк! Подверни еще. Чтобы кузов пришелся под окном господина начальника, кретин! Так. Стоп! Довольно. Распрягай лошадь и ступай выпей кружку пива…
Заглядывает во внутрь автобуса.
— Что?! Почему эта посудина лежит на боку? Поставь как следует! Мертвый генерал германской армии должен лежать, как положено по уставу! Осторожнее! Так. Запри колымагу и ступай. Через три часа приказываю явится. Марш!
Шофер, козырнув, выходит в ворота. Офицер придирчиво осматривает автобус-катафалк. Машина стоит под самой стеной — ниже окна кабинета начальника.
— Нет, ты посмотри, старина, — обращается он к начальнику гестапо, — ведь это не катафалк, а цирк собачий! Дядя заставляет меня ездить в этом позорном балагане! Я вынужден был оставить свой чудесный "оппель"! Теперь ходи пешком по городу, как туземец!
— Дать вам мою машину, господин племянник? — сочувственно спрашивает начальник из окна.
— Нет, в другой раз он меня не заманит! Фирма фирмой, но честь мундира прежде всего! Если бы не доктор Геббельс…
— Эй, — кричит из окна начальник. — Где Герман? Герман, повези господина обершарфюрера по делам. Как поживает старик Пешке?
— Чтоб он сдох, проклятая крыса!
— Нет, что вы, весьма милый оригинал!..
Приезжий орет уже чужому шоферу:
— Авторемонтный знаешь? Концлагерь знаешь?
— Привет господину Гензелю, — говорит начальник, — надеюсь, господин Пешке-дядя передал вам соответствующие инструкции? Гензель — парень прижимистый…
— Весьма признателен, дружище, — благосклонно цедит приезжий офицер, поправляя монокль, — сделав свои дела, не премину пожать вашу германскую руку, держащую в должном страхе здешних туземцев. Хайль Гитлер!
Офицер садится в машину начальника гестапо, выезжает со двора. Одинокий катафалк под стеной.
Отчаянно сигналя, машина начальника гестапо въезжает в ворота концлагеря. За ней цугом — пять крытых брезентом немецких грузовиков. Машины разворачиваются, выстраиваются друг за дружкой. Вечер. На столбах горят электрические лампочки. С пулеметной вышки выглядывает часовой.
Эсэсовский офицер, поправляя в глазу монокль, вылезает из машины, идет к помещению коменданта лагеря, хлыстом отстраняет часового и ударом ноги открывает дверь.
— Где здесь комендант?
Вскочивший при появлении офицера начальник караула отдает честь и молча показывает дверь.
Офицер, рванув к себе дверь, решительно входит к коменданту и застывает на пороге: комендант стоит посреди комнаты, направив в сторону вошедшего револьвер.
— Хайль Гитлер! — не смущаясь, говорит вошедший.
— Одну секунду, — заявляет комендант, не отводя револьвера, — или вы мне предъявите немедленно ваше удостоверение личности, или я стреляю вам в переносицу!
Комендант — рыжий детина с бритой головой, торчащими усами, заплывшими свиными глазками, волосатыми руками. Такой не замедлит привести угрозу в исполнение!
Племянник Пешке снимает перчатку, бросает ее на стул вместе с хлыстом, небрежно и молча вынимает из бокового кармана книжку-удостоверение и протягивает коменданту. Держа одной рукой оружие, комендант другой берет документ и молча изучает его.
— Мало, — буркает комендант. — Это не удостоверяет вашу персону!
Пришедший медленно достает из кармана золотой портсигар, раскрывает его, наблюдая за комендантом, достает папиросу, закуривает, защелкивает портсигар и решительным движением подает коменданту.
Комендант берет подарок, взвешивает на руке и затем спокойно прячет револьвер в кобуру.
— Садитесь, господин Пешке-младший, — предлагает он.
— Надеюсь, люди к отъезду готовы, господин Гензель? — спрашивает пришедший, одевая перчатки.
— Да вы присядьте, — уговаривает комендант.
По люблю детских шуток, — сердито отвечает племянник Пешке, — прикажите погрузить людей, машины во дворе!..
