— Какой ты нервный!
— Ты что, хочешь опять стать поперек дороги?
— Ах, вот что! У вас, значит, есть своя дорога? Милый Витя, покажи ее мне. Может быть, по ней легче идти.
— Да, легче. Меня на нее вывел настоящий человек. Настоящий, умный, далеко видящий…
— Кто же этот святой благодетель? Кто этот твой новый поводырь!
— Нет, ты мне скажи, на что ты надеешься? Где миллионы повстанцев, о которых ты так много болтал? Почему они не остановят вот эти обозы, не помешают открыть депо? Какие уж там миллионы — так, разная рвань. Миллионы начинают заводы строить…
— Это все Сторожев! — пробормотал Лев; его задели слова Виктора. — Приехал и поднял все. Но он может и не уехать отсюда.
Нервы Виктора были натянуты. Он чувствовал, как поднимаются в нем отвращение и ненависть к этому лобастому человеку. Вот как! Этот подлец говорит гадости Лене? Он что-то затевает против Сергея Ивановича?
— Послушай, Лев. Я даю честное слово, и ты знаешь, я его сдержу. Если ты посмеешь еще раз что-нибудь сказать Лене… Если ты посмеешь насолить Сторожеву и я узнаю об этом, мы… Помнишь ту записку? Вот и все, что я хотел сказать тебе.
— А если я не боюсь той дурацкой записки? — нагло сказал Лев. — Если я плюю на тебя?
Виктор понял, что Лев боится, и это успокоило его.
— А если я сам пойду и донесу? — прошептал Лев. — Выдам всех вас, покажу бумаги?
— Врешь. Не пойдешь и не донесешь. Если бы ты смог это сделать… Нет, ты не пойдешь! Да и как тебе идти? — Виктор усмехнулся. — Тебя спросят, где ты был те годы… Да мало ли о чем тебя могут спросить.
Лев, прислонившись к забору, молчал.
— Знаешь, Лев, — после паузы добавил Виктор, — ты бы уехал. Уехал бы туда же, откуда явился. И не показывался бы сюда. Прощай.
— Да, — хрипло вырвалось у Льва. — Прощай.
— И запомни: я созову ребят, если ты посмеешь что-нибудь сделать…
— Посмотрим! — Лев скрылся в темноте.
Виктор долго смотрел ему вслед. Затем он медленно поднялся по лестнице.
Наверху его ждала Лена.
Она все слышала.
Лена притянула его к себе, и целовала, и говорила ласковые слова, и была безмерно счастлива, потому что рядом с ней Виктор; другой, настоящий Виктор…
Они вошли в квартиру — дома никого не было.
Андрей охотился. Васса еще с утра отправилась в слободу прощаться с крестниками.
В ту ночь Лена стала женой Виктора.
Глава шестая
В столь неудачный для Льва Кагардэ день страшный удар, предвестник многих катастроф, обрушился на Богданова.
Страна готовилась к Пятнадцатому съезду партии. Готовились к нему и троцкисты, собирали силы, пускали в ход все средства, чтобы доказать наличие «серьезной» оппозиции.
Подпольные типографии работали лихорадочно, продукция их перепечатывалась белогвардейскими и буржуазными газетами.
Нелегальные собрания в лесах стали делом обыденным.
В разгар праздничной демонстрации в Москве и Ленинграде они выступили на улице.
Их освистали…
В те дни троцкисты еще пытались легально и нелегально делать политику, искали союзников среди недовольных, действовали обманом с простодушными, лестью с честолюбивыми, демагогией с доверчивыми и малоискушенными, расточали посулы…
Борьба с ними велась упорно, хладнокровно, с выдержкой. Им была дана полная свобода, их не арестовывали и не запрещали им говорить, их терпели в партии.
Трудно было стране в те годы: кулак вредил, была безработица…
Но тем не менее страна шла вперед, борясь, преодолевая и уничтожая противоречия. Отмирающее бешено боролось за свое существование, яростно отстаивало свое отжившее дело.
В авангарде тех, кто отстаивал это «отжившее», были троцкисты.
Их вожаки все еще на что-то надеялись, на кого-то рассчитывали, к чему-то готовились, суетились, торопили своих агентов на периферии, требовали от них активности…
После провала «конференции» Богданов решил во что бы то ни стало отыграться на предстоящих районных партийных конференциях и на конференции губернской: в партячейке коммунхоза ему обещали поддержку.
К этому времени секретарь ячейки заболел; его заменял Карл Фогт, член бюро. Карл Фогт, солидной внешности человек, приехал в Верхнереченск из Германии с какой-то делегацией, остался в городе, поступил в коммунальный отдел горсовета техником. История приема его в партию была весьма туманна. Кто говорил, что он был членом германской компартии, кто утверждал, что у него были какие-то связи с немецкими социал-демократами. Но достоверно никто ничего не знал. Ему просто верили.
Карл Фогт называл себя красным фронтовиком и борцом «за красная Дойчланд», посещал интернациональные вечера, был непременным участником и оратором на всех торжествах и вообще считался «своим человеком» и знатоком партийных дел в Европе.
