– Тебе пора, – ласково сказала Катя, целуя его в плечо.
– Пора.
Уходить ему не хотелось, и он лежал на спине, молча уставившись в оклеенный газетами потолок хибарки, перебирая ленивыми пальцами мягкие Катины волосы, гладя ее лицо. Лежал и думал, как он сейчас поднимется и уйдет восвояси, а она останется наедине с этой ночью, за легкой фанерной дверью, сорвать которую не стоит труда любому.
– А садик очень хороший, – взглянув на спящего в кроватке сына, сказала Катя, – и как вам удалось его туда устроить?!
Георгий промолчал. Видимо, она не вполне осознавала его возможности, и он не стал ей их объяснять.
– Ты мне звони, – сказал он на прощанье. – Когда позвонишь?
– Когда скажешь.
– Позвони в понедельник, во второй половине дня. Хорошо?
– Хорошо.
Они поцеловались в дверях мазанки, и Георгий шагнул на волю – легкий, обновленный, победительный, доброжелательный ко всему окружающему его миру. И пошел берегом моря у самой кромки ласкового наката, у тихо шипящих песком, почти плоских приливных волн. Отойдя на приличное расстояние от домика, он присел на корточки, умылся морской водой – на всякий случай, чтобы смыть Катин запах, – вытерся носовым платком и мимо сидящей на перевернутой лодке парочки стал подниматься на железнодорожную насыпь, за которой лежал засыпающий в этот полуночный час город.
Поднявшись на насыпь, к рубиновому огню семафора, он вдруг обнаружил, что забыл у Кати портфель. «А что в портфеле? Кажется, ничего нужного. Тогда пусть остается у нее до понедельника. А если спросит Надя, скажу, что забыл на работе. Хорошая примета, – порадовался Георгий, – значит, я еще вернусь к ней!»
По дороге домой он уже в который раз размышлял на свежую голову, почему Калабухов выбрал себе в преемники именно его? В чем тут дело – только в одной доброй воле и личной симпатии… или есть еще какие-то неведомые ему подводные течения? Дело, видно, решенное, вон уже и Толстяк прибежал услужить с шубкой для Надежды Михайловны. До чего скрытный человек шеф – молодец! И ему, Георгию, надо бы учиться быть таким же – молчанье золото, а даже и золотое слово – серебро.
Надежда Михайловна еще не ложилась, пила чай на кухне. Георгий приготовился к бою местного значения, а жена встретила его улыбкой:
– Ну, как отпраздновали?
– Нормально. Приветы тебе передавали старики! – бодро соврал Георгий.
– На что мне их приветы, – улавливая фальшь в его голосе, усмехнулась Надежда Михайловна, – слава богу, каждый день видимся.
– Ну и что ж, – не сдавался Георгий, – хоть и видитесь, а они все равно передавали. Привет со дня рождения – особый привет!
– Спасибо, – добродушно буркнула Надежда Михайловна…
А Георгию показалось, что она что-то заподозрила, и он поспешил сказать:
– Да, если тебя интересует лисья шубка, позвони Толстяку, он сделает.
– Лисья?! – Глаза Надежды Михайловны испуганно вспыхнули молодым светом. – Наверное, очень дорого…
– Толстяк говорит – по-божески. Шубка индийская и какая-то уцененная, контейнер попал в аварию, вот их и пускают в оборот. Но там все нормально, не думай, что это какая-нибудь рвань…
– Понятно, – обрадовалась Надежда Михайловна. – Чайку не выпьешь?
– Выпью, – с готовностью согласился Георгий и сел за стол.
– А у тебя аппетит – как будто не со дня рождения, а с пахоты, – посмеялась Надежда Михайловна, глядя, как уминает он за обе щеки хлеб с маслом.
– Но ты же знаешь, чем они кормят: капуста – сало, сало – капуста, – парировал Георгий.
И, кажется, она поверила, что он проголодался в гостях у бабы Миши и бабы Маши. Да простят ему старики ложь во спасение! Еще бы ей не поверить, когда все мысли заняты теперь шубкой.
– Ой, Жора, лучше бы ты утром про нее сказал! – вырвалось у Надежды Михайловны. – Спать не буду.
Не первый год слышали горожане: «Вот вступит в строй Новый водовод, и тогда не то что на втором, а даже на пятом этаже будет в домах вода!» Дело это волновало многих – некоторые любили мыться в ваннах, некоторые мечтали поменяться на другой город, а кому из другого города нужна квартира без воды? Словом, «вопрос стоял так остро», что им занимались многие организации области, одних только крупных начальников было подключено к трубе Нового водовода не меньше двадцати номенклатурных единиц.
