— Вот как? Значит, Никола, у нас с тобой общие друзья завелись? — рассмеялся Лев и уже серьезно прибавил: — Пойдемте!
Он чиркнул спичкой и пропустил нежданных гостей в комнату. Незнакомец сбросил с себя мокрое пальто, картуз и, грея около рта коченевшие руки, прошел к столу.
Это был тот самый Одноглазый, который некогда предлагал Опанасу «работу» и обещал наведаться… Он выполнил свое обещание, хотя ему пришлось для этого сделать немалый крюк. Но иного выбора не было — за ним шли по пятам, и, лишь свернув с прямого пути в Верхнереченск, он обманул преследователей и скрылся.
Человек сел за стол. Лев устроился напротив и без церемоний стал разглядывать его. Перед ним был пожилой черноволосый мужчина с военной выправкой. Левый глаз был прикрыт повязкой.
«Офицер, — подумал Лев, — шагает, как на параде».
— Есть хотите? — спросил он Одноглазого.
— Не хочу.
— Пить?
— Нет.
— Курить?
— Прошу. — Одноглазый щелкнул крышкой портсигара. — Надежен? — спросил он Опанаса, кивнув головой в сторону Льва.
— Я надежней его, — улыбаясь, сказал Лев. — Будьте покойны. Мне не раз доводилось спасать людей вроде вас. Ночью приходили, как и вы. Но те хоть не грубили…
— Люди разные, — рассеянно произнес Одноглазый.
— Откуда драпаете? — вежливо осведомился Лев.
Одноглазый раздраженно повернулся к нему. Тот сидел улыбаясь и подмигивая Опанасу.
— Вы мне нравитесь, — сказал Одноглазый.
— Я многим нравлюсь. Узнаете — понравлюсь еще больше. А он вам нравится? — Лев с усмешкой поглядел на жалкую фигуру Опанаса.
Тот все жался к печке.
— «Знаю дела твои, — процитировал гость, — ты не холоден и не горяч. О, если бы ты был холоден или горяч…
— Я пойду, — заспешил Опанас. — Вы понимаете, если бы я мог, то, конечно…
— Да, да, — с усмешкой проговорил Одноглазый.
— Но я никак не могу…
— Я понял. Прощайте. Могу сказать на прощание: хорошим провизором вы никогда не будете. У вас нет фантазии.
Опанас хотел что-то сказать, но не нашелся и, потоптавшись, выбежал из комнаты.
Лев пошел за ним.
— Лева, — хватая его за руку, шепнул Опанас, — ради бога… это замечательный…
— Ладно, ладно.
— Я не мог. Меня подозревают…
— Да, да. Я понимаю. До свиданья.
— Кроме того…
— Да, да. Спокойной ночи! — Лев захлопнул дверь, прикрыл окно газетой.
Одноглазый прилег на кровать.
— Что делаете?
— Где?
— Вообще, здесь.
— Ах, здесь! Жду.
— Чего?
— Погоды.
— Какая вам погода нужна?
— Не знаю.
— Скоро будет хорошо в Грузии.
— Да, там теперь весна.
— Осенью там будет лучше.
Одноглазый замолчал. Потом вдруг рассмеялся.
— Вы над чем?
— Этот, как его, Опанасов, что ли. Ну, и гнусь! Но, оказывается, и гнусь может быть полезна.
— Да еще как!
Одноглазый внимательно посмотрел на Льва.
Тот выдержал его долгий взгляд.
— Да нет, я не предам, — сказал Лев. — Спите спокойно. Я свой человек.
— Вы наш! — убежденно сказал гость.
— Правильно, — подтвердил Лев.
Через десять минут они разговаривали как старые знакомые. Лев выложил Одноглазому свои думы о власти, свои сомнения, рассказал о детстве, о смерти отца, тщетных поисках пути к настоящей жизни…
— Болтовня! — прервал Льва Одноглазый. — Власть! Честолюбие! Фундамента у вас нет. Детский лепет! Большевики в одном совершенно правы. Борются две силы. Надо быть или с одной, или с другой. Каждому предоставлен выбор. Хочешь быть в середине? Тебя раздавят или заставят принять чью-то сторону. Когда волк бьется с собакой, вокруг не бывает нейтральных. Они бьются все. Если среди них оказался нейтральный заяц, он сломит себе голову. Я вам говорю, Николай Опанасов — заяц, он сломит голову. Вы тоже хотите потерять голову?
— Нет.
— И не стоит. Она у вас стоящая.
— Если бы мне почву…
— Опять ересь! Вы в облаках живете или в реальности?
— В реальности.
— Вам не нравится эта земля? Так найдите новую.
— Вот этого-то я и не знаю — где ее найти.
— Вам не нравится этот строй? Да?
— Да.
— Он вас не устраивает?
— Нет.
— Сердце у вас к нему не лежит? Я вас спрашиваю — да?
— Да.
— Сказать грубо — вы его не принимаете нутром? Так?
— Так. Они хотят сделать всех ровными. Не равными, а ровными. А может быть, я на голову выше их?
— Одно из двух: либо они подрежут вашу голову, чтобы она не торчала над всеми, либо вы смените строй, который мешает держать голову, как хочется.
— М-да, — неопределенно буркнул Лев.
— Ах, вам не нравятся мои слова? Тогда оставьте в покое этот строй и приспособляйтесь к нему.
В комнате наступило молчание. Потом Одноглазый сказал:
— Учиться вам надо. Хотите?
— Хочу. Давно ждал учителя.
— Я вас выучу. Вы подходящий человек для нас.
Одноглазый долго говорил что-то Льву полушепотом.
Потом Лев сходил в кладовую и принес оттуда карту. Гость перечислял города, поселки. Лев все запоминал. Несколько раз Одноглазый называл Грузию, Дагестан, Баку.
