Капля. Впервые: Юность, 1969, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1960 году в Москве. “Капля” — существенная страница моего поэтического дневника. Сама метафора очень шаблонна. Тем дороже та несомненная удача, которая получена мной при работе над этой темой. Поэту трудно только на торных дорогах, но природа помогает и на торных самым энергичным и даже решающим образом».
Бурение огнем. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Написано в 1960 году в Москве. У меня много стихов о стихах — процент чуть поменьше пушкинского по моим подсчетам, да и у какого поэта нет стихов о стихах. Ведь кроме того, что стихи — всеобщий язык, не попробовать написать о самом главном в жизни, о своем инструменте, о своем исповедании веры, о своей религии, ибо для поэта стихи — религия, значит обеднить и свой, и читательский мир, насильственно, искусственно ограничить круг тем.
Поэзия — тема для поэта хорошо известная, дело, о котором поэт много размышлял, страсть, наилучше им пережитая. Почему же об этом не рассказать? И именно в стихах? Почему? Дело еще и в том, что, чуть сойди с позиций рифмованных описаний, сейчас же вступает в силу закон обнаженной души, где самым естественным образом выходит вперед то, что имеет отношение к искусству, стихам, даже мастерству. Всякое освоение нового материала в поэзии — это прежде всего проба — годится ли этот новый материал в стихи, не в смысле рифмовки, а как почва для искусства. Искусство имеет донные глубины, донные течения. Находит ли место новый материал в этих донных глубинах, или он — на поверхности, легко видимый всеми, — ответ на этот вопрос получается незамедлительный. Всегда оказывается, что любому новому явлению жизни в стихах есть место.
Мир поэта расширяется, растет».
«Бесплодно падает на землю...». Впервые: Московские облака. М., 1972.
Комментарий автора: «Написано в Москве в 1960 году. Запись моего дневника».
«Мы предтечи, мы только предтечи...». Публикуется впервые.
Комментарий автора: «Написано в 1961 году в Москве. Запись в моем дневнике».
«Ручей питается в дороге...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
«Пусть чернолесье встанет за деревнями...». Впервые: Знамя, 1968, № 5.
«Часы внутри меня...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
«Жить вместе с деревом, как Эрьзя...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
«Тихий ветер по саду ступает...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
«Стихи — это судьба, не ремесло...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Первая строка, ставшая названием стихотворения, — это известные слова Блока об Аполлоне Григорьеве: “У поэта нет карьеры, у поэта есть судьба” — одна из мыслей, которую я разделяю всей душой. Стихотворение написано в 1962 году. Включает пропущенную ранее последнюю строфу:
И даже Пушкин тех, лицейских, лет,
Он — только обещанье света,
Он — обещанье боли, бурь и бед.
Всего, что вписано в судьбу поэта».
«Поэзия — дело седых...». Впервые: Неделя, 1963, 6 октября.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1962 году. Это мой личный вклад в обсуждение проблемы. Все стихотворение — находка и новинка. В литературных изданиях развивается взгляд о том, что поэзия — дело молодых. Я постарался этот взгляд опровергнуть. Действительно, существует ходячее выражение — “поэзия молодости”. В искусстве, для того чтобы выразить эту поэзию молодости, надо обладать большим личным и жизненным творческим опытом, обладать поэтической зрелостью».
«Когда после разлуки...». Впервые: Знамя, 1965, № 3.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве. Пример стихотворения, в котором короткая строка служит вовсе не для плясового мотива, как уверял Маяковский».
«Летний город спозаранку...». Впервые: Точка кипения. М., 1977.
«О подъезды, о колонны...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве. Первой писалась строфа:
Будто после треска, хруста
На поверженный пустырь,
Приводя природу в чувство,
Выливают нашатырь.
С ампулами разбитыми дождь еще никто не сравнивал, а между тем это — самый естественный образ для горожанина».
«Свяжите мне фуфайку...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Запись этого стихотворения в 1962 году доставила мне истинное удовольствие. Я категорически отрицаю легкомысленное утверждение Маяковского в книжке “Как делать стихи”, что короткая строка служит для выражения веселого содержания или тона, а длинная — для торжественного или печального. Еще Полежаев показывал прямо противоположные примеры. Работа над короткой строкой, на суженном словесном плацдарме, доставляет поэту большое удовольствие, если удается победить технические трудности или втиснуть в короткую строку какое-нибудь длинное, многосложное слово. Ритмические колебания строки тут превращаются в увлекательную задачу:
“Горизонтальная вода”
“Тысячелетний след”
“Черносмородинным агатом”
и т. д.».
Роса. Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1962 году в Москве. Продолжает мой пейзажно-поэтический дневник».
Арктическая ива. Впервые: Сельская молодежь, 1963, № 12.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1962 году в Москве. В отличие от работы над “Школой в Барагоне” между виденным и описанным прошло десять лет.
