— Пусти!
— Ну, ладно, крой! «Круг» побереги до меня — понадобится.
Опанас ушел. Перепрыгивая через лужи, шлепая по грязи рваными ботинками, он вскоре скрылся за поворотом.
Лев смотрел ему вслед и громко смеялся. Прохожие посматривали на него: не с ума ли сошел парень?
— С чего это тебя разносит? — спросил его какой-то старик.
— Смешно, дедка. Жизнь очень веселая!
Дома Лев быстро собрал вещи, уложил их в мешок, вытряхнул содержимое ящика и долго искал те два клочка бумаги, которые сразили Виктора… Хлопнул себя по лбу. Свистнул:
— Ой, дурак я, ой, дурак! — Лев озабоченно потер лоб и прошел на половину Петра Игнатьевича.
Тот работал.
— Виктор не сказал, когда вернется из леса?
— Не сказал. Я Лену видел, говорит, что он нездоров.
Лев вернулся к себе, написал несколько строк: «Витя, прости, прошу искренно. Не могу объяснить всего. Потом поймешь… Уношу теплые воспоминания только о тебе. Прости. Лев», — заклеил конверт и отдал письмо Петру Игнатьевичу с просьбой передать Виктору, когда тот вернется.
— Я уезжаю, Петр Игнатьевич, — весело сказал он.
— Куда?
— Я же говорил!
— В добрый час!
На уроках Лев сосредоточенно думал о чем-то, вынимал из кармана исписанные листки бумаги и что-то добавлял, зачеркивал, переставлял.
На большой перемене он разыскал Джонни.
— Слушай, Сашка. Когда Виктор поправится, ты передай ему: Лев, мол, сказал: «Ну, и слава богу!»
— Хорошо, передам. А ты что? Не увидишь его, что ли?
— Может, не увижу. — И побежал разыскивать Женю. С ней он говорил недолго. Она тотчас ушла домой.
Лев вернулся в класс — начинался урок литературы.
Посмотрев на вкатившегося в класс кругленького, плешивого Саганского, Лев жестко улыбнулся. «Ну, будет ему вздрючка! — подумал он. — А может быть, не стоит? Ну, нет, к черту, Лев Никитич!»
— Ну-с, дети, — прошамкал Саганский, — сегодня, как я уже предупреждал, будем писать сочинение на вольную тему. Пожалуйста, любая вольная философская тема.
В классе зашуршали тетради, потом все стихло, слышался только скрип карандашей.
Лев вынул написанное, еще раз перечитал все сначала.
Через час он сдал учителю «Трактат о подлости».
«Что такое подлость? — такими словами начал Лев свое сочинение. — Под этим понятием люди подразумевают одно или совокупность действий, направленных во вред человечеству или группе людей.
Мальчишкой я крал яблоки у старой и бедной, полуслепой старухи. Она поймала меня на яблоне в своем саду и сказала об этом матери. Меня выпороли.
Тогда я решил отомстить бабке. Однажды ночью я забрался к ней в огород. Там росло много тыкв. Тыквы я мелко изрубил топором. Старуха была убита: тыквами она кормилась всю зиму и кормила свинью.
Еще пример. Высшей подлостью у людей считается личная неблагодарность. На этот счет в одной умной книге сказано так: «Если ты подберешь на улице голодную, больную собаку, накормишь ее и станешь с ней ласково обращаться, она никогда тебя не укусит. В этом вся разница между человеком и псом». О том, какое огромное противоречие заложено здесь, я скажу ниже.
Итак, вот два примера человеческой подлости. В каждом из них есть две стороны, которые при ближайшем рассмотрении сводят понятие о подлости к нелепости.
А именно. Не разруби я тыквы, бабка продала бы за бесценок свою свинью и осталась бы на зиму с одними тыквами. Почему? Потому, что ее кратковременное горе возместилось с избытком: сердобольные бабы нанесли ей тыкв гораздо больше того, что я уничтожил, чего они не сделали бы, не будь этого случая; она смогла выкормить свинью и продала ее с прибылью, а на вырученные деньги купила картошку, и капусту, и все то, чего не смогла бы купить, не будь с моей стороны подлости.
Второй пример — насчет собаки и человека. Совершенно верно: собака на «подлость», то есть в данном случае на то, чтобы укусить своего благодетеля, не способна. Но это и отличает ее от человека, это и возвышает человека над скотиной. А может быть, накормленный человек «укусил» благодетеля именно за то, что он накормил его, за то, что он видел его падение, указал ему на эту грязь, в которой он валялся и в которую придется возвратиться, так как всякому благому делу есть предел.
Еще один пример. Достоевский в «Подростке» приводит характернейшую «мерзость». Какие-то юноши, встретив чистую девушку, наговорили ей всяких гадостей, то есть в общих чертах рассказали девушке, что собой представляет жизнь. Рассказали грубо, сально. Однако девушка узнала все, что она бы не скоро узнала, и это рассказанное юношами, несомненно, пригодилось ей впоследствии. Стало быть, никакой мерзости здесь нет и не было».
Развивая эту тему, Лев приходил к выводу:
«Стало быть, по-моему, подлость — понятие искусственное, индивидуальное, расплывчатое, не подлежащее изучению и введению в какие-то формулы и рамки, то есть понятие ненаучное, лишенное логики и единых законов и, главное, само себя уничтожающее.
В случаях, которые мы с вами разобрали, мы видели, что те, кого зовут «подлецами», на самом деле есть не презрения, а наоборот, уважения достойные люди».
