Звездный город, 2–3 апреля 1963 г.
Этот апрельский день
РЕПОРТАЖ ИЗ ДОМА ПЕРВОГО КОСМОНАВТА
Это второй репортаж. Первый раз я был в этом доме 12 апреля 1961 года в 10 часов 15 минут…
Та же комната, те же обои, тот же портрет Циолковского. Та же хозяйка, две девочки. Только хозяин сегодня дома, а в тот день и в тот час хозяина не было даже и на земле. Я помню у Вали в руке намокший платок. Смешались слезы радости и тревоги. Валя то садилась к приемнику, то брала телефонную трубку, то отмечала в тетрадке минуты, когда диктор говорил: «Полет проходит успешно». В тот день ни одна женщина на земле не волновалась больше, чем две русские матери. Одна в Гжатске и эта — его жена и мать его ребятишек. Она то и дело садилась к белой кровати, пристально, словно стараясь узнать судьбу, глядела в личико младшей дочери. В тот день маленькой Гале Гагариной было тридцать пять дней. Сегодня ей — два года и тридцать пять дней. Галя сидит у меня на коленях и рисует в блокноте:
— Тоцька, тоцька, огурецик…
Рядом лежит стопка пахнущих свежей краскою книжек.
На обложке — человек в скафандре и в оранжевом костюме.
— Это кто, Галя?
— Папа Гагарин.
— Он что делает?
— Я не знаю, я тогда была маленькой…
Сейчас папа стоит в дверях, широко держит руки.
— Ну, скорей, Галя, скорей!
Два года назад 12 апреля мир узнал его имя.
На папе куртка из коричневой кожи. Он положил у порога тяжелый сверток, видно, только что полученный летный костюм. Папа пришел с работы. Галя ворошит ему волосы, теребит за пуговицы, целует, вынимает у отца из кармана блокнот. Рядом с деловыми записями космонавта появляется Галкин рисунок.
— Тоцька, тоцька… огурецик…
Очень забавно видеть «человечка» рядом с какой-то формулой, с пометкой «Завтра позвонить в Верховный Совет», с адресом человека из Франции.
Папа пришел с работы. Чем же был занят этот один из самых популярных людей на земле?
На столе гора писем. Это ежедневная почта. Сейчас, когда Галка уляжется спать и кончится наш разговор, Гагарин сядет за письма. Но письмам отдать весь вечер нельзя: рядом с конвертами — стопка общих тетрадей. На корешках (точь-в-точь, как у школьников) надписи: «Матанализ», «Английский язык», «Черчение», «Аналитическая геометрия». Точно такие тетради и чертежные доски и полки с учебниками я видел у Титова и у Поповича с Николаевым. Космонавты учатся в академии. Днем лекции, а ночью надо открывать эти тетрадки. Отметки. Экзамены.
Вряд ли кому-либо еще приходится учиться так же сложно. Пока мы сидим, восемь звонков:
— Ну, хоть на десять минут…
— Юрий Алексеевич, без вас такое дело состояться не может…
— Всего три слова… Но ведь миллионы читателей…
Бывают просьбы, когда не откажешь. Встречи, беседы, праздники, приветствия, депутатская работа. И только глубокая ночь остается для этих тетрадок — «что там в космосе перегрузки!».
Весь мир два этих года хотел видеть Гагарина. По сложным законам человеческой жизни одна фамилия вобрала в себя успех миллионов людей. Мир узнал Гагарина, потому что мы хорошо плавили сталь, потому что мы победили в войне, потому что бросали зерна в трудные земли на целине, потому что на нашей земле жил Ленин и родилась Революция. За эти два года Гагарин побывал в двадцати пяти государствах.
Большие города называли его своим почетным гражданином, дарили ему ключи к городским воротам. Пятнадцать стран вручили Гагарину самые высокие свои ордена. Посол нашей славы — всегда самый желанный человек в любом городе, в любом доме и хижине на земле.
За эти два года еще три фамилии прославили коммунистов. Титов, Николаев, Попович. Земля хочет видеть их, хочет обнять. И тоже не только за их храбрость и мужество. Два этих года мы шли вперед. Мы создали большие заводы.
Нашей воле покорилась большая река Енисей. Шире стали наши поля, дальше к звездам летели наши ракеты. В эти два года четыре коммуниста почти двести часов отработали в космосе. Эти двести часов работы под звездами — венец наших больших работ на Земле. Поэтому мир рукоплещет и бросает цветы к самолетному трапу, когда Гагарин, или Титов, Попович или Николаев говорят людям: «Здравствуйте!» В кино мы видели хронику этих визитов. Люди стараются протиснуться вперед, пожать руку или хотя бы взглянуть: «Каков он, этот Гагарин?» Всегда было так. По лицам героев судят о нации.
И вот герой дома. Его дом напоминает сейчас небольшой музей. Со всего мира — подарки и сувениры. Новейшей марки магнитофон, барометр, кинокамера, похожая на модель этажерки — модель самого первого самолета. Яйцо страуса. Я вез его для Гагарина из Африки. Там, на экваторе, торговец продавал сувениры. За это яйцо он не взял с меня денег: «Это подарок.
Передайте Гагарину». На столе — модели самолетов и новейших ракет, книги и трогательный рисунок мальчишки из Ярославля с просьбой сообщить, как поступить в космонавты.
Тикают часы. Галя уснула у отца на коленях.
Отец уносит ее в постель. Возвращается. Опять разговор о разных земных делах, о новых стартах.
