— Я подвезу вас, — вяло сказал он.
— Не нужно. Мне необходимо пройтись.
— Как хотите. Мы уезжаем завтра в час дня. Приходите ко мне в гостиницу «Бристоль», на улице Аркад.
— Мне хотелось бы обновить свой гардероб.
— Ни в коем случае. На вилле вы найдете десятка два костюмов… Вы найдете там также и скрипку, так что вам незачем брать свою. Я попрошу вас только зайти к парикмахеру… Стрижка должна быть короче и пробор более четкий. До свидания.
Нервы мои во время разговора с ним были до такой степени напряжены, что сейчас я чувствовал себя совершенно разбитым. Итак, я согласился. Ему удалось меня убедить… нет, он не убедил меня… Отвечал он складно, история казалась вполне правдоподобной, но за свою жизнь я прочитал столько партитур, сыграл столько искренних, исполненных жизни произведений, что особенно остро чувствовал, когда речь шла о подлинной правде, а когда о примитивном правдоподобии. Франк явно многое скрывал от меня. Каковы его отношения с Жильбертой? Действительно ли он простой слуга? Собирался ли он присвоить себе это наследство? Я не позволю, чтобы меня водили за нос.
Я долго ходил по улицам; перебирал в уме все, что нарассказал мне Франк, и под конец уже не знал, что и думать: то все казалось мне вполне приемлемым, то все представлялось совершенно надуманным. Еще немного, и я вошел бы в кафе, положил чек в конверт и вернул бы его Франку: я был целиком и полностью во власти болезненной нерешительности. Я вернулся на улицу Аббатис и, приняв снотворное, лег спать. На следующий день, проснувшись, я сразу припомнил почти дословно каждое объяснение Франка, и мне удалось отделить ту часть истории, которая при внимательном рассмотрении, по-моему, была особенно подозрительной. Это касалось нотариуса. Франк, конечно, не лгал когда рассказывал мне о драме Поля де Баера. Но даже само слово «наследство» вызывало у меня неприятные ощущения. Этот умирающий дядюшка, эти миллионы, которые предстояло заполучить, — все это слишком напоминало сценарий дешевого фильма. Франк собирался надуть Жильберту — я готов был дать голову на отсечение. И вот этот-то тайный замысел и разжег мое любопытство. Мне вдруг показалось занятным помочь этой женщине со столь волнующим лицом. Я пощупал чек. Он являлся доказательством того, что я и впрямь двойник Поля де Баера и муж Жильберты: Франк не стал бы жертвовать миллионом, если бы думал, что сразу по прибытии на виллу меня выведут на чистую воду. Этот миллион, если хорошенько подумать, подтверждал, что я могу действовать смело, что я ничем не рискую, во всяком случае, в ближайшем будущем. Когда отправился в банк, сердце мое учащенно билось. Мне отсчитали десять пачек по сто тысяч франков, не задав ни единого вопроса. А впрочем, с чего бы мне стали задавать вопросы? Все было в полном порядке. Я оставил себе тысячу франков, а остальные положил в банк на свой счет. Я не собирался являться на виллу с миллионом в кармане. Франк вполне способен отобрать его, окажись я плохим актером. Жизнь в кои-то веки проявила ко мне милосердие. У меня уже не хватало времени обойти все лавочки, где я задолжал, и расплатиться со всеми кредиторами. С другой стороны, мне не хотелось трезвонить о своем отъезде. Но я намеревался во что бы то ни стало вернуть долг соседке. Я схватил такси, чтобы заскочить на улицу Аббатис, и поднялся к Лили. По утрам она всегда бывала дома. Она всячески пыталась разузнать, откуда у меня вдруг появились деньги, и мне было не легко уклониться от прямого ответа. Я пообещал, что вскоре расскажу ей обо всем, и она мило поцеловала меня.
Я потому так подробно описываю все эти детали, что их можно досконально проверить. Я ничего не выдумываю. А мысленное возвращение в прошлое помогает мне самому во всем разобраться. Это произошло дней десять назад. Всего лишь десять дней. Как в столь короткий срок я смог превратиться в того человека, каким являюсь сейчас?!
Итак, когда в час дня я вошел в холл гостиницы, Франк меня уже ждал. Он оглядел меня с головы до ног, похвалил мою прическу и, пока мы шли к машине, сказал:
— Будьте внимательны, Кристен… в вас есть что-то такое… Я не хочу вас обидеть… Что-то раболепное. Де Баер был высокомерен и, я полагаю, остался бы таким, даже если бы вынужден был просить милостыню.
— Если я вам не нравлюсь, еще не поздно расторгнуть нашу сделку! — воскликнул я, вдруг разозлившись.
— Неплохо, неплохо, — сказал Франк. — Уже лучше. Но де Баер никогда не выходил из себя… Я вам все объясню… Садитесь.
Я сел рядом с ним и больше не произнес ни слова. Он заговорил со мной первым.
— Ночь мы проведем в Авиньоне, — сообщил он мне, — а завтра утром уже прибудем на место.
— Мадам де Баер часто принимает гостей?
— Нет. Будьте спокойны, она никого не принимает. И со временем ей пришлось распроститься со всеми слугами.
Тон, каким он говорил со мной, слегка изменился. В нем появилась еле уловимая снисходительная нотка, словно я был путешественником, прибывшим издалека, у которого еще многое будет вызывать удивление, и это обещает быть забавным.
