точной бумаги, сшитые той же нитью, что тачают оленьи торбаза, чинят валенки.
Тетради эти у меня сохранились. Нетвердость поэтической строчки, как мне казалось, была прямо связана с нетвердостью руки, отвыкшей от пера и привыкшей к совсем другому инструменту.
Возвращение в мир поэзии идет тем же путем, не может обогнать возвращения обыкновенных письменных навыков, которые тоже были утрачены, как и способность стихосложения, способность познания мира с помощью стихов. Возвращение этих навыков казалось мне — да и было — чудом, по сравнению с которым чудо поэзии, чудо искусства — второстепенное чудо.
Я с волнением перелистываю колымские свои тетради. Бурю чувств вызывают эти привезенные с Севера листочки с выцветшими буквами химических чернил».
«Кусты у каменной стены...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Написано на Колыме в 1949 году. Одно из весьма дорогих мне стихотворений. Тут дело идет о больнице, где выздоравливают леченные тобою люди. Написано в Центральной больнице “Левый берег”».
Рублев. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1949 году на Колыме, на ключе Дусканья, в самой первой тетради колымских моих стихов, самодельной, из оберточной бумаги».
«Я пришел на ржавый берег...». Впервые: День поэзии. М., 1969.
Комментарий автора: «Написано в 1951 году в Барагоне, близ Оймякона».
«Я устаю от суеты...». Впервые: Юность, 1970, № 7.
Комментарий автора: «Написано в 1951 году на Колыме. Входит в “Колымские тетради”».
Пегас. Впервые: День поэзии. М., 1970.
Комментарий автора: «Написано в 1954 году в Калининской области. Входит в “Колымские тетради”. Запись из моего поэтического дневника».
«Не в пролитом море чернил...». Впервые: День поэзии. М., 1968.
Комментарий автора: «Написано в 1954 году в Калининской области. Входит в “Колымские тетради”. Незатейливая мысль, высказанная в незатейливой форме. Для поэта очень трудно найти истинное равновесие между искусством и жизнью. Что тут дороже? Жизнь или искусство? И бывают ли тут противоречия? На этот вопрос поэт в течение своей жизни дает разные ответы. Вот это — один из ответов.
Если бы мои стихи опубликовывались в хронологическом порядке — то получилась бы убедительная картина развития моих поэтических идей. Но — почти невозможна публикация немедленная. А через несколько лет стихотворение тебе не так уж дорого, но возникла возможность напечатания именно этого стихотворения. И поэт уже не следит, передает ли эта старая формула его новые, сегодняшние взгляды. Есть поэты, для которых такой вопрос не существует. Но для классиков XIX века и великих лириков XX этот вопрос существовал, и весьма».
«Ощутил в душе и теле...». Впервые: День поэзии. М., 1968.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1954 году в Калининской области. Входит в “Колымские тетради”. Важная страница моего поэтического дневника».
Кама тридцатого года. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1954 году в поселке Туркмен Калининской области, близ станции Решетниково, где я жил два года после Колымы до возвращения в Москву.
“Кама тридцатого года” — попытка вспомнить когда-то написанные стихи. Мне давно хотелось оставить в своих стихах что-нибудь на память о тридцатом годе, о стройках первой пятилетки — я был тогда в Березниках и в Усолье, на Строгановских солеварнях и Любимовском содовом заводе, с которого и начал расти березниковский гигант.
Я прошел по Каме и Вишере вверх и вниз не один раз и пешим, и конным, на плотах, на пароходе и на челноке-долбленке.
Мертвые коряги, частью вынесенные течением, а частью умершие на месте, загромождали все берега Камы — от Чердыни до Перми.
Я сам принимал участие во взрывах двух Строгановских солеварен — в Усолье и в Дедюхине. Просоленные бревна не поддавались топору. Плесень счищали лопатой, и бревна обнажались белые-белые, костяные, но вовсе не похожие на матовый желтоватый живой отблеск слоновых или мамонтовых бивней, а были похожи на человеческую руку незахороненного северного мертвеца, обнаженную руку умершего Гулливера.
Просоленные бревна строгановских времен не поддавались топору, бревно только звенело, и лезвие топора тупилось. Взрывали солеварни динамитом.
Вот эту усольскую плесень — ярко-ярко зеленую молодую стройку, рыжую бегущую Каму, главную реку Советского Союза, ибо нет Волги без Камы, вода реки желта от камского цвета — Кама встретила, вмешалась, покорила волжский цвет. А Кама без Волги — есть со своей отдельной гордой историей. Вот все это мне и хотелось вспомнить в стихах. Я и тогда, в тридцатом году, писал стихи о Каме, об Урале, какими я их видел тогда.