— Будут?
— Конечно.
Гагарин берет большой календарь, листает, улыбается:
— Нет, я и сам не знаю когда… И кто, пока трудно сказать. Готовимся…
Гагарин по-прежнему староста в «космическом классе».
Сегодня он вместе со всеми летал.
— Самолет — лучшая тренировка для космонавта.
Три дня назад он прыгал на парашюте.
— Приземляюсь. Бегут ребятишки навстречу: «Гагарин!.. Гагарин опять летал!..»
— А что, такой случай не исключается?
— Конечно, нет…
Прощаемся на пороге. Еще чей-то звонок. Гагарин берет трубку:
— Да… Слушаюсь… Хорошо, товарищ генерал…
Пути проложены. Будут новые старты.
С каждым годом первый полет все больше будет казаться узенькой тропкой. Но именно за эту первую тропку люди во все времена будут отмечать двенадцатый день апреля.
Фото автора. 12 апреля 1963 г.
К Ленину
Красная площадь. 20 апреля. Полдень. Медленные шаги. Старики. Дети. Военные. Бородатый колхозник. Шофер. Русский. Монгол. Американец. Поляки. Индус. Украинец… Там, где люди идут, камни заметно стерты подошвами. Идут тридцать девять лет. Тысячи и тысячи людей.
У двери с надписью «Ленин» снимают шапки.
Кто эти люди? Десять минут я говорил с проходившими. Спрашивал каждого пятого: назовите ваш город, деревню, давно ли в Москве, как зовут, профессия?
Десять ответов:
Я из Иркутска. Шпиро Борис. Мастер на заводе. Родом с Украины. В Москву приехал утром сегодня. Да, сюда в первую очередь…
Я из Москвы. Сорокина Таня. Вожатая 20-й спецшколы. Привела своих ребятишек. Вот они — семьдесят малышей…
Я из деревни Богуславки Горьковской области. Сычев Кузьма Иванович. Годов — 72. Решил: раз в жизни надо съездить в Москву. Нынче утром с дочкой приехал. Конечно, дела разные есть. Но сегодня все отложил…
Я из Нью-Йорка… Доктор Хрлич по-русски знает только два слова: спасибо и Ленин. Доктор поставил у меня в записной книжке свой штампик с адресом: «Доктор Хрлич М. Д. Бруклин, 29. Нью-Йорк».
Я из Пекина. Тан Бао-тань. Инженер. Это мой друг Ну Кей-чин…
Я из Медногорска. Это, может быть, слышали, около Оренбурга. Владимир Самойлов. Профессия — грузчик. А это жена — Тося. Она работает аппаратчицей. Сегодня утром приехали. Да, к Ленину первый раз.
Я из Познани. Андрей Пэучинский. Студент.
Я с группой польских туристов. Москва замечательная. Но все остальное потом. Наш долг: сначала прийти сюда…
Я из Кременчуга. Банков Юрий. Металлист. Это моя жена Валя. А это дочка Виктория. В Москве проездом.
Я с Цейлона. Парламентарий. Имя? Записывайте… Конгахаканканамге Д. Д. Перера. А это мой спутник. Фамилия такая же длинная. Мы прилетели сегодня ночью…
Я из Зарайска. Василий Савушкин. Шофер. Оставил тут в одном месте машину. В спецовке вроде бы и неловко. Но к Ленину, говорят, даже в лаптях приходили…
Друг за другом — тысячи людей. К Ленину за советом, за верой, за силой, за мудростью. Дорожка по стертым камням — к Ленину. Легче потом по всем дорогам идти…
21 апреля 1963 г.
Зеленый дым
Всю ночь кричала, задыхаясь от страсти, дикая утка. Кричали жерлянки. Под самым окном плескалась вода. Раза три за ночь мы брали фонарик и, пугая уснувших кур, шли к берегу. За день под водой скрылся выгон с плетнями и остатками почерневшего сена. Берег отступал и уже приготовился отдать половодью лесную избенку с палисадником, старыми санями и белыми курами во дворе. В воде у ветлы стояла деревянная рейка. Последний раз она показала нам цифру 100 м и скрылась. Лесник сел в лодку и перенес рейку на край воды.
Остаток ночи мы вспоминали снежную зиму, вспоминали, в каком году случился такой же разлив, говорили о самолетах, бомбивших лед у мостов, о вертолетах, снимавших у Дона людей с затопленных крыш.
А утром речная пойма запылала пожаром. Загорелась сначала полоса неба, потом вершины бронзовых сосен, потом красным и розовым светом загорелась вода. И пошел дым. Зеленый пахучий дым клубился над самой водой. Из дыма вставало солнце.
Вчера вечером был такой же пожар. Но дыма не было. Лес стоял темно-сиреневый. За одну теплую ночь на затопленных ветлах лопнули почки. Прозрачная зелень пошла над водою клубами легкого дыма. И никто не тушит пожара. Летают пчелы в дыму. Дрозд и зяблик повернули головы к солнцу и славят лесной пожар. Два журавля летят низко над лесом, потом взмывают и кружатся, кружатся. Лес гудит пчелиными крыльями, птичьими голосами.
Три человека без шапок стоят у воды и молчат. Лодка привязана к сухому облезлому дереву.
Если стукнуть по дереву палкой — гудит колоколом. Дятел выбрал самый певучий сук, ударил носом: дррр-р-р… Упругий сук отзывается, как струна. Далеко слышно. Не всякий скажет, что это птица. Кажется, трутся друг о друга деревья.