Случилось так, что заведующий губоно в этот день зашел в школу, пожелал ознакомиться с сочинениями учеников старших групп и Саганский, чтобы похвастаться, дал ему почитать трактат Льва Кагардэ — самого развитого, по его словам, ученика в классе. Сам он трактат прочитать не успел.
Заведующий губоно, ознакомившись с сочинением Льва, приказал распустить школу на неделю.
Саганского от заведования школой отстранили, а Льва исключили из школы.
Впрочем, Лев не знал о шуме, который поднялся вокруг его «трактата». Однако надо думать, что он написал его не без умысла, потому что прямо с урока литературы зашел домой, взял вещевой мешок, поспешно простился с Петром Игнатьевичем…
На вокзал он поспел как раз к поезду. Его провожала только Женя. Она плакала. Лев утешал ее, обещал скоро вернуться в Верхнереченск, просил быть верной, клялся в любви.
Он не показывался в Верхнереченске несколько лет.
Где он был эти годы — никто не знал…
Часть вторая
Они вступают в море тьмы, дабы исследовать, что в нем.
Глава первая
Из дневника Лены Компанеец
1924 г.
Февраль, 7-е число.
Сегодня масса, масса всяких происшествий. Во-первых, прибежал Джонни и рассказал мне такие ужасы, что я не решаюсь верить. Но он божится, клянется. Оказывается, вчера Виктор увидел, что Женька целуется со Львом Кагардэ и хотел себя застрелить, но Джонни, который все видел и следил за Витей, вырвал у него револьвер. Слава богу, в нем не оказалось пуль. Витя плакал и рассказал Джонни под честное слово свою тайну, но Джонни все-таки нарушил слово и рассказал мне — молодец какой! Оказывается, Женька перед тем, как влюбиться в Льва, влюбилась в Виктора и целовалась с ним и упросила, дрянь такая, познакомить ее со Львом, да и изменила Виктору. Я это предчувствовала, я знала, что это так будет. Ну и хорошо! Теперь я забуду обо всем и начну заниматься, буду работать с Колей Зориным. Но Женьке никогда, никогда этого не прощу. О Вите не знаю что и думать. Нет, и его не прощу никогда!
Февраль, 11-е число.
Пишу наспех. Сейчас получила письмо от Виктора. Он уехал к Алексеевичу в лес, там заболел. Алексеевич примчался верхом и привез мне письмо. Витя просит прощения, говорит, что он негодяй и достоин самого жалкого презрения. Как он красиво умеет писать, господи, просто никак нельзя удержаться от слез. Я долго решала, что же делать, и даже хотела посоветоваться с Андрейкой, но он ходит ужасно мрачный. Папа тоже мрачный. Вчера, убирая папин кабинет, я нашла в книжном шкафу бутылку водки. Неужели? Нет, не может быть.
…Ну, я решила поехать в лес к Вите. Да, еще новость: Лев написал какое-то глупое сочинение, его уволили из школы, но он еще раньше куда-то уехал. Женька плачет. Поделом! Поплачь теперь одна!
Сентябрь, 26-е число.
Ой, как давно я ничего не писала! Со мной творится что-то непонятное. Я хожу как потерянная и все мечтаю, мечтаю. Я хочу любви глубокой и чистой, но как сильны у нас предрассудки. Я люблю и вместе с тем делаю каждый шаг очень осторожно, боясь показать тому, кого люблю, мое чувство. Зачем так? Витя выздоровел от одной болезни (так он называет увлечение Женей), и я это знаю, но не могу ему сказать прямо всего. А ведь это было бы лучше для нас обоих. Но как можно девушке открываться первой в том, что считается безнравственным? Я делаю это не из гордости, это глупо, но не могу иначе, я хочу, чтобы он начал первый. А может быть, у него нет никакого чувства? Может быть, он и не думает обо мне? Может быть, снова у него повторится «болезнь»? Мне нужно заниматься, ведь скоро прости-прощай школа, но голова моя занята не тем, и я ничего не могу делать, я хочу чего-то определенного. О Льве Кагардэ ни звука. Женька — как в воду опущенная. Жалко ее, но пускай. Дрянь этакая, хотя бы первая подошла, может быть, тогда…
Опанас ходит веселый, довольный. Он собрал «Круг» и рассказывал, что в Грузии поднялось восстание против большевиков, что будто бы князь Николай Николаевич занял Кавказ и война начнется вот-вот. Я спросила его: «Чего же ты радуешься, ведь люди будут гибнуть».
Витя закричал, чтобы Опанас перестал наконец говорить разные мерзости, а Андрей заметил, что если великий князь сунет свой нос в Россию, он первый пойдет в Красную Армию, так как «если выбирать между князем и Советами, то он выберет Советы». Вот до чего дошло! Опанас побледнел и ушел, точно испугавшись чего-то!
Сентябрь, 28-е число.
Я поступила в драмкружок.
Декабрь, 5-е число.
Вот новости так новости.
Коля Зорин влюбился! И в кого! В Марусю Маркову! Господи! Ну и нашел пару. Даже немного обидно. Хотя об этом гадко думать, он мог бы найти другую. Конечно, Маруся Маркова совсем уж не такая дура, как болтают, просто она легкомысленная, но как она увлеклась Колей, не понимаю. Ведь он ни о чем не умеет говорить, кроме как о своих растениях, корнях, минералах и логарифмах. Но он ее очень любит, это я знаю. На днях Коля мне рассказывал, что он привел Марусю к себе домой, познакомил с матерью и отцом и заявил, что это будущая его жена. Вот так Коля! А ведь сколько девчонок на него посматривали. Какой переполох сейчас у Бузнецовых!