Низкий широкий трон на точеных ножках, обитый пестрым бархатом. На высокой спинке трона вышитое золотыми нитками изображение летящего орла. На троне, подобрав под себя ноги в шерстяных полосатых носках, страшный, лохматый старик в черной овчинной остроконечной шапке, надвинутой на брови. Седые растрепанные космы свесились на лицо. На щеках, покрытых красными пятнами, седые клочья бороды. Правая рука лежала на подлокотнике кресла, и пальцы, унизанные алмазными перстнями, быстро шевелились. Абдэр-Рахман понимал, что глава ассассинов ждет. «Поцелует ли гость правую руку?» Но упрямая гордость вольного кочевника ему подсказывала: «Ты не поцелуешь этой, залитой кровью, орлиной лапы!»
Приблизившись, Абдэр-Рахман остановился. Слуги с подарками встали сбоку. Дуда, подойдя к трону, опустился на колени и поцеловал ковер. Старик вдруг выпрямился, встал и взял из рук Дуды священную книгу. Громко произнеся обычную молитву, он передал Коран одному из приближенных, с огромным тюрбаном на голове (знак учености). Затем он перебрал другие подарки и спросил:
— Для чего этот нож? И что означает изображение двух соединенных рук на серебряной чаше?
Абдэр-Рахман склонился и сказал:
— Эти две соединенные руки означают, что халиф багдадский Мустансир желает иметь с тобой долгую и прочную дружбу, которая будет поддерживаться и в мире, и на войне силою оружия.
— Прекрасно, прекрасно! — сказал старик и снова взобрался на трон. — Садитесь, почтенные гости. Эй, мальчики, принесите подушки!
Слуги разложили перед троном подушки. Абдэр-Рахман и Дуда уселись на них.
Старик начал расспрашивать о здоровье халифа, о его возрасте, сколько он имеет коней и любит ли их. Спросил, как зовут почтенных гостей и куда они держат путь.
Услышав, что Абдэр-Рахман едет в недавно созданную боевую стоянку грозного татарского хана, старик фыркнул и стал почесывать пятерней свои ноги.
— Как вы решились отправиться в берлогу хищного, свирепого тигра? Какая нужда могла толкнуть вас на такую опасность?
— Я обещал халифу, моему высокому покровителю, что буду сопровождать страшного, до сих пор непобедимого Бату-хана в его походе на Вечерние страны. Я обещал также халифу, что буду посылать ему с особыми гонцами донесения обо всех битвах, победах или завоеваниях городов, которые предстоят татарскому войску и о которых знает пока только Аллах всеведущий.
— Говори, говори все, что ты знаешь и слышал о татарском хане. Для нас, защитников истинной веры, провозглашенной пророком Мухаммедом, — да будет над ним величие! — очень важен этот поход нечестивых язычников монголов, потому что они идут также на еще более нечестивых наших долголетних врагов — крестоносцев. Эти шакалы давно пытаются ворваться в наши земли и перекусить горло всем мусульманам.
— Пока я знаю только, что Аллах — слава ему и величие! — разгневался на своих верных сынов и послал на них страшную казнь в виде безжалостного повелителя татар, который не дает никому пощады и оставляет на своем пути угли, политые кровью и слезами.
— Нужно его перехитрить, — прошипел старик. — Нужно его убедить, что для его же славы и величия он должен объявить себя правоверным. Тогда все народы, исповедующие учение пророка Мухаммеда, — молитва над ним и привет! — объединятся с монголами, над всеми протянется монгольская рука, и тогда мы провозгласим Бату-хана имамом…
— И махди[133]! — добавил Дуда, скромно опустив глаза.
— Если Бату-хан действительно искренне примет веру, оставленную праведным Алием[134], то, может быть, в его лице мы увидим победоносного Махдия… — Тут «Старец горы» осекся, приподнял пальцем кверху свою правую «бровь сомнения» и строго уставился на Дуду. — А ты кто такой, что так смело произносишь это священное для всех правильно верующих имя?
Дуда, поняв, что он сказал что-то лишнее, повернулся к Абдэр-Рахману:
— Может быть, ты, смелый потомок Альманзора, вместо меня лучше ответишь на вопрос всеведущего, прославленного и всемогущего Ала-ад-Дина Хуршаха?
Абдэр-Рахман сказал:
— Это мой секретарь, кятиб, ученый советник и лекарь, отмеченный в Багдаде как источник мудрости.
— Ты лекарь? — прервал старик. — Это прекрасно! Мне очень нужен знающий, опытный лекарь. У меня столько болезней, что я не нахожу себе покоя ни днем ни ночью. Какие болезни ты лечишь?
— Я излечиваю все болезни, о которых говорит Абу Али Ибн-Сина[135] в своей превосходной книге «Канун-Фит-тибб», и он же указывает найденные им целебные средства, которые совершенно излечивают болезни и объясняют причины, почему возникает та или другая боль в теле.
— Мы хорошо знаем Абу Али Ибн-Сину. Он тоже был наш, правоверный, кармат, федавий[136], и брат и отец его тоже были наши карматы. А ты можешь ли разыскать нужные лекарства, которые меня вылечат и на которые указывает этот мудрец? Я тебя за это осыплю своими милостями, какие только может пожелать сын Адама.
— Лекарства не для чего долго искать, — ответил Дуда. — Главные из них я обычно храню и вожу с собой. И если только злоумышленники не тронут наших походных мешков, то я охотно тебе их предоставлю.