Я был в посаде Орел, в том самом поселке, где жил Ермак перед походом в славу и в смерть. Мне показывали его избу, где казачий атаман снимал комнату, стоял на квартире. Это не было шуткой и не было абстракцией — ведь в Строгановской солеварной шахте я спускался в забой, дотрагивался пальцем до тех самых бревен, которых касался и Ермак, — шахта узка, лестницы круты. Огромный строгановский склад на берегу Камы — высокий склад, бревна в обхват, собранные “в лапу” без единого гвоздя уральскими плотниками навечно. Ни топор, ни пила даже не царапали бревенной склад. Склад, как и солеварни, был взорван, уничтожен — в тридцатые годы было “не до музеев”.
Музей — оскорбительное название в городском и промышленном строительстве тех лет.
В отличие от многочисленных котлованов, ставших символом всякой тогдашней стройки, Березниковский химкомбинат начинался с подсыпки. На Березниках не рыли никаких ям, а ставили фундамент и засыпали все песком — с окружных гор. Желтый песок тысячи якутских лошаденок возили день и ночь на строительство местной железной дороги. Эта железная дорога вела с песчаных карьеров, и песок, чтоб засыпать фундамент собственной стройки, возили с ближайшей горы — Адамовой горы.
Материала для стихотворения было достаточно, и нужно было только спичку — рифму, техническую задачу надо было себе поставить и решать стихотворную тему. Этой спичкой была рифма “Коненкова — каемкою”. Дактилическая рифма усугубляет трудность. Мягкость рифмы, ее шероховатость — своеобразная удача, находка. Для поэта внимательная работа над рифмой — признак не только культуры стиха.
Я писал “Каму” уже после того, как познакомился с отказом Б. Л Пастернака от своих ранних стихов, с “опрощением” Бориса Леонидовича, возвратом к глазной пушкинской рифме. Я до сих пор не понимаю, как Пастернак мог думать, что на новые его пути пойдут за ним ценители его раннего творчества. Это было бы неуважением к самому Пастернаку прежде всего».
«Детский страх в тот миг короткий...». Впервые: Знамя, 1968, № 12.
Комментарий автора: «Написано в 1955 году в поселке Туркмен Калининской области. Входит в “Колымские тетради”».
Поэзии. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1956 году в Калининской области. Да, я верю, что именно мое искусство, моя религия, вера, мой нравственный кодекс сохраняли мою жизнь для лучших дел. Кроме бога поэзии, никому более я не благодарен за мою судьбу, за мои победы, удачи, ошибки и провалы. Вероятно, если б жизнь моя сложилась иначе, я раньше нашел бы возможности публичной исповеди в стихах. Я пишу стихи с детства».
40°. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Одно из важных для меня стихотворений. Написано в 1956 году в поселке Туркмен. Входит в “Колымские тетради”».
Цыганский романс. Впервые: Юность, 1969, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1956 году в поселке Туркмен Калининской области».
«Подростком сюда затесался клен...». Впервые: Московские облака. М., 1972.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1956 году в Калининской области».
Сосна в болоте. Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
Комментарий автора: «Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в “Колымские тетради”. Полностью соответствует художественным принципам моей поэтики».
«Кто ты? Руда, иль просто россыпь...». Впервые: День поэзии. М., 1967.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1956 году в Калининской области».
«Еще в покое все земное...». Впервые: Московские облака. М., 1972.
Комментарий автора: «Написано в 1956 году в Калининской области. Входит в “Колымские тетради”».
«Похолодеет вдруг рука...». Впервые: Кодры, 1989, № 11.
Комментарий автора: «Написано в 1954 году в Калининской области, в поселке Туркмен».
Вверх по реке. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве. Одно из “постколымских” стихотворений. Здесь — две новинки, две находки, две новых поэтических истины. Первая — челнок-стрела, пущенная тетивой рук, а вторая — путешествие вверх веков.
Удовлетворяет меня и в ритмическом отношении. Единственное мое стихотворение, которое по просьбе редактора было расширено. Сейчас печатается по первоначальному истинному тексту».
Каюр. Впервые: Огниво. М., 1961.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве. Продолжает серию “постколымских” стихов».
Бивень. Впервые: Сельская молодежь, 1964, № 10.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в Москве в 1957 году. Одно из “постколымских” обязательных для меня стихотворений. Полностью соответствует моей тематике и поэтике».
Прямой наводкой. Впервые: День поэзии. М., 1962.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году в Москве и относится к “постколымским” стихотворениям итогового характера в поэтическом смысле. В сборник включено для “полноты характеристики”. У меня нет стихотворений, написанных прямой наводкой, со столь малой аллегоричностью, без подтекста. “Прямой наводкой” нравится поэтам, далеким от поэзии».
Ветер в бухте. Впервые: Москва, 1958, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1957 году. Из “постколымских” стихотворений, продиктованных Колымой. Бухта — это бухта Нагаева».