— Но, мои земляк, я вас так быстро не отпущу, — заявляет комендант, — у меня приготовлен приятный сюрприз. Я хочу, чтобы в моем родном Гамбурге знали, что рубака Гензель еще способен удивить мир!
Он достает из-под стола бутылки и водружает на стол.
— Жалко, что старик Пешке не зашел к земляку! Ведь его фирма хоронила мою мамашу… Прекрасно помню старого хрыча… Вас, господин племянник, тогда на нашем горизонте не было, вы понятия не имеете, как умеют развлекаться коренные гамбуржцы!..
— Я спешу, — не сдается племянник Пешке.
— Как я могу отпустить земляка?! — орет комендант. — Меня в Гамгбурге засмеют! Ночь посвятим встрече друзей, утром уедешь со своим трупным багажом. Прозит!
Комендант успел уже налить коньяк в рюмки и протягивает одну гостю. Видно, что и перед этим он приложился.
Гость вынужден чокнуться и выпить.
— Прозит! — откликается он.
Ставя левой рукой рюмку на стол, племянник Пешке внезапно сильным и коротким взмахом правого кулака ударяет коменданта в подбородок. Тот запрокидывается в кресле. Приезжий быстро обезоруживает коменданта, забирает револьвер, документы, подаренный им портсигар. Перетаскивает бесчувственного коменданта на диван, садится рядом с ним и присовывает к себе столик с бутылками и рюмками. Громко зовет:
— Эй, дежурный!
Является из соседней комнаты фельдфебель.
Нарочито пьяным голосом, обнимая коменданта и прижимая его голову к своей груди, приезжий офицер приказывает:
— Погрузить сотню пенсионеров в мои машины. К шоферам посадить по одному автоматчику. Через десять минут об исполнении доложить. Мы с комендантом проверим!
— Из какого прикажете барака, господин обершар-фюрер? — спрашивает фельдфебель. — У нас во всех бараках намечены подлежащие уничтожению!
— Вызови желающих проехаться со мной!
— Разрешите доложить, господин офицер СС! Охотников ехать на тот свет не находится!
— Ступай, вызывай желающих! Марш!
Фельдфебель быстро выходит. Комендант начинает приходить в себя. Он присматривается к соседу по дивану.
— Ты удар-рил м-меня? — говорит заплетающимся языком.
— Пей! — приказывает ему гость, подавая громадный стакан коньяку.
— Не желаю! Я не терплю насилия! Я тебе сейчас задам, — шарит по карманам в поисках оружия — и видит вдруг свой револьвер в руке у гостя.
— Но, но, не балуйся с пушкой, — говорит он, отстраняясь ладонью, — очень слабый спуск, сними палец с гашетки!.. Ну хорошо, я выпью, черт с тобой!
Комендант пьет коньяк до дна и глядит на гостя ошалелыми глазами…
— Какая дрянь! Что ты сюда намешал?
Голова коменданта опускается на грудь.
Входит фельдфебель с растерянным видом:
— Военнопленные погружены, господин обершарфюрер!
— Ну вот, а ты сомневался! Принеси коменданту воды и уложи его спать.
Офицер выходит, напевая бравурный немецкий марш.
Над концлагерем нависла гроза. Грохочет гром, мигают молнии.
Во дворе стоят машины. Шофер гестаповской машины предупредительно открывает дверцу.
Офицер закуривает папиросу, смотрит на часы, прислушивается. Подзывает к себе автоматчика с первой машины:
— Лезь в эту легковую, поедешь в гестапо, сядешь в автобус к моему шоферу, и догоняйте нас! Понятно?
— Слушаю, господин офицер!
Солдат садится в легковую, офицер — к шоферу в кабину на первую грузовую, вереница машин выезжает из ворот лагеря.
Начинает бить ливень. Раскаты грома.
— Нажимай, дружище, — говорит офицер шоферу, — природа на нашей стороне!..
— Есть, Артем Иванович, — отвечает шофер в немецкой шинели.
— Это ты, Микита?
— Я.
— Когда это ты успел? Из лагерников да за руль!..
— Долго ли умеючи, шоферы все наши…
— Оружия много?
— Пустяк. Вся надежда на то, что привезено в кузовах, да на автоматы охраны…
— Сели все? Панько, Гриценко, Кривой Яшка?