Спать они легли поздно. Петр Игнатьевич на рассвете выходил во двор и видел свет в комнате Льва. Он хотел было пойти и посмотреть, что делает квартирант, но почему-то не решился.
За обедом он спросил Льва:
— Лева, кто это у тебя вчера гостевал?
— Приятель. В Грузию едет работать.
— Вон как…
— И меня звал. Там, говорит, виноград, вино, шашлык. Славный парень.
— Ну, и что же ты?
— А вот думаю. Может быть, махну.
— Конечно, поезжай. В твои годы только и поездить. Эх, сколько я исколесил на своем веку!
— Пожалуй, поеду. Да-да, именно: надо поездить, — решительно сказал Лев.
Вечером он встретил на улице Андрея.
— Слушай, — сказал Лев. — Когда же мы примемся за дело? Неужели, черт возьми, тебе не надоели глупости, которые преподносит вам Опанас? Это же слюнтяйство — в такое время обсуждать «Кандида» Вольтера или спорить о том, что ставить: «Горе от ума» или «Ревизора». Нужно готовить другой спектакль, совсем другой.
— Какой?
— Об этом потом. Прежде всего надо послать к чертовой бабушке этого слизняка Опанаса…
— Ну, это ты, брат, перехватил!
— Ах, перехватил? Стало быть, вы еще хотите играть? Прекрасно. Я предпочитаю не возиться с перезрелыми сосунками.
— Что, что?
— Это не о тебе. Ты настоящий, на тебя можно положиться. Джонни еще… Пожалуй, и Лена. Если бы меньше думала о Викторе.
— Лена ушла в лес. Джонни притащил ей письмо, она, как бешеная, умчалась. Виктор болен.
Лев передернул плечами.
— Авось выздоровеет. Слушай, правда, что Богородица из тамбовских?
— Как будто.
— Где он живет?
— На Прямой, дом двадцать.
— Ну, пока. Мы увидимся еще. Но говорю тебе, как взрослому человеку: открой глаза, Андрей. Посмотри, что делается вокруг. По секрету: скоро на юге будет очень жарко. Понимаешь?
— Вот бы туда!
— А не поедешь! Ну? Если приглашу, поедешь?
Андрей задумался.
— Нет, — сказал он, — не поеду. Отца жаль. Старый он.
— Эх, вы. Ну, не осуждаю!
Лев ушел. Он спешил к Богородице: тот учился в вечерней смене и вот-вот должен был уйти в школу.
Комната, сплошь завешанная иконами, запах ладана и свечей, тусклые, давно не мытые окна, — таково было жилище Богородицы.
— Ох, сколько богов у тебя! — пошутил Лев.
Белобрысый Богородица нахохлился.
— Послушай, — начал Лев, — ты, говорят, тамбовский?
— Я-то?
— А-а, узнаю саламатника. Из каких мест?
— Из Двориков.
Лев опешил.
— Из каких?
— Это на юге губернии.
— Врешь?
Богородица перекрестился.
— А я из Пахотного Угла. Ты что, не знал меня?
— Знал. И у нас в селе видел. Ты с отцом приезжал.
— Почему не в Тамбове учишься?
— Батьку за Антонова в Соловки отправили. Мне в Тамбове жить не дадут.
— Ай да псаломщик! Хвалю! Вот что, Мишка, мне нужна твоя помощь. Петра Ивановича Сторожева ты, конечно, знаешь?
— Он в Польше теперь.
— О!
— Правда.
— И ты знаешь, где именно он там?
— Этого не знаю.
— Напиши матери, узнала бы у Сторожевых адрес. Пускай соврет: дескать, амнистию ему друзья хлопочут. Садись, пиши.
— Некогда. Завтра напишу.
— Пиши сейчас!
Богородица написал письмо. Лев прочитал его, поправил кое-что, вставил два-три слова, заклеил конверт и пошел на почту.
Пришло письмо из Двориков. Мать Богородицы сообщила адрес Сторожева и передавала от его семьи бесчисленное количество поклонов тому, кто хочет за него хлопотать.
Лев усмехнулся, читая это место, поблагодарил Богородицу и сказал, что не забудет его услуги.
Вечером он встретил Опанаса…
— Мне Андрей говорил, что ты куда-то уезжаешь? — спросил Николай.
— Врет.
Лев с усмешкой смотрел на бледный нос Опанаса, на его драную, запачканную шинель.
Опанас не скрывал своего разочарования.
— Впрочем, может быть, и поеду.
— Куда? Не тот ли одноглазый тебя сманил?
— Что ты! Еду на курорт, на юг, в горы. Поправиться хочу. Веселья, браток, ищу, у вас тут сгниешь от скуки. Ну, как твоя аптека? В следующий раз о чем будем болтать?
Опанас с ненавистью глядел на Льва, тот явно издевался над ним.
— Скажу по секрету. — Лев увлек Опанаса в подворотню. — Здесь у меня пока ничего не получилось. Но на днях я устрою хай на весь город.
— Зачем ты Женьку отбил у Виктора? — спросил Никола.
— А от скуки. Да ты о нем не заботься, у него есть утеха. Ты бы и себе нашел, а? Хочешь, уступлю по дешевке Женьку?
Опанас ошалело посмотрел на Льва.
— Вот я скажу Жене…
— Не поверит. Влюблена по уши. А цена недорогая — уйди из «Круга». Тогда я останусь здесь. Так и быть. Ну?
— Подлец! — Опанас рванулся, чтобы уйти, но Лев схватил его за рукав.
— Постой, поговорим. Куда спешить? Мой вчерашний гость поклон тебе прислал. Но, скажу откровенно, от тебя он далеко не в восторге.