Но возбуждение народа уже перевалило за уровень, который может быть назван спокойным. Все живое сражалось с немцами. Кто мог, уходил к Невскому, кто оставался дома, выживал немца морозами, огнем, топором. Три женщины, три старухи, были пойманы и казнены за то, что отравили семерых немцев, стоявших на постое. В другой раз прибежал к Невскому мальчик и принес офицерскую сумку с картами и документами.
Все поднялось и воевало изо дня в день. Хлопотливо собирал и накапливал Невский оружие. Знал: наступит день, когда стеною встанет народ на немца.
В декабре он как раз и получил известие, что в Любавино, где стоял штаб карательного отряда, прибыл транспорт с оружием, и решил во что бы то ни стало отбить его.
Но тут случилась беда. Немцы открыли две его основные провиантские глубинки и две ямы с боеприпасами. Отряд оказался в бедственном положении.
Впервые растерялся Петр Семенович. Что делать? Коротеева, на несчастье, в отряде не было, уехал в совхоз под город X. Чупров дрался под селом Егоровом. А медлить было нельзя.
«Тут не без Сухова дело», — подумал Невский, не видя никакого выхода из положения.
Но всегда в минуты отчаяния и безвыходности встает перед человеком путеводная звезда — чей-то живой пример, чье-то горячее слово, чей-то огненный призыв, и вся жизнь устремляется к этой звезде и слепо идет к ней, пока не вырвется из беды.
Быстро увел он свой отряд вперед, то есть глубоко в тыл к немцам. Пока его искали в лесу, он объявился на большом тракте.
Алексея еще нельзя было перевозить за линию фронта, потому что раны на ноге, общее истощение, а главное — невыносимый кашель держали его в постели, но Наталья начала готовиться к отъезду с такой нервной поспешностью, точно должна была уехать не позднее, чем через час.
— Ах ты, грех мой! — бормотала она, носясь по пустой и гулкой комнате барака, и что-то рассовывая в вещевые мешки, и что-то из них выбрасывая, и все время приставая к отцу, чтобы он освободил Груню Чупрову для приема всех сведений о зарытых боеприпасах и продовольствии.
В этой суете как-то вышло, что Павел бывал ей необходим больше всех. Отец с Коротеевым решили, что он отправится вместе с Натальей и Алексеем. Павел не скрывал, что доволен таким решением, и как мог помогал сестре в сборах.
Иногда случалось, что она поручала ему сходить на одну из известных ему баз и что-нибудь принести ей оттуда, иногда он помогал ей прятать новые трофеи. Нет, он теперь совершенно изменился и не думал о Сухове, раз он и без него достигал своей давней мечты — покинуть здешние леса.
Отъезд задерживался главным образом из-за Алексея, хотя отпросившаяся на несколько дней к тетке Груня тоже не появлялась в отряде.
Но вот кто-то передал, что она будет завтра к вечеру и что именно на тех лошадях, что привезут ее, и поедут Алексей, Наталья и Павел.
И вдруг все изменилось в какой-нибудь час.
В десять часов утра, когда бодрствующий по ночам штаб отряда спал мертвым сном, прискакал связной из деревни Чупрова (она была соседней с полустанком). Дежурил Павел. Немедленно разбудили Петра Семеновича. Новость потрясла всех. С полустанка сообщили, что прибыл железнодорожный состав, груженный пятнадцатью танками, что они уже выгружаются и, как удалось выяснить, сегодня же пойдут своим ходом по большому тракту к городу X. (то есть должны будут километров двенадцать пройти краем емельковского лесного участка). Связной передал также, что проводниками колонны взяты несколько сельских старост и Бочаров с Суховым.
Разбудили Коротеева.
— Нельзя упустить такого случая, — сказал ему Невский, раскладывая на столе карту своего участка и надевая на нос очки, что было признаком его крайнего возбуждения. В спокойные дни он превосходно обходился и без очков. — Где Буряев?
— В засаде, — ответил Павел, вытягиваясь как полагается.
— Коробейников?
— На линии. Сматывает с федорченковой группой провода на Ольгинское.
— Губарев?
— Несет охранение штаба.
Губарев был командиром-кадровиком, и ему поручил Невский обучение молодежи, что легче всего было вести в условиях довольно хорошо укрытой штабной базы.
— Федор где?
— Сено возит с группой.
— Погоди-ка, Семеныч, — сказал Коротеев. — Дай-ка мы нанесем на карту расположение наших групп. Значит, Буряев примерно здесь. Так? Коробейников где-нибудь в этой зоне. Так? Губарев здесь вот, а Чупров, надо полагать, не ближе вот этого пункта… Нет, ни черта не получается… Как у меня душа не лежала отпускать его за этим проклятым сеном!
Отбив от немцев колхозных коней, Чупров по-хозяйски решил перевезти в лес и запасы сена. Не ездить же за ним по деревням. И возил его третьи сутки.
— Надо ехать на место, — поднялся Невский. — Павел, седлай коней… трех… Со мной поедешь.
— На какое место? — спросил Коротеев. — Мест, брат, много.
— Ближе всех к дороге Чупров. Свяжемся с ним, выедем на тракт, определимся… А ты, друг, — он пожал руку связному, — дуй обратно. Ежели будет возможность, сообщи: вышли, нет ли, куда идут…
Собрались в один миг.