Собрание ячейки, которое должно было избрать делегатов на районную конференцию вновь образованного Строительного района, назначили на восемь часов вечера. К этому же времени Фогт пригласил представителей губкома и райкома.
Однако в самый последний момент Фогт перенес собрание на шесть часов. Он послал в райком и губком человека с извещением об этом, но человек по неведомой причине ни до райкома, ни до губкома не дошел и на следующий день был найден в камере милицейского участка, где спал как убитый.
Для формы подождав представителей полчаса, Фогт открыл собрание и в течение сорока пяти минут говорил о международном положении, мешая немецкие слова с русскими и безбожно коверкая русские слова. Понять что-либо из его речи было нельзя, да он и не добивался этого.
В прениях выступили несколько рабочих. Они заговорили было о неисправностях в коммунальном хозяйстве города, особенно в связи с начавшимся строительством; Фогт оборвал их, заявив, что это «не есть сегодняшний проблем»…
Тем не менее когда Фогт подошел к самому главному — к выборам на губернскую партийную конференцию, — начался шум, едва не окончившийся потасовкой.
Сыр-бор загорелся из-за Богданова — кандидатура его была предложена Фогтом. Никакие уговоры не действовали, люди, словно проснувшись, кричали, свистели, страсти бушевали вовсю.
Фогт, увидев, что Богданов провалился еще до голосования, поспешно снял его кандидатуру, но предложил компромиссное решение: подписать обращение к губернской конференции, просить президиум дать слово Богданову. Это предложение прошло.
Делегатами на конференцию избрали Фогта, трех его людей — незаметных и робких.
На этом собрание закончилось.
Когда представители губкома и райкома пришли в красный уголок, он был пуст.
Во всех остальных ячейках Строительного района троцкисты получили лишь несколько мандатов на губернскую партийную конференцию. Ничто не помогло Богданову — ни бесчисленные выступления Фогта, ни литература, которую Богданов пачками получал из Москвы и перепечатывал в своей типографии.
Не помогли и «автодесанты» — самая новейшая по тем временам выдумка троцкистов.
Друг Богданова, секретарь губисполкома, имел в своем распоряжении машину. Машина эта сослужила немалую пользу Богданову.
Узнав, что в какой-нибудь ячейке троцкистов бьют и им нужна «квалифицированная» помощь, Богданов посылал на машине «десант» — Карла Фогта или кого-нибудь из своих ораторов, иногда выезжал сам…
В день открытия конференции к редактору «Верхнереченских известий» явились делегаты-троцкисты и потребовали, чтобы в газете было напечатано стихотворение, сочиненное ими:
Ночку темную думы спать не дают,
Скоро ль сладим со злою кручиной…
Редактор прочитал стихи, узнал фамилии их авторов и сообщил, что стихи он использует… в докладе контрольной комиссии. После этого редактор выпроводил перетрусивших посланцев Богданова и позвонил о случившемся Сергею Ивановичу.
В кабинете Сторожева сидел Богданов.
— Ну, вот сорвалась еще одна твоя затея. Стишки начали сочинять?
— Почему ты все валишь на меня? — пожав плечами, хладнокровно заметил Богданов. — По-твоему, выходит, будто я всему делу заводчик. Но ведь, и кроме меня, есть люди, разделяющие наши общие взгляды.
— Имеются неопровержимые доказательства и твоей вины. На улицу вышли… Докатились!
— За московских и ленинградских товарищей я не ответчик.
— А ты их осуждаешь?
— Я не привык скоропалительно решать политические вопросы.
— Где ты очень активен, а где — вразвалку. Актер ты, брат! Заглянуть бы в твое настоящее нутро.
— Оно не хуже твоего.
— По всему видно. Мы делом занимаемся, а вы делу мешаете.
— Это еще неизвестно, чье дело дельней. Это будущее покажет.
— Будущее много покажет, — задумчиво сказал Сергей Иванович. — Вот, читай. — Он передал Богданову газету. — Нет, вот эту. Это «Последние новости», издание господина Милюкова. Как он вас превозносит! Как славословит! Каков ваш успех у кадетов!
Богданов отшвырнул газету.
— Ты зачем меня звал?
— А вот зачем. Получено постановление ЦК партии, и я тебе должен сообщить его: за антиленинские выступления на непартийных собраниях будем вас из партии исключать. Ты весьма к этому склонен. Имей в виду, грехов за тобой много!
— Дальше?
— Во-вторых, ваши нелегальные собрания будем распускать.
— Милицию позовете? — насмешливо спросил Богданов.
— Зачем милицию? Членов партии позовем, рабочих. Пока все. Подробности прочитаешь в газете. Прощай.
Богданов встал, пошел к двери, обернулся, хотел что-то сказать.
— В чем дело? — спросил Сергей Иванович.
Богданов медлил.
— Послушай, Николай Николаевич, может быть, одумаешься? Может быть, совесть-то еще осталась? Может быть, оценишь все, что делается вокруг и что вами делалось? Может быть, снова станешь членом партии.
— Я и есть член партии.
Несколько мгновений он задумчиво смотрел на Сергея Ивановича.