няться, Николай Николаевич? Естественному праву или этому самому условному?
Лев говорил все это с неподдельным возбуждением, его глаза сверкали, румянец окрашивал бескровные щеки.
Богданов верил ему… И не верил.
Так, постепенно завоевывая доверие начальника уголовного розыска, Лев наконец добился своего. Теперь к Богданову его друзья и единомышленники приходили открыто.
Чаще прочих у него бывал Анатолий Фролов — человек лет сорока пяти, выглядевший этаким российским чудо-богатырем. Ходил он зимой, в самые лютые морозы, в летнем пальто нараспашку, без шапки, купался в Кне круглый год, отличался отменным здоровьем, аппетитом и не страдал меланхолией, которая так часто навещала Богданова.
Исключенный за антипартийные выступления из партии и восстановленный в ней хлопотами Богданова, Фролов стал доверенным человеком «шефа», — так он называл Николая Николаевича.
Правдами и неправдами Богданов устроил Фролова главным кассиром в банке.
Одна черта влекла Богданова к Фролову: он был умен, бесстрашен и находчив. Ни тем, ни другим, ни третьим Богданов не обладал. Как говорится, хитрость ум у него съела; мужество часто оставляло его; в трудные минуты он терял присутствие духа.
Мимо настороженного внимания Льва не ускользнуло, что Богданов в самых своих секретных делах полагается только на Фролова. Их беседы, сопровождаемые полунамеками, часто кончались далеко за полночь.
Однажды они часа два сидели над какими-то списками и считали деньги.
— Мало, мало! Неужели вы не можете помочь организации? — Богданов чертыхнулся.
— Николай Николаевич, как же не помогаю? — заволновался Фролов. — Месяц тому назад взял тысячу. Пятого дня взял пять сотен. Нельзя больше, попадусь. Эго ведь вам не госбанк, где делаются миллиардные дела!
— Вот Петров просит денег. Не дать — нельзя, дать — неоткуда.
— Положеньице! — Фролов поцокал языком.
— Скоро собирается губернская партийная конференция. Нам надо устроить свою.
— А где вы ее соберете?
— Подумать надо, подумать.
— Насчет типографии что слышно, Николай Николаевич?
— А куда ее девать?
— Положеньице.
Вечером Лев позвал к себе Богданова.
— Слушайте, товарищ Богданов, — сказал он, — я вас не обижу, если скажу кое-что?
— Ну?
— Вам, кажется, помещение нужно?
— Откуда вы знаете? Вы что, подслушивали?
— Что вы? Просто слушал.
— Ну, знаете…
— Впрочем, как хотите!
И Лев принялся за книжку.
Богданов и Фролов тщетно искали помещение для подпольной троцкистской конференции. За неделю до нее Фролов пришел к Богданову.
— Ну?
— Ничего.
— Фу, черт, вот дыра!.. В Москве давно бы нашли!
— То Москва, — вздохнул Фролов. — До Москвы далеко. Нам в Москву и не попасть, видно!
— Ничего, попадем, не горюй. Теперь ждать недолго. Вот окончим все это — уеду в Москву. Сяду в какой-нибудь наркомат. А тебя возьму начальником финансового отдела.
— Мечты, мечты! Уедете, забудете.
— Ну, что ты!
— Нервы у меня ужасно истрепались. Понятия о нервах не имел, а теперь не нервы, а мочалки! — проникновенно молвил Фролов. — Покоя просят.
— В санатории отдохнем. Отоспимся, отъедимся. Все будет. Слушай, так что же делать с помещением для конференции?
— Беда.
— Мне тут один человек предлагает… — Богданов не договорил. — В конце концов, — пробормотал он, — возьмем помещение и обратно отдадим. Сальдо в нашу пользу. Особенного ничего нет. Пользы во всяком случае больше, чем вреда.
— Истина!
Когда Фролов ушел, Богданов постучался к Льву.
Поговорив с Львом об охоте, Богданов как бы мимоходом заметил:
— Помнится, вы говорили мне что-то насчет помещения…
— Но вы обиделись. И меня обидели…
— Ну, полно вам!
— Не разберетесь и начинаете…
— Ладно, я не хотел!..
— «Не хотел!» Человек с чистым сердцем, а он…
— Я верю. Ей-богу, какой вы обидчивый.
— Вам очень нужно помещение?
— Не очень. Но может, понадобится.
— Раз не очень, так о чем речь?
— Хорошо, очень нужно.
— Так бы и сказали. Театр «Зеленый круг» знаете? Вот там. В любой день. От трех часов и до семи там, кроме старухи сторожихи, ни души.
— Гм. Это, н-да… это идея…
— У меня плохих идей не бывает.
Богданов похлопал Льва по плечу и хотел было уйти, но Лев задержал его.
— Николай Николаевич, дорогой, я слышал, вам нужны деньги…
— А вы что, миллионер, что ли?
— Ну, не миллионер, а все-таки… Могу ссудить.
— Откуда вы их возьмете?
— А вам не все равно? Деньги, как говорят, не пахнут. Ну, ограблю кого-нибудь. — Лев рассмеялся.
— Знаете, это уж слишком, — рассердился Богданов. — Это просто недостойная шутка.
— Мне кажется, в политической борьбе не миндальничают. А впрочем, как хотите… Я ведь от чистого сердца — сочувствую и предлагаю.
— Что-то очень вы отзывчивы!
— Вам это не нравится? Вы располагаете собственными фондами? Ну, да, конечно.
