Зная непоколебимость стального рабфаковца, я и не подумал возражать…
Но ведь выход-то нужно было найти? Нужно же как-нибудь закончить роман?..
– Нужно или нет?.. Черт вас подери!.. – в припадке черной меланхолии заголосил я, обращаясь ко всем и ни к кому в частности.
– Ищи сам… – пробурчали братья-близнецы, дружно кося двумя парами глаз.
– На то ты и автор, ну-ка… – резонно заметил псевдодьякон. А неисправимый гипнотизер Сидорин загвоздил:
– Вы его сейчас найдете. Вы его нашли. Нашли, да? Да?..
– Тэ-тэ-тэ-тэ… – протянул озабоченно мистер Уэсс, доставая часы. – Я вижу, дело грозит затянуться надолго… Я сейчас должен лететь. Лететь в Лондон: на съезд компартии Англии… Мне осталось ровно три минуты… Да, кстати, гражданин автор? Вы мне дали гнусную роль, я ее сыграл, смею думать, удовлетворительно, но я требую реабилитации… – и, не дожидаясь моего ответа, он сел на гоночный самолет и умчался по дороге в Лондон, делая по 500 километров в час.
– Дол-лой авторов!.. – неожиданно рявкнул над самым моим ухом Ванька Безменов.
Шшшакал его заешь! Я и не знал, что у него вместо голоса – иерихонская труба… Знай это ранее, я заставил бы его перекликаться с Митькой через десятки верст…
– В чем дело? Почему шум?.. Почему Безменов ревет?.. – раздался вдруг новый голос.
Обернувшись, я со смущением улицезрел Начсоча ГПУ товарища Васильева.
– Почему такой шум? – снова спросил он и грустно добавил:
– Только что собирался уснуть, не тут-то было: слышу, Безменов ревет…
– Их-хи-хи-хи… Их-хи-хи-хи… – Еще одно явление!
Смешливая дьяконица Настасья препожаловала неведомыми путями и сразу подкатилась горошком к обоим братьям-близнецам.
– Ну, уж теперь конец, – сокрушенно сообразил я. – Скомкан финал, пропал роман, пропала моя авторская головушка…
– Эх, авторище, не горюй! – хлопнула меня вдруг по плечу чья-то легкая рука. – Не горюй, автор. Это я говорю – рабфаковка Синицына… Сюда смотри…
Еще одно явление!
– Да откуда вы сыплетесь на мою голову?..
– Не горюй, говорю тебе… – продолжала рабфаковка.
– Я тебе дам выход, но за это ты должен обещать мне, что в следующем своем романе ты предоставишь женщине более широкое поле деятельности…
– Дор-рогу женщине с ребенком!.. – снова проревел раздурачившийся рабфаковец.
– Ну, знаете, товарищи, мне некогда… – устало проронил Васильев и исчез в скалах, привычным глазом предварительно выследя толстый зад грузинского меньшевика.
– Ну-ну, где твой выход… – безнадежно согласился я.
– В-вот!.. – вдохновенно выпалила рабфаковка для начала и стала в позу.
Все с интересом сгрудились вокруг нее, а близнецы-братья так перепутались, что я уже потерял надежду отличить: который из них Востров, который – Аполлон прекрасный.
– Ты должен предоставить каждому герою романа возможность самодеятельности, – зачеканила рабфаковка. – Пусть герои сами, согласно своей идеологии и понятиям, придумывают финальную сцену… Это будет оригинально. У твоего романа будет несколько заключительных глав, ну, скажем, три… потому что нет нужды каждому из нас придумывать эту главу: мы будем повторяться… Пусть дьякон, как герой весьма оригинальный…
– Согласен, – сказал дьякон и умильно поклонился; но было так тесно, что он лбом стукнулся о затылок Сидорина, а задом поддал Митьку Вострова.
– …Пусть дьякон самостоятельно или вместе с Настасьей придумает конец. Сидорин, Аполлон и англичанин, если сей прибудет, тоже совместно… Безменов, я и Востров – тоже совместно. Получится три заключительных главы и ты, автор, спишешь их прямо с натуры.
– Согласен, – сказал я, расцветая внутренностями и лицом, и снова повторил: – Согласен, но с условием…
– С каким еще условием?! – вскрикивали все герои, которым проект Синицыной пришелся по вкусу безусловно.
– С условием, – стойко продолжал я, – что, во-первых, вы не будете изменять моей предыдущей главы и, во-вторых…
– Объяснитесь, ну-ка?.. – попросил дьякон, не отличавшийся, как известно, феноменальной сообразительностью.
– Чего ж тут объяснять? – возразил я и приступил к объяснению: – У меня в последней главе, XXI по счету, дьякон умер с натуги и истерзан шакалами, от англичанина остался один скелет, Сидорин и Аполлон лежат в «Долине» полуразложившимися…
– Извините, мы не разлагались, – поправили меня оба «авантюриста», – мы еще не успели разложиться…
– Ну хорошо, – согласился я, – не разложились, так, во всяком случае, тоже умерли… И вот я ставлю условием, чтобы заключительная глава…
– … заключительные главы… – вставила рабфаковка.
– Нет, «заключительная глава», – не сдался я. – Чтобы заключительная глава вытекала из моей, как естественное ее продолжение…
Представьте себе: никто и не вздумал протестовать… Все очень поспешно согласились, переглядываясь между собой хитро и двусмысленно. Тогда я заподозрил неладное.
