— Доказательство налицо.
— Хорошенькое доказательство!
— Я считаю, что Монжо украл цилиндр, а те, кто использовал его в своих целях, хотели избавиться от него, чтобы помешать говорить.
— Может быть.
— Что вы собираетесь предпринять?
— Поместить Монжо в безопасное место. Как только его прооперируют, организую там охрану. Потом надо сравнить пули — эту и ту, что убила Сорбье.
— Я получил результаты вскрытия.
— И что?
— Ничего нового. Пулю извлекли. Калибр 6,35, это мы уже знали.
— Да. И согласитесь, что это не совсем нормально. Если речь идет о профессионалах, они, скорее всего, пользовались бы калибром 7,65… Во всяком случае, что касается Монжо, калибр тот же самый. По-видимому, и оружие то же самое.
— И тот же убийца!
Бельяр ждал Марея во дворе комиссариата.
— Ну и вечер! — сказал Марей. — Если ты спешишь домой… извини, что я так надолго задержал тебя. Возьми мою машину.
Они молча шагали по тротуару.
— Твое мнение? — снова спросил Марей.
Бельяр тряхнул головой.
— Нет у меня никакого мнения. В голове полный туман, как и у тебя. Я ничего не видел, ничего не слышал. И при этом не сдвинулся с места.
— Тебе не кажется, что убийца пользуется… как бы это сказать… определенным методом?
— Каким методом? Он не знал, что мы там будем, точно так же как не знал, когда убивал Сорбье, что явимся мы с Ренардо. Он приходит, стреляет, исчезает. Вот и все.
— И стены ему не препятствие.
— Да уж!.. Твои люди там, на месте?
— Да. Я разбудил Фреда. Впрочем, они ничего не найдут. Правда, отпечатки пальцев иногда могут оказать услугу, но мы имеем дело с человеком осторожным. Сейчас поеду в больницу. Надеюсь, Монжо спасут. Голову даю на отсечение, что он знает, где спрятан цилиндр.
— Уже две жертвы, — заметил Бельяр. — Предупреждаю тебя, что выхожу из игры. Не то чтобы я боялся за себя — для этого нет никаких оснований, — но мне надоело быть свидетелем, которому нечего сказать.
Он сел в машину.
— Поцелуй малыша, — сказал Марей. — Поверь, мне искренне жаль…
Бельяр включил мотор. Он дружески помахал рукой, а Марей медленно пошел к комиссариату. «Поразмыслим, — повторял он про себя, — поразмыслим… Кто-то наверняка поджидал Монжо у двери. Вероятнее всего, они вместе вошли. А потом?.. Потом этот человек стреляет в Монжо. В тот самый момент я теряю несколько секунд, чтобы открыть дверь… Человек услышал меня, иначе и быть не могло. Тем более что я крикнул что-то Бельяру. И тогда… Он прячется на втором этаже. Это самое разумное. Впрочем, даже если он спрятался на первом, это ничего не меняет. Внизу стоит Бельяр… Пойдем до конца: по той или иной причине Бельяр позволяет ему уйти. Этого не может быть, потому что на заводе, кроме Бельяра, были еще Ренардо и Леживр, а убийца тем не менее исчез. Значит, и отсюда он ушел не благодаря Бельяру, а вопреки ему. Но как? Каким чудом ему это удалось? Я становлюсь полным идиотом!»
Марей вошел к себе в кабинет и снял трубку.
— Алло… Больница?.. Ну как?.. Перфорации нет… Сколько времени?.. Три дня?.. Никак не раньше?
Удрученный, он повесил трубку. Три дня ожидания. За три дня столько всего может случиться!
Глава 7
На столе лежали пачки газет, казавшихся траурными из-за черных жирных заголовков. «ПОХИЩЕНИЕ АТОМНОЙ БОМБЫ». «ПАРИЖ ПОД УГРОЗОЙ». «КАТАСТРОФА МОЖЕТ РАЗРАЗИТЬСЯ ЗАВТРА». Усталым жестом Марей отодвинул их.
— Рауль Монжо… — начал он.
— Плевал я на вашего Монжо! — взорвался Люилье. — Паника может вымести всех из Парижа с минуты на минуту, а вы мне суете Монжо! Зачем он мне? Какое-то ничтожество! Полумертвец! Мне нужен цилиндр. Цилиндр!
Шеф утратил обычную невозмутимость. Он остановился у высокого окна, чтобы еще раз взглянуть на город, затопленный солнцем. Потом резко обернулся:
— Сегодня вечером радио передаст соответствующее сообщение. Мы постараемся подать происшедшее в должном виде. Того, кто разгласил эти сведения, неизбежно найдут. Наверняка кто-нибудь с завода не умеет держать язык за зубами, тем хуже для него! Он за это поплатится. Газеты замнут дело. Но я хотел бы сразу же предупредить вас, Марей: я вынужден поручить расследование другому… Вы будете по-прежнему заниматься Монжо… Табар же отправится в Курбевуа и начнет все сначала.
— Понятно, — сказал Марей.
Люилье медленно подошел к нему, тон его стал другим:
— Поставьте себя на мое место…
— Я все прекрасно понимаю, — отрезал рассерженный Марей.
— Вы-то сами верите в этого Монжо? — снова начал Люилье.
— Я ни во что не верю. Я придерживаюсь фактов. Монжо писал Сорбье. Он пытался замести следы, отправил письмо под вымышленным именем. Адрес его пропадал дважды: у Сорбье и на заводе. И наконец, кто-то хотел его убить. Судите сами!
— Это внушает подозрения, — согласился Люилье.
— Подозрения! — воскликнул Марей. — Я считаю это решающим фактором.