— Послушайте! Как вы смеете!
— Вы чудак! — вырвалось у Льва. — Неужели вы думаете, что я и в самом деле пойду грабить средь бела дня? Мастерская дает мне достаточно денег. Живу я один. Вас уважаю, верю вам… Поверьте и вы мне, Николай Николаевич!
Богданов пытливо посмотрел на Льва и вышел.
На следующее утро в мастерскую к Льву пришел Джонни. Он рассказал о паршивых финансовых делах театра, о свидании с Опанасом.
— Опанас, конечно, прав. Будь я на его месте, я сказал бы то же самое. А горевать нечего!
— Как так не горевать?
— А так.
— Ты что, никогда не грустишь?
— Бывает, бывает, Сашенька. Человек есмь.
— Черт ты, а не человек.
— Папаша называл меня «сыном века». Это почти одно и то же. Ты куда?
— В театр.
— Идем, провожу. А насчет денег приходи дня через два, выручу. Своих не будет — займу. Не горюй.
Они вышли из мастерской и распрощались на углу Рыночной.
Лев пошел в редакцию. Она помещалась на Коммунхозовской, на втором этаже дома, построенного кем-то из дворян. Нижний этаж был занят книжным магазином.
Лев поднялся наверх. В комнате у входа работала машинистка. В следующей сидели сотрудники; там слышался смех, кто-то орал в трубку телефона.
Лев осведомился у машинистки, нет ли в редакции Зеленецкого. Он узнал, что тот часто сюда заходит.
Машинистка указала на комнату сотрудников. Лев прошел в нее и сел на диван. На него не обратили внимания, — все были поглощены рассказом Зеленецкого. Лев уткнулся в газету и, сделав вид, что читает, слушал болтовню Зеленецкого. Тот рассказывал, отчаянно при этом привирая, разные истории из своей жизни.
Когда Зеленецкий вышел, Лев остановил его, попросил подождать. Заглянул в бухгалтерию и в кассу.
Там сидел старик в очках и ермолке.
«Добре, — подумал Лев, — с этим справиться легче легкого».
Зеленецкий поджидал Льва возле витрины книжного магазина. Они зашли в кондитерскую, где еще совсем недавно по карточкам выдавали чечевицу и ржавую селедку. Теперь, стараниями нэпманов, полки кондитерской ломились от обилия тортов, пирожных, пирогов и пирожков: словно бы военного коммунизма не было в помине.
Приятели пили кофе, шутили… Оглянувшись, Зеленецкий пододвинулся к Льву и шепотом сказал, что на днях редакция должна получить большие деньги для покрытия трехмесячной задолженности по зарплате работникам редакции, рабочим типографии и служащим издательства.
— Это точно?
— Днями выясню, когда именно будет получка.
— Сумму не знаете?
— Да уж наверняка несколько тысяч.
Зеленецкий пришел к Льву через два дня.
— Завтра, — сказал он.
Лев ждал прихода Зеленецкого и его сообщения, но вот сейчас, в эту минуту, когда надо было решать, растерялся, увлек Зеленецкого в заднюю комнату.
— Твердо знаете?
— Ну, вот, — усмехнулся тот. — Совершенно точно.
— И много?
— Семь тысяч. Завтра, как я уже говорил вам, будут платить жалованье — это раз. Во-вторых, покупают машинку. Затем провожают агитвагон. Узнал совершенно точно и абсолютно случайно. Вне подозрений…
«Во-первых, деньги. Во-вторых, на этом деле попробуем испытать Баранова и Богородицу. В-третьих, на жирную приманку можно подцепить такого кита, как Богданов… Деньги ему нужны, черт знает как нужны. Если возьмет, значит, полдела сделано. Не выдаст ли? — Лев задумался. — Нет, вряд ли, — решил он. — Конечно, риск, но без риска и щей не сваришь. Если бы у меня были деньги… Ч-черт! Почему этот дьявол не шлет? Засадили, его, что ли? Одним словом, господин Апостол, мы начинаем входить в контакт, от которого эти остолопы пока что открещиваются… Надолго ли хватит их «принципиальности»? Хе-хе, принципиальность! Ну, с богом!..»
Утром следующего дня Лев застал у себя Баранова.
— Ты где был вчера вечером? Три раза к тебе приходил в мастерскую, сюда, на квартиру.
— Охотились. Николай Иванович уговорил. Только что вернулся.
Ночью, вслушиваясь в шум леса, Лев обдумал операцию до мельчайших деталей.
Утром, возвращаясь с охоты, он обследовал редакционный и смежный с ним дворы.
Все было прекрасно.
— Ты погоди! Я сейчас… Юленька!
В комнате рядом зашлепали туфлями.
Юленька, запахивая на груди халатик, вошла в комнату.
— Вы что это меня будите? В кои-то веки поспать без мужа соберешься — так нет!
Лев подошел к ней, оглянулся и, увидев, что Баранов смотрит в окно, поцеловал ее и что-то шепнул на ухо. Юленька покраснела, глазки у нее засияли. Она шлепнула ладонью Льва по голове и скрылась.
— Дай поесть что-нибудь!
— Иди, иди на кухню. Сейчас накормлю, шатущая душа. Жену бы тебе!
В окно кто-то постучался.
— Вы чего смеетесь? — сказал Джонни, влезая с улицы в комнату. — Нашли время смеяться. Мишка! — крикнул он. — Иди, чего, как старуха, плетешься? Ну и день будет, не дай бог.