— Слава Аллаху, который привел тебя ко мне! — воскликнул старик. — Отныне я назначаю тебя моим придворным лекарем, и ты навсегда останешься здесь. А твой молодой спутник может свободно поехать дальше один.
— Я сделаю все, что могу, — возразил Дуда, — но не из-за тех милостей, которыми ты хочешь меня осчастливить, а по долгу человеколюбия. Остаться же здесь, у тебя, я не имею права. Я обязан выполнить приказание халифа.
— Не шути со мной! Ты, вероятно, и не подозреваешь, какие беды обрушатся на тебя, если ты осмелишься не выполнить моей воли.
— Что промолвил наш владыка, то свято! — сказал один из приближенных. — И ты не пожалеешь, что остался.
— Ты не пожалеешь! — воскликнули хором карматы, сидевшие полукругом по сторонам трона. — Ты увидишь ночи восторгов, сладость безумного опьянения, полет в райские сады! Никто до сих пор не пожалел, что остался с нами, и ты, посвященный в звание федавия, испытаешь высшее блаженство на земле.
— Когда ты начнешь лечить меня? — спросил строго владыка ассассинов. — Я не могу ждать, страдания мучают меня беспрерывно.
— Сегодня я разотру мази, приготовлю лекарство и завтра явлюсь к тебе.
— Тогда я разрешаю вам сейчас меня покинуть!
Выказав все принятые обычаем знаки почтения, Дуда и Абдэр-Рахман покинули приемную «Старца горы» и, пред-шествуемые двумя слугами, прошли в отведенный для них домик.
Когда оба арабских путника отошли от дворца владыки ассассинов и часовые остались позади, сопровождавший их мрачный слуга в черном чекмене приблизился и тихо сказал:
— Наш повелитель приказал вам передать, что он очень доволен беседой с вашей милостью и приглашает вас обоих прийти сегодня вечером в запретный для всех непосвященных сад наслаждений.
— Какой сад? — удивился Абдэр-Рахман. — Где здесь, между голыми скалами, может вырасти сад?
— Есть райский сад, и я вас туда проведу после захода солнца, когда тени покроют вас своим плащом от всех любопытных с жадными глазами.
Безмолвный слуга снова зашагал впереди и довел их до предназначенного для гостей дома.
Оставшись наконец одни, оба скитальца принялись обсуждать, как быть. Не отказаться ли? Не приготовлены ли там крученые веревки, чтобы облегчить путь в тот райский сад, откуда нет возврата?
— Это западня! — говорил Дуда. — Они хотят нас провести подальше от «любопытных с жадными глазами», чтобы мы бесследно и неведомо ни для кого исчезли из того скорбного мира.
— А что же мы можем сделать?
— Бежать! — говорил Дуда и дрожал мелкой дрожью. — Бежать, не теряя времени, побросав и верблюдов, и подарки халифа. Пробраться пешком, перелезая через скалы, в сторону моря к городу Трапезунду, где нас спасут византийские греки.
— В первый же день нас выследят дикие курды, схватят, вытряхнут нас из наших одежд и сбросят в ущелье, — говорил спокойно Абдэр-Рахман. — Чего ты боишься, Дуда Праведный? Пропой семью семь молитв скороприходящему Хызру и безропотно ожидай решения своей судьбы. А я, наоборот, хочу пойти в сад наслаждений. Может быть, мы в самом деле увидим дивные рощи рая Мухаммеда, полные прекрасных сказочных гурий, где мы испытаем какое-нибудь новое, неизвестное до сих пор наслаждение. Почему мы должны этого избегать? Я думаю, что кровавый, огненный Иблис или Джебраил ждут нас уже давно для пыток и казней в своем царстве последнего Страшного суда. Так будем радоваться, пока мы еще можем двигаться, петь и смеяться. Не ты ли сам меня всегда учил: «Иди к тем, кто тебя зовет!» Почему же ты сегодня не хочешь отозваться на приглашение «Старца горы»? Кто другой сможет потом рассказывать своим внукам: «Я вместе с ужасным «Старцем горы» Ала-ад-Дином увидел то, что обыкновенным смертным увидеть не удается».
Когда с заходом солнца длинные тени проползли по дворцовой площадке, молчаливый слуга уже стоял возле двери почетного домика. Абдэр-Рахман и ученый, но робкий Дуда выждали еще немного, пока солнце окончательно не погрузилось за горы и в темных ущельях стали плавать голубоватые клочья тумана.
Тогда они вышли из дома, и слуга повел их к горному перевалу. Откуда-то из темноты вынырнули тени сторожевых ассассинов. Они бесшумно подошли, подняв копья.
— Назад, или увидишь смерть!
Слуга позвонил крохотным бубенцом и тихо произнес условленный пропуск. Стражники отступили на шаг назад.
— Проходите!
С вершины перевала открылся вид на небольшую долину, с трех сторон окруженную скалами, а с четвертой была пропасть, наполненная до краев, как чаша молоком, белым туманом. Взошла луна, в ее бледном свете можно было рассмотреть густой сад с правильными рядами деревьев. Посреди сада над прудом взлетала струя фонтана. Впереди показалось продолговатое белое здание, перед которым горели огоньки плошек, обычно зажигаемых в честь почетных гостей. На крыше дома тоже засветилась цепочка веселых огоньков.