Приплелся Богородица, вслед за ним явился мрачный Андрей.
— Гонит вас ни свет ни заря! — буркнул Джонни.
— С Марусей у него нелады! — объяснил Богородица. — Дурачится Маруся Маркова. А он вокруг нее, как кот мартовский. Послал бы я ее…
Андрей сидел молча. У него были тяжелые дни. Он признался Жене в любви. Женя, ничего ему не сказав, ушла серьезная, нахмурив лоб. Подумав, что Женя может рассказать об этом признании Льву, послал ей пылкое, сумасшедшее письмо. Он просил Женю пощадить его чувства и гордость. Неделю назад Андрей получил ответ.
«Я уважаю твою любовь, — писала она. — И ты, поверь, очень дорог мне. Если бы я не любила другого, смогла бы полюбить только тебя».
Андрей, получив письмо, ушел в лес на охоту и пропадал там несколько дней. Женю после этого письма он полюбил еще сильнее.
— А я, братцы, с горя мотоциклетку почти собрал, — сказал Джонни. — Ну и помучился с ней.
— Все равно, — не поедет, — безразлично сказал Андрей. — Есть у меня такая думка — не повезет тебя мотоцикл.
Джонни хотел было уже разозлиться, но в комнату вошел Лев.
— Как жизнь, братцы? Как у вас с деньгами? По-прежнему?
— Молчи лучше! — Джонни совсем расстроился. — Рабочие хотят уходить. Мы должны им двести пятьдесят рублей. И другие расходы…
— Вот как! А что, если я достану денег?
— Не трепись! — мрачно сказал Андрей.
— Хмурые вы все, печальные! — засмеялся Лев. — Тошно смотреть. Вот что — денег я дам. Тетя тысячу рублей прислала.
— Откуда это у тебя тетя вдруг появилась? — недоверчиво спросил Джонни. — Брось болтать!
— Вот что, — сурово сказал Лев, — я дам денег. Понятно? Вам не все равно, откуда я их возьму? Даю в долг. Дам тысячу — вернете тысячу сто. Идет?
Джонни и Андрей переглянулись.
— Ладно, — сказал Андрей, — подумаем.
Поговорив о разных пустяках, ребята ушли. Прощаясь с Богородицей и Барановым, Лев шепнул им:
— Приходите в мастерскую часа в четыре. Будете нужны.
В три часа к Льву забежал Джонни, заявил, что условия Льва они принимают.
Потом пришли Баранов и Богородица. Лев увел их в комнату позади мастерской и посвятил в свою затею.
— Деньги нужны позарез! — сказал он. — Всем нужны. И вам и мне. Ограбить кассира легко, замести следы еще проще. Слушайте.
— Постой, постой! — остановил Лев Богородицу, когда тот хотел что-то сказать. — Петр и Митя берут на себя кассира. Петя, ты сегодня же к вечеру оденешься беспризорником, возьмешь Митю и махнешь с ним в сад. Устройте скандал с бабами из детского дома. Нахальничайте так, чтобы вас прогнали. Уходя, пообещайте им прийти завтра. А завтра заберитесь в сад пораньше. Понимаешь, Петя, надо, чтобы бабы видели, как вы обчистите кассира. Это очень важно. Бабы крест будут целовать, что это сделали беспризорники.
— Умно придумано! — процедил Богородица.
— Э! Брось! — прикрикнул на него Лев. — К двенадцати часам ты, Мишка, пойдешь на Советскую. Возьми корзинку — вроде на базар направился. А твое дело, Петя, то, что у кассира выбьешь, спихнуть Богородице. Смотрите, чтобы без паники. Из сада не бежать. Впрочем, можно и бежать, в полдень на Советской хоть шаром покати. Потом с деньгами валите через дворы ко мне. Где-где, а в доме начальника угрозыска искать не будут. — Лев усмехнулся и прибавил: — Сделаете дело — вам по две сотни.
Глаза у Петра, когда Лев заговорил о деньгах, стали маслеными, щеки покраснели.
— Да верно ли, что завтра получка?
— А это мы сейчас проверим. Юленька!
— Ау-у, — отозвалась с кухни Юля.
— У тебя нет ли трешки?
— Нашел когда просить! Завтра получаю!
— Значит, все в порядке. Вечером еще раз соберетесь, обсудите детали. Не робей, ребята. Без волненья!
Богородица ушел, он спешил в театр.
— Такой вопрос, — хмуро сказал Баранов, — ежели сцапают, что тогда?
— Нельзя, Петя, чтобы сцапали. Понимаешь — нельзя.
— А ежели старик заорет?
— Стукни его по башке, но смотри — не насмерть. Вот что учти: старик без очков ни черта не видит. Очки с него сбей. Не забудь. Это очень важно.
— Ладно. Нож с собой взять?
— Нет, не надо. Возьми дрянь какую-нибудь потяжелей.
— А вдруг поймают?
— Нет, Петя, нельзя сдаваться.
— Хорошо. Прощай, Лев!
Он взял шапку, вышел, около порога остановился, хотел что-то сказать, но махнул рукой и захлопнул за собой дверь.
«Может быть, не надо? Может быть, догнать, отменить?»
Лев бросился было к двери, но по дороге его перехватила Юленька.
— Ты куда?
— Я? — очнулся Лев. — А никуда.
И снова схлынули все страхи.
— Я к тебе шел, — сказал Лев, притягивая к себе Юленьку.