Неоднократно переводилось и входило в разные антологии».
«Упала, кажется, звезда...». Впервые: День поэзии. М., 1962.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве. Шуточное стихотворение, закрепившее одно из давних моих ночных колымских наблюдений».
«В годовом круговращенье...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
Комментарий автора: «Стихотворение написано в 1962 году. Выражает мое мнение по этому важному вопросу».
«Не в Японии, не на Камчатке...». Впервые: День поэзии. М., 1962.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве. Продолжает мой поэтический дневник. Образ считаю своей находкой, удачей».
«Костер сгорел дотла...». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
«У деревьев нет уродов...». Впервые: Юность, 1965, № 10.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве. Вслед за Бернардом Шоу я не считаю людей лучшей разновидностью живых существ».
Над старыми тетрадями. Впервые: Юность, 1966, № 9.
Комментарий автора: «Написано в 1962 году в Москве после грустного чувства при переборке моих тетрадей. Запись давних лет сама становится поэтическим мотивом. А сейчас я с почти тем же чувством листаю тетрадь 1962 года, где написано стихотворение “Над старыми тетрадями”. Эта тетрадь тоже пожелтела».
«Я под облачной грядою...». Впервые: Юность, 1965, № 10.
«Стихотворения — тихотворения...». Впервые: Дорога и судьба. М., 1967.
«Да, театральны до конца...». Впервые: Шелест листьев. М., 1964.
«Я думаю все время об одном...». Впервые: Москва, 1964, № 5.
Комментарий автора: «Написано в 1963 году в Москве. Стихотворение это — одна из удач моего пейзажно-поэтического дневника. В обзорах “Литературной газеты” его хвалил С. С. Наровчатов, а в письмах — Ф. А. Вигдорова и В. Л. Андреев. В. Л. Андреев хвалил изображение света как зла — новинку в русской лирике».
«Я вовсе не бежал в природу...». Впервые: Москва, 1964, № 5.
Комментарий автора: «Написанное в 1963 году, стихотворение это — ответ на многочисленные рецензии, зачислявшие меня в “певцы природы”, в пейзажные лирики, в продолжатели линии Баратынского, Тютчева, Фета, Пастернака, Анненского.
Немалая честь — быть продолжателем поэтической линии этих русских лириков. Однако круг моих поэтических идей, понимание пейзажа, погоды и природы в искусстве отличается от поэтических формул названных русских поэтов. Принципиальное отличие я и пытался передать в этом коротком стихотворении.
Привлечение, вовлечение мира в борьбу людей, в злободневность считаю своей заслугой в русской поэзии. Тут речь идет не об антропоморфизме моей поэзии (какой поэт не антропоморфист?), как сказано Г. Г. Краснухиным в рецензии на мою книжку (журнал “Сибирские огни”, № 1, 1969) Тут речь идет о более сложном и важном. То наблюдение, что “Пока пейзаж не говорит по-человечески, / Его пейзажем я не назову”, — тоже не исчерпывает сути этой поэтической идеи.
В “Этике” Спиноза делит природу на “природу природствующую” и “природу оприродованную”, оговоренную для человека. Природа же природствующая, по мысли Спинозы, — это камень, ветер, облака, живущие сами по себе, вне человека.
Вопрос этот — о двух природах — всегда интересовал поэтов. Михаил Кузмин в сборнике “Форель разбивает лед” написал даже особое стихотворение на эту тему, так и названное “Природа природствующая и природа оприродованная”. Однако Кузмин, истый горожанин, ничего не мог предложить в качестве природы оприродованной, как городские вывески на улицах.
Зачем искать зверей опасных,
Ревущих из багровой мглы,
Когда на вывесках прекрасных
Они так кротки и милы.
Пейзажи Пастернака — это пейзажи по памяти. Кроме того, в них нет возможности орешнику высказаться как кусту орешника, как явлению природы. При всем моем уважении и любви к Пастернаку-пейзажисту я не могу в его кустах слышать голос самого орешника, Пастернак — горожанин.
Роберт Фрост, пишущий всю жизнь пейзажи американские, тоже остановился на простом описании, не проникая в душу дуба или секвойи.
Я, пробывший столько лет наедине с природой, с камнем, с облаками, с травой, я пытался выразить их чувства, их мысли на человеческом языке, пытался перевести на русский язык язык травы и камня. При ближайшей, лобовой встрече с природой оказалось, что она вовсе не равнодушна. Что пресловутой пушкинской равнодушной природы — в мире нет. А природа всегда или за человека, или против человека. Природа всегда активная сила. И не только в космических далях, но и за окном, за порогом дома, во время грозы, бури. Природа необыкновенно связана с душой человека, с его духо