Георгий и раньше бывал на трассе Нового водовода, но не один, а с Калабуховым. Сопровождая его и не имея по этому поводу хотя бы незначительных поручений, что меняло существо дела, Георгию нужно было в этих поездках только одно – «не лезть поперек батьки в пекло», и это ему удавалось. В последний раз они были здесь с шефом нынешней весной, тогда Георгий обратил внимание, что добрая половина труб еще не уложена в землю, а через балки, дороги, речки линию еще и не начинали монтировать. Основное внимание уделялось монтажу самой нитки, если можно так назвать трубу диаметром в метр с лишним, – ее сваривали из отдельных прогонов, обматывали специальной изоляцией, смолили, укладывали в траншею. На ровных участках дело спорилось. А там, где были препятствия, их обходили. Проводку трубы через речки, балки, овраги, дороги монтажники оставляли себе «на закуску». Считалось, что сооружение водовода идет форсированными темпами; считалось, что строители перевыполняют план, а на разрывы покуда закрывали глаза, вроде бы их никто и не видел. В ту весеннюю поездку Георгий насчитал таких разрывов на линии двадцать два. Он хотел было сказать об этом шефу, да потом решил, что у того ведь тоже глаза есть, – зачем же учить ученого…
Теперь Георгий насчитал лишь пять разрывов. Но зато какие это были разрывы! Здесь нужно было и рвать скалы, и строить акведуки, и возводить специальные укрепительные сооружения. Каждый разрыв стоял как крепость, которую на ура не возьмешь. Понимая это отлично, монтажники применяли кое-где метод, который по-русски называется: «Лишь бы сдыхать, а там хоть трава не расти!» Так что фактически разрывов было не пять, а гораздо больше.
Молча проехав всю шестидесятикилометровую трассу, на обратном пути Георгий велел Искандеру остановиться у одного из таких форсированных на скорую руку разрывов. Вслед за Георгием вышел из своей белой «Волги» подрядчик, грузно вылез из своей черной начальник Водканалтреста Гвоздюк, высыпали на дорогу из машин и другие сопровождавшие Георгия в поездке начальники различных подразделений. Скоро все они сгрудились за его спиной на берегу маленькой горной речушки.
Сейчас, в сухое время года, речушка была настолько маленькая, что ее как бы и не существовало. Но Георгий-то знал, что в паводок эта скромница обретает силу тысяч тигров, несет, как щепки, вырванные с корнем деревья. И вот поперек русла этой реки была уложена труба Нового водовода. Уложена и закреплена, для проформы, несколькими бетонными нашлепками килограммов по семьсот каждая, таких нашлепок было девять штук – Георгий не поленился их сосчитать. А между тем, он хорошо это помнил, в проекте, который Георгий смотрел утром накануне поездки, было ясно указано, что по руслу данной речки трубу следует закопать на глубину три метра и сверху, чтобы не размыло, укрепить девятью бетонными скрепами – каждая по полторы тонны весом. Скрепы были в два раза легче, а закапывать трубу вообще не сочли нужным.
Георгий долго, внимательно смотрел на пересохшее русло речки, на трубу, на скрепы, как будто вспоминал что-то и не мог вспомнить. Смотрел и молчал. Слушал, как нарастает за его спиной якобы недоуменное сопение ражего подрядчика в голубой рубахе, еще молодого, краснощекого парня.
– Пойдут дожди, эти ваши скрепы перевернет, как страницу книги, трубу водовода вывернет с корнем и выкинет вон туда, на берег! – не оборачиваясь к подрядчику, ориентируясь по его сопению, тихо сказал Георгий.
– Да мы хотели как лучше, ведь надо форсировать, – выступая из-за спины Георгия и застенчиво хмурясь, сказал подрядчик. – Мы же закрепляем, куда она денется…
– Пока не будет сделано грамотно, по проекту, работу не примем.
– Да что вы, Георгий Иванович, мы и главного инженера проекта вызовем, подумаем…
– Нечего его вызывать, нечего терять время. Налицо грубое нарушение технического проекта. Есть проект – углублять на три метра в землю. Почему вы кладете сверху?
– Ну, мы форсируем, каждый день только и говорят: «Форсируйте, форсируйте!» Мы еще бетоном зальем получше, в общем – сообразим что-нибудь…
– Нечего здесь соображать! Соображайте согласно проекту. Ваш расчет – дотянуть до холодов! Завтра пойдет дождь, вы что здесь будете делать по горло в грязи?
– Ну, мы тут доработаем, мы что-нибудь придумаем, – с неискоренимой надеждой в голосе продолжал канючить подрядчик. – Мы посоветуемся…
– О чем тут советоваться, все лето бездельничали…
– Как же бездельничали, все-таки пятьдесят семь километров лежат. Как-нибудь уладим. – В голосе ражего подрядчика миролюбие, необидчивость и уверенность опытного строителя, что он свое все равно проволынит и все равно будет так, как быстрее и выгоднее ему, а не заказчику.
– Эти пятьдесят семь километров лежат по ровной, как стол, степи.
– Да, но все-таки лежат, все-таки план…
– Это очковтирательство – знаете не хуже меня. Так работают на чужого дядю.
– Выдержит, куда она денется, – продолжал свое подрядчик.
Георгий взглянул на него косо, зрачки метнулись, как будто перезарядили затвор винтовки, и он вдруг легко побежал вниз, к трубе, к стоящему рядом с ней бульдозеру, работавшему на холостых оборотах.
Из-за шума двигателя свите Георгия не было слышно, о чем говорит он с бульдозеристом, стоявшим рядом со своей машиной. Только было видно, как тот пожал плечами и отошел в сторонку, протягивая обе руки к машине, как бы приглашая самого Георгия сесть за рычаги. Так оно и было. На приказание Георгия бульдозерист ответил:
– Я не буду. Вам надо – садитесь и делайте. Хозяин – барин.
Георгий проворно вскарабкался в кабину бульдозера, и не успел никто ничего сообразить, как он развернул мощный, тяжелый бульдозер на месте и в минуту своротил трубу водовода, – бетонные скрепки подались легко, без натуги. Своротил, поставил двигатель на холостые обороты, выпрыгнул из кабины, поклонился бульдозеристу, – дескать, спасибо – и пошел наверх, к своей свите.