– Позвольте, – сказал я, – одно замечание: чтобы никаких чудес, никакой чертовщины, никакого вмешательства сверхъестественной, божественной и иной нечистой силы… Чтобы все было начистоту – без небесных фокусов…
И опять они согласились, продолжая подмигивать друг другу и на мой счет отпуская двусмысленные улыбочки.
– По местам!.. – рявкнул Безменов и растолкал всю группу.
– Позвольте, – еще раз попросил я, и все остановились. – Я ведь не сказал еще своего «во-вторых»…
– Что это еще за диктатура? – заворчала компания. – Авторская диктатура!?
– Да, авторская диктатура, – спокойно подтвердил я.
– На три главы я не согласен. Довольно с вас и одной…
Лица вытянулись. Лишь Сидорин с Аполлоном стали на мою сторону.
– Правильно, – сказали они в один голос, – должна быть одна заключительная глава…
А потом загвоздил один Сидорин:
– Будет одна глава. Одна глава. Понимаете?.. Повторите – «одна глава».
– О-одна-а гла-ава-а… – хором повторила вмиг загипнотизированная компания.
– И эту главу даст дьякон, – вставил я, а Сидорин подхватил:
– … даст дьякон… Повторите: «даст дьякон»…
– Да-аст дьяко-он… – как эхо, прозвучало в знойном воздухе.
– Потому что, – снова перебил я его, находя, что бунтари достаточно загипнотизированы, – потому что, если дать три главы, получится скучная канитель… будут повторения и ничего оригинального. Дьякон же, как центральное лицо романа (я немного польстил ему: у меня несколько центральных лиц), должен дать эту главу и дать оригинально…
– Согласен, – сказал дьякон и умильно поклонился, но на этот раз ни задом, ни передом не зацепил никого.
– Правильное дело!.. – возгласили вместе Сидорин и Аполлон.
Но компания опять заворчала.
Я-то понимал, почему «авантюристы» стали на мою сторону: их положение было весьма щекотливо. Ну какой бы финал они могли дать при своей роли «контриков»?..
– Вы согласны? – снова вмешался Сидорин. – Вы согласны. Повторите.
– «Вы согласны…» – эхом отозвалась компания.
– Не вы, а мы… – поправил Сидорин. – Не вы, а мы. Повторите.
– «Не вы, а мы…» – повторила компания.
Сидорин плюнул и отошел в сторону.
– По местам!.. – снова проревел Безменов и растолкал всю группу.
Дьякон моментально повалился на камни и снова замазал себе киноварью лицо, руки и ноги. Сидорин и Аполлон загремели в «Долину». Откуда-то примчался англичанин и, обнажившись до костей, распластался у опушки леса. Безменов и Востров – один с детрюитной рудой на спине, другой с палочкой в руках – стали в неподвижные позы около полуистерзанного дьякона. Вся остальная недействующая братия, как-то: Синицына, Настасья и я, – укрылась за ближайшим камнем.
– Начинай, дьякон!.. – крикнул я, вооружаясь карандашом и блокнотом.
Дьякон приподнял изгрызанное лицо и что-то шепнул «искателям детрюита». Те поспорили, но согласились.
– Вы должны уйти со сцены… – донеслось до меня дьяконское. – Останусь я один и тогда…
– Ну-ну… – нетерпеливо крикнул я.
– На-ачинаем… – хором отвечали трое, и мой карандаш забегал по бумаге.
Глава двадцать третья
…Безменов обернулся, кого-то или что-то отыскивая взглядом.
– Здесь дьявольское пекло, – сказал он, – удивляюсь вкусам дьякона… Пойдем, что ль, в пещеру. Там все-таки не так жарит…
Востров давно хотел предложить подобное же, изнывая под тяжестью детрюита, но его удерживала одна мысль, привести в исполнение которую он не решался.
– Слушай, – сказал он нерешительно и немного смутясь. – Все-таки с дьяконом я прожил шесть лет под одной крышей… Какой бы он ни был паршивец, неудобно все же оставлять его на съедение шакалам: ведь они всякую падаль лопают…
– Ладно, – согласился Безменов, учтя благородные чувства друга. – Но куда же мы его денем?..
– Здесь две пещеры, – живо заговорил Востров, – мы его положим в одну и завалим камнями…
Друзья перенесли бренные останки дьякона в одну из пещер и, заложив ее камнями, сделали на внешней стене короткую надпись:
«Здесь покоятся мощи авантюро-диакона Ипостасина Василия, иже на сороковом году своей жизни, в лето от нашей эры VI, скончался в бозе и в Абхазии и так далее».
Потом они укрылись в соседней пещерке.
– Сколько жизней унесла эта штучка, – задумчиво произнес рабфаковец, разглядывая смертоносную палочку, за которой он гонялся, ни разу ее не видя.
– Да, братец ты мой, – горделиво отозвался Митька и скромно добавил: – Из-за этой штучки я чуть с ума не сошел…
Рабфаковец глянул на него с участием, и Митька потупил глаза… Потом поднял их и с живостью произнес:
– Хочешь, я тебе покажу ее действие?..
Он взял палочку и направил ее свинцовой головкой в отверстие пещеры.
– Смотри, вон шакал землю роет…
Действительно, один из шакалов, которых дьякон приучил к чистоплотности, старательно закапывал что-то под кустом бузины.
– Ну, смотри…
Митька спустил рычажок, и…
…Шакал продолжал, как ни в чем не бывало, заниматься санитарией…