— Наталья, поди сюда. Шепни, имеется у нас что-нибудь при дороге, за Косым Лучом?
— Место открытое. Невозможно там ничего хранить.
— И близ Чупрова ничего?
— Близ дяди Федора ямка со спиртом, две бочки керосину, под мостом, под маленьким, — там вроде как немецкую могилу сделали, каску положили… Скоро назад будешь?
— К вечеру управимся.
Выехав к тракту, к тому месту его, где у маленького моста, с «немецкой могилой» под ним, ответвлялась в лес проселочная дорога, Петр Семенович и Коротеев заметили чупровский обоз и остановили его. Послали за самим Чупровым, который был невдалеке.
— Что-нибудь надумал? — спросил командира Коротеев.
— Да нет, а приготовиться все-таки надо.
Чупров прискакал на неоседланном коне.
— Я здесь! Готов к бою! — еще издали прокричал он.
Невский рассказал ему о танках. Помолчали.
— Народу с тобой много? — спросил Невский.
— Народу хватит. Бутылки с горючей смесью тоже При нас. А вот время, командир, не наше, — сказал Чупров, глядя в небо. — Полдень, не позже?
Коротеев взглянул на часы.
— Тринадцать десять.
— Время не наше, — повторил Чупров. — Это будет беда, если на танки средь бела дня полезем. Беда будет, командир… Стой! Тихо!.. Андрюша, влезь-ка на сосну! — крикнул он кому-то из своих. — Или у меня в ушах гудит?..
— Есть. Идут, — раздался мальчишеский голос, сдавленный волнением.
— Петр Семенович, не выйдет. Дай-ка я свой обоз оттяну с тракта, — и Чупров, проваливаясь в снег, побежал к саням, что остановлены были Невским.
— Стой!
В Невском теперь появилось то точное, математическое вдохновение военного человека, когда знание незаметно для него самого превратилось в умение.
— Федор, вали сено на тракт, рядами вали, живо!.. Никита, Павел, ройте могилку под мостом!
Еще никто не понимал, что должно произойти в результате приказа, он был категоричен, и все бросились выполнять его, подчиненные воле командира и уже не думающие ни о чем другом, как только о точном выполнении приказа.
Десять возов сена, по два в ряд, пятью очередями уже лежали на дороге. Порожние сани выбирались обочинами на проселок.
— Не трогай сани! В ряд их, за сено! В три этажа! Живо!.. Тащи керосин! Федор! Командуй бутыльщиками!
Чупров, сваливший несколько возов сена, потный, задыхающийся, безмолвно, автоматически бросился за мост, к бутыльщикам. Картина того, что произойдет, была ему еще не ясна. Но когда, ладонью стерев пот с лица, он перемахнул через мост, заметив какой-то одной клеточкой глаза, как волочат к дороге бочку с керосином, все задуманное Невским вдруг стало ему совершенно ясно и понятно.
— Здорово! — прохрипел он, ибо уже все понял и оценил и теперь уже не нуждался ни в какой команде, так как до конца представил себе операцию.
Но Коротеев ничего не видел из-под моста, и был обеспокоен, и несколько раз оглядывался на Петра Семеновича, застывшего за широкой елью с напластанным на ее ветвях, подобно белевской пастиле, снегом.
Однако, когда бочку выкатили наверх, к дороге, и открыли ее, он тоже сразу увидел, что произойдет, и тоже все понял.
— А время-то, время как? — крикнул он Чупрову. — Время-то не наше, Федор!
— Чорт с ним, со временем, азарт меня взял, — ответил тот, с головой укладывая своих людей в снег, среди мелкого, но довольно частого ельника.
Танки были уже близко.
Андрюша, тот, который первый увидел танки с сосны, сняв ушанку, стал зачерпывать ею керосин и кропить сено и сани. Павел и еще кто-то последовали его примеру. Невский подбежал к ним, крякнул, приподнял бочку и опрокинул ее на дорогу меж санями и сеном.
— Ступайте в лес! Коней уводите! — и дрожащими от напряжения руками зажег спичку. — Садись на коня, Андрей, зови Губарева. Такой же заслон сделать верстах в трех подальше!.. А ты, Павел, за Мишей Буряевым!
Мгновение помедлив, пламя, шипя, рванулось кверху, стеною встав поперек дороги.
— Сначала снайперы, бутылки потом, — крикнул Невский и, вынув гранату, лег в кювет за стеною огня.
Головной танк выскочил из-за поворота и остановился, вильнув на месте. Его пулемет застрочил по огню, окраинам дороги и ближнему лесу. Второй и третий прошли на тормозах юзом и встали поперек дороги. А дальше не видно было. Невский слегка поднял голову — Чупров молчал. Что ж, может, и правильно. Выдержать их.
Головной танк, низко нагнув свою пушку, выстрелил два раза вперед, норовя движением воздуха от снаряда сбить пламя. Сверкающие вихри сена взлетели в воздух.
«Эх, этот Федор, копуха, дьявол!» — и вместе с его мыслью заговорил ручной пулемет Чупрова, потом раздался взрыв гранаты подальше, торопливое таканье автоматов еще подальше, за поворотом.
Невский взглянул на небо. Был отвратительно светлый день, устойчивый, прочный, обещающий медленный вечер.
«Много работы, много».