— А Николенька? — шепотом спросила она, охватывая руками его шею. — А как же Николенька-то?
Весь этот день Лев не мог найти себе места. Он пошел к реке, потом бродил по лугу, возвратился домой поздно ночью и, не заходя в свою комнату, прошел к Юленьке, — он знал, что Богданов уехал из города.
Его разбудил стук в окно.
— Юленька, — кричал Богданов, — отопри!
— Ах ты, дьявол! Приперся! — зло прошипел Лев. Он вскочил, собрал свою одежду, поправил постель, поцеловал Юлю, выбросил вещи к себе в комнату, открыл дверь.
— Пропащему мужу! — сказал он, потягиваясь и растирая голые руки. — Как путешествовали?
— Хорошо. Утро-то, а? А вы все спите! — сказал Богданов и прошел в дом.
Утро действительно было замечательное. Солнце никогда, казалось, так не сияло. Трава, на которой дрожали и переливались капли росы, была яркой и сочной. У Воздвижения начали благовест, он будил деревья, спавшие в ночной прохладе.
Лев натянул рубашку, брюки и босиком помчался к реке: он купался до поздней осени. На середине реки в черной лодчонке спал рыбак. Через мост переезжал воз с сеном. Где-то очень далеко стучала моторная лодка.
Лев выкупался и ушел в лес.
Накануне вечером Баранов и Митя, измазанные сажей и наряженные в лохмотья, явились в сад на Советской, осмотрели позиции и «занялись» женщинами в детском доме. Первым делом они сбросили белье, которое сушилось перед окнами дома. Когда одна из женщин выскочила из дома, Баранов подставил ей ногу; женщина упала. Митя схватил простыню и начал волочить ее по земле. Из дома выскочила вторая женщина. Ребята убежали. Вечернее представление было окончено.
Утром они явились к одиннадцати часам. Через несколько минут из калитки, соединяющей сад с редакционным двором, вышел кассир — высокий сухопарый старик в ермолке.
Когда кассир ушел, ребята принялись издеваться над женщинами из детского дома. Снова послышались гогот, визг и ругань. Петр зорко следил за редакционным двором и за калиткой с Советской. Редакционный дворник не обращал внимания на шум и крик в саду. Так прошел час. На исходе его Митя заметил возвращающегося из банка кассира — он нес набитый деньгами портфель.
Баранов припер заранее заготовленной палкой парадную дверь детдома. Черный ход они завалили бревнами и ящиками еще утром. Когда кассир подошел к дому, Петр остановил его.
— Дай закурить! — попросил он.
— Уйди, уйди! — пробормотал кассир, пытаясь обойти оборванца.
— Дай, а то в морду плюну, — я сифилитик!
Петр схватил старика за руку. Кассир обернулся, Петр смахнул с него очки. Кассир выдернул руку и ударил Баранова по лицу. В этот же миг в ноги старику бросился Митя.
Кассир упал и выронил портфель.
Митя подхватил портфель и, поддразнивая поднявшегося старика, побежал к Советской. Кассир ковылял за ним, спотыкаясь и почти ничего не видя, а Митя бежал и бежал.
Кассир стал уже нагонять его, но в это время ему подставил ногу Баранов, и он снова упал. По-видимому, старик вдруг понял серьезность происходящего и закричал. Но крик его оборвался: Петр легко, вполсилы ударил старика свинчаткой.
Кассир свалился и замер.
Митя, кутая портфель в лохмотья, исчез из сада. Следом за ним бежал Баранов.
Богородица, дежуривший на Советской, заметив входящего в сад кассира, медленно пошел мимо пролома в садовой ограде.
Митя, выбежав из сада, налетел на Богородицу и сшиб его с ног. Богородица выронил корзину. Рядом с ней упал и Митя. Все получилось весьма естественно.
Когда Богородица встал, портфель уже лежал в корзинке. Он поднял ее, дал Мите пинка и, не торопясь, направился через дворы и сады на Холодную улицу, к Льву.
Баранов и Митя вышли садами к реке, сели в заготовленную лодку, переоделись и к вечеру вернулись в город.
Несколько минут после исчезновения оборванцев старик кассир лежал без сознания. Потом поднялся, сел, огляделся кругом, пошарил по траве руками и заплакал.
Через полчаса на место происшествия прибыла милиция. Вслед за ней явился Богданов с агентами уголовного розыска. Ни на Советской, ни в смежных улицах беспризорников не нашли. Ищейка, пущенная по следу, привела агентов к реке и завыла от досады.
Богданов вечером зашел к Льву.
— Слышали новость? — спросил он.
— Как не слышать! Весь город только об этом и говорит. Не может быть, чтобы это были беспризорники.
Богданов испытующе посмотрел на Льва.
Тот зевнул и потянулся.
— Поймаем, будьте уверены. Уже напали на след.
— Да? — безучастно обронил Лев. — Желаю удачи. Найдете деньги — поделитесь…
Вечером Петр получил от Льва деньги и покинул Верхнереченск.
Глава третья
Битый месяц Богданов метался по уездам, готовил своих сторонников к конференции. Заверения, посулы, разъяснение платформы оппозиции, обвинения в адрес «аппаратчиков» — все пускалось в ход, чтобы сколотить хоть видимость существования солидной группы противников Центрального комитета.
Во что бы то ни стало надо было показать «губернские масштабы». На конференцию приглашались кто попало, если даже они расходились в мнениях с большинством партии по второстепенным проблемам.