— Вилла великолепна, — продолжал он, — почти у самой оконечности мыса.
Он взглянул на меня и, поняв, что я раздражен, не стал продолжать. Он вел машину быстро и умело, и, поскольку дорога не была запружена, мы ехали на приличной скорости. Мягкое сиденье и скорость в конце концов меня убаюкали. Когда я открыл глаза, меня вдруг поразила одна мысль, возможно, от этого я и проснулся.
— А… мадам де Баер знает? Вы предупредили ее?
— Да. Я вам об этом уже говорил.
— И как она восприняла это известие?
— Как я и предполагал.
Теперь он стал скуп на слова. Но я твердо решил не отступать.
— Я хотел бы задать вам еще один вопрос. Как вам удалось собрать обо мне столько сведений?
— Я расспросил хозяев соседних лавочек.
— Это не так. Я проверял.
— Вы надоели мне, Кристен. Я допускаю, что это вас интересует. Но не люблю, когда меня стараются перехитрить.
— Я имею право все обдумать.
— Вы слишком долго думаете.
Голос его прозвучал резко. Я понял, что попал к нему в подчинение. Охваченный новым приступом гнева, я сжал кулаки.
— Поосторожнее, — сказал я. — Давайте договоримся. Если я хоть раз — слышите, только раз! — заподозрю, что вы хотите втянуть меня в какую-то грязную историю, я сразу же сматываю удочки… Я буду задавать вам все вопросы, какие мне заблагорассудится, и, если вы откажетесь отвечать, сам решу, как мне следует поступить.
Он медленно повернулся ко мне. Его серые глаза ничего не выражали. Этот человек был непробиваем, как стена.
— Вы считаете, что я от вас что-то скрываю? — спросил он.
— Да, считаю.
И чтобы использовать свое преимущество, я высказал первое пришедшее мне в голову возражение:
— Предположим, что о смерти Поля де Баера станет известно… и дядюшка из Кольмара умирает… Разве Жильберта не становится автоматически его наследницей?
— Если бы дела обстояли так, интересно, чего ради я стал бы так суетиться, — проговорил он с подчеркнутой иронией.
— Однако я полагал, что вдовы…
— Их брачный контракт предусматривал раздельное владение имуществом, — сказал Франк. — Наследником является только Поль де Баер.
— Тогда как же получилось, что де Баер разорил свою жену?
— А так, что сразу после свадьбы она доверила ему солидный капитал… Теперь вам все понятно?
Я был уязвлен и тщетно попытался снова уснуть. Я начинал его ненавидеть. Ни в чем конкретном упрекнуть его я не мог, но слишком самоуверенные люди внушают мне неприязнь. Почти физическое отвращение. Я догадался, что у него всегда наготове ответ и что именно таким образом он станет мучить меня и унижать. Человека с такими, глазами невозможно застать врасплох. Отныне он и впрямь стал моим хозяином.
Мы поужинали, как и предполагалось, в Авиньоне, в маленькой, только что отстроенной гостинице, где еще пахло свежей краской, и расстались, не подав друг другу руки. Я лег, разговаривая сам с собой, как это случается со мной, когда я рассержен. В семь утра мы снова отправились в путь.
— Хорошо себя чувствуете? — любезно осведомился Франк.
— Не очень.
И это соответствовало действительности. Во-первых, я плохо спал. А потом, мне было страшно. Никогда еще я так не трусил. Образ Жильберты неотступно преследовал меня. Меня то и дело бросало в жар, я весь покрывался потом. С моей стороны было безумием согласиться. Больной амнезией! Одно это слово приводило меня в болезненное возбуждение. Я был страшно зол на самого себя. Зол на Франка, на Жильберту. Они безжалостно воспользовались моей слабостью, моей бедностью. Все было продумано!
Мы выехали на побережье. Дорога выглядела праздничной. Каждый дом, каждая вилла, казалось, нежились в солнечных лучах. Море весело искрилось. Я же умирал от страха. Я видел себя со стороны, такого жалкого, в лоснящемся костюме. Что она обо мне подумает?.. Как я ни старался переубедить себя, я продолжал рассуждать так, словно Жильберта заранее знала, что я Кристен, а не ее муж.
Мы проехали Монте-Карло. Передо мной предстал мыс Мартен, его высокие сосны, живописные скалы, крыши вилл отражались в голубой воде.
— Жильберта выйдет встречать нас, — заговорил Франк. — Будьте с ней холодны, держитесь отчужденно. Вы не должны походить на бездомного пса, нашедшего приют. Останавливайтесь время от времени возле какого-нибудь шкафа или кресла или на пороге одной из комнат, словно они пробуждают в вас воспоминания… Днем я постараюсь увидеться с вами… Давайте у вас в комнате… Я дам вам нужные указания. Если по какой-нибудь причине у вас возникнут затруднения или вы почувствуете, что можете совершить оплошность, сошлитесь на головную боль и удалитесь к себе… Даю слово, вам нечего опасаться.
Сквозь ветви деревьев я видел теперь богатую усадьбу. Машинально я провел рукой по своим не слишком чисто выбритым щекам, взглянул на стоптанные ботинки.
— Вот мы и на месте, — неожиданно сказал Франк,