— А если Монжо умрет?
— Мы проиграли. И не надейтесь, что Табару удастся.
Люилье поднял руку, успокаивая его.
— Я вам полностью доверяю, — сказал он. — Но надо успокоить общественное мнение. Мы обязаны перевернуть небо и землю…
Люилье проводил комиссара до двери.
— Само собой разумеется, ни единого слова о том, что произошло в доме Монжо. Дальше этих стен ничего не пойдет. Критиковать пусть критикуют. Но смеяться над нами — дело другое!..
Марей уловил намек и чуть было снова не вышел из себя.
— Все произошло именно так, как я написал в своем рапорте, — возмущенно заявил он.
— Значит, убийца улетучился, — сказал Люилье.
Марей остановился и с вызовом произнес:
— Господин директор, я готов подать в отставку…
— Ладно, ладно, Марей! Разве я вас в чем-то упрекаю? Вам просто не везет.
— Это хуже всяких упреков, — сказал Марей.
Он был в ярости и, чувствуя себя совсем несчастным, отправился в больницу, где Фред установил свой наблюдательный пост, расположившись в маленькой комнатушке, пропахшей лекарствами. Фред читал газеты.
— Ну как? — спросил Марей.
— Ничего нового, — сказал в ответ Фред. — Он еще не пришел в сознание. Ему только что сделали второе переливание… Видели?
Он кивнул на разложенные газеты.
— К вечеру весь Париж тронется в путь, как в сороковом.
Марей снял пиджак, взял сигарету из пачки Фреда.
— Расследование будет вести Табар, — сказал он.
— А мы?
— Мы будем продолжать свое дело здесь.
— Это как сказать. Если верить врачу, с Монжо дело дрянь.
— Пойду погляжу, — сказал Марей, сунув сигарету в карман.
Лицо Монжо было воскового цвета, глаза закрыты, скулы резко выступили, нос заострился — он выглядел уже мертвецом. Из стеклянного сосуда, подвешенного на кронштейне, спускалась резиновая трубка, исчезавшая под простыней. Дежурный инспектор встал.
— Как дела, Робер? — прошептал Марей.
Тихонько взяв стул, он сел возле Монжо. Едва заметное дыхание вырывалось сквозь сжатые зубы раненого, порою нервная судорога сводила ему рот. Тишина в этой слишком теплой комнате казалась еще более бесчеловечной, чем в одиночной камере. Марей разглядывал лежащего человека, который во мраке угаснувшего сознания боролся со смертью. Его лоб, волосы были в липкой испарине. Истина скрывалась тут, она притаилась в этой лишенной всякой мысли голове. Цилиндр… По всей стране полицейские в форме и в штатском останавливали людей, придирчиво изучали документы, проверяли багаж. На контрольных пунктах задерживали машины. Сторожевые катера пришвартовывались к борту кораблей, покачивались рядом с готовыми отплыть грузовыми судами. Но на самом-то деле тайник, укрывавший цилиндр, был тут, в одной из извилин этого уснувшего мозга. И Марей глядел на умирающего с какой-то нежностью. Ему даже хотелось влить в него частицу своей воли, своей энергии. Если бы посмел, он, подобно знахарю, положил бы свою широкую ладонь на это осунувшееся лицо. Но Монжо в одиночку вел свою битву. Марей бесшумно встал, взглянул на листок с температурной кривой у кровати и выскользнул из комнаты.
Хирург все еще был на операции. Марей ждал его, проглядывая медицинские журналы, от которых его клонило в сон. Он запрещал себе думать. Впервые за всю свою службу он боялся задавать себе какие бы то ни было вопросы. Он старался похоронить на дне своей памяти картины, которые с поразительным упорством всплывали снова и снова. Пустая комната, пустая лестница, пустой дом. А стоило ему случайно взглянуть на часы, как все та же мысль поражала его: пятнадцать секунд, чтобы исчезнуть… как на заводе!
Около полудня появился хирург. Он еще не успел снять белую шапочку, и халат его был в розовых пятнах.
— Комиссар Марей.
Они пожали друг другу руки.
— Есть надежда? — спросил Марей.
— Один шанс из десяти. Парень потерял много крови. Он алкоголик. Рана сама по себе хоть и тяжелая, но не смертельная. Я боюсь осложнений.
— Когда он придет в сознание?
Хирург с улыбкой развел руками:
— Вы слишком уж многого от меня хотите.
Он снял шапочку, расчесал пальцами светлые волосы и вдруг стал похож на мальчишку, глаза у него были голубые и очень ясные.
— Может быть, к вечеру… Вы собираетесь его допрашивать? Это исключено.
— Только одну минуту.
Голубые глаза смотрели сурово.
— И речи быть не может.
— Если бы вы знали, с чем это связано! — настаивал Марей.
— И знать не желаю. И еще, прошу вас, уберите инспектора, которого мне навязали. В палате не должно быть посторонних.
Марею нравилась властность других людей. Он смирился.
— Спасите его, — сказал он. — Обещаю вам, мы ничем не будем мешать.
И началось ожидание, кошмарное ожидание. Поначалу Марей изобретал тысячу всяких дел, чтобы как-то себя занять. Он еще раз проверил все меры безопасности, принятые Фредом. За кварталом, окружавшим больницу, где лежал в агонии Монжо, была установлена постоянная слежка. Марей составил новый рапорт, тщательно изучил весь больничный персонал, имеющий доступ к Монжо. Ведь если убийца исчезал, когда ему вздумается, он точно так же в любую минуту мог и возникнуть. Коридор, где находилась палата Монжо, охранял инспектор, дежуривший в бельевой. Каждые два часа Марей