Вот и сегодня… Он так здорово играл роль сыщика, что даже я поверила, будто Пыжик серьезно относится к переписке с Нептуном.
Но вообще-то во всей этой истории действительно есть что-то загадочное, и я просто горю от любопытства. Так мне хочется знать, чем же все это кончится?
Утром, на уроке геометрии, Валя послала всем членам экспедиции записку с черепом и скрещенными костями, с надписью на конверте: «Совершенно секретно! Только членам экспедиции отважных»:
«Есть новости, Получила такое загадочное письмо, какого еще не было ни разу. Надо собраться и обсудить. Предлагаю устроить во время большой перемены конференцию на волейбольной площадке».
Но Пыжик запротестовал.
— Такие дела, — сказал он, — на волейбольной площадке не решают.
Он предложил организовать съезд членов экспедиции у него дома и провести его в торжественной обстановке.
Предложение Пыжика было принято единогласно. И съезд прошел действительно шикарно.
Перед окном в комнате Софьи Михайловны мы поставили большой стол, накрыли его красной скатертью. Пыжик принес графин с водою и стакан. Над столом красовался приготовленный Пыжиком плакат с надписью:
«ПРИВЕТ ОТВАЖНЫМ И ВСЕМ БЕССТРАШНЫМ»
Съезд открыл Пыжик. Он сказал небольшую речь о флоте, о происках империалистов, а потом посадил Валю за стол, поставил перед ней графин и постучал по нему карандашом.
— А теперь, — сказал Пыжик, — предоставляю слово товарищу Павликовой, которая сделает содержательный доклад о поступивших сигналах бедствия от экипажа Нептуна и других. Возражений нет? Дополнений? Тогда голосую! Кто воздержался? Единогласно. Валяй, Валя! Докладывай!
— Нервные могут выпить воды! — сказал Пыжик и сделал такие глаза, будто ему и самому стало страшно.
Валя стала читать:
— «Мы обречены! Все пропало! Что будет с нами, мы еще не знаем, но если вы хотите спасти нашу честь, вам нужно пойти в парк Победы только не в воскресенье…»
— Я больше не могу! — сказала Нина Станцель. — Это же кошмарная глупость! Кто-то дурачится, а мы помогаем ему одурачить нас! Предлагаю письмо порвать и пойти в кино!
Пыжик схватил Нину за руку и сказал, волнуясь:
— Слушай… Станцель… Так это ж интереснее кино… Ну, ты подумай сама: разве часто встречаются такие истории…
— Такие глупые истории, ты хочешь сказать?
— Неважно! Глупость тоже нужная вещь. Если бы на свете не было глупых, как же ты узнала бы тогда, что ты ужасно вумная, как вутка? И давайте сразу договоримся: бросим мы это дело или выясним: кто, что, зачем, почему, для чего и отчего втянул нас в это дело. Читай, Павликова! Читай дальше! На чем ты остановилась?
— Я? — вскинула бровями Валя. — На этом и остановилась! На том, что спасти честь можно только не в воскресенье!
— Стой, стой! — закричал Пыжик. — Чего ты торопишься? Тут не мотогонки, тут серьезное дело! У меня есть вопрос! Для всех один вопрос! Почему нельзя спасать честь в воскресенье? Думайте, братцы! Все думайте! И каждый про себя! Не вслух! А тот, кто не может думать, пусть выпьет воды или съест два-три яблока!
— А зачем думать? — удивилась Валя. — Думать не надо! Слушайте! — И Валя продолжала чтение: — «И там постарайтесь никому не попадаться на глаза. Лучше всего пойти в будний день, когда народу в парке мало».
— Правильно! — кивнул Пыжик. — Я так и думал, что наша экспедиция должна быть тайной. Читай дальше!
— «Вам нужно, — продолжала Валя, — идти по аллеям парка курсом зюйд-норд-вест, потом повернуть на зюйд-норд и двигаться к павильону танцев…»
— Знаю! — стукнул Пыжик кулаком по столу. — Место вполне подходящее для преступлений.
Марго побледнела, будто ее напудрили для спектакля, а глаза стали круглыми и большими, как пуговицы летнего пальто.
— Ой, — взвизгнула она, — умереть можно!
— Ничего, ничего! — ободряюще похлопал Пыжик по плечу Марго. — Пятеро смелых и отважных не такие еще преступления могут открыть! Читай дальше!
— Около павильона танцев,
— продолжала читать письмо Валя,
— встаньте спиною к Кузнецовской улице, отсчитайте в сторону мостика, что перекинут через канал, семнадцать шагов, но шагайте вдоль протоки, по самой кромке дамбы. Отмерив семнадцать шагов, остановитесь, внимательно посмотрите под ноги. Вы увидите небольшой холмик, а на нем — два ржавых гвоздя, положенные крестообразно друг на друга. Здесь начинайте копать. Если же вы при… Прощайте, прощайте… Привет и прощальный салют.
Нептун — гроза морей и четыре бороды.
Марго всплеснула руками.
Глаза ее так и загорелись.
Ох, уж эта Марго! То испугалась, как зайчиха, то так и рвется в героини.
— Пойду! Обязательно пойду! — заверещала она. — Ну, до чего же интересно! — И вдруг рассеянно поглядела на Пыжика. — Как вы думаете, Пыжик, — спросила она, — а это не разыгрывают нас? Уж очень что-то не так все получается. Подозрительно. Может, кто-нибудь подстроил? Написал и послал. А потом придет в парк, спрячется в кустах и — пожалуйста!
— Что пожалуйста?
— Очень даже просто — что! Возьмет да сфотографирует, как мы ковыряемся в земле… Чтобы потом вся школа смеялась…
— Ты уж скажи прямо, что трусишь! — рассердилась Нина.
— Я не трушу… Я только высказала предположение… Но я пойду… Пожалуйста… Как все, так и я! Только бы не посмеялись над нами.
Нина Станцель сказала:
— Ну, а если нас разыгрывают? Ну и что? Все равно интересно. А насчет смеха… Ну и пусть смеются. И мы посмеемся. А тем, кто будет смеяться, скажем: мы сами знали, что это розыгрыш, но просто не хотели портить игры. И почему бы нам не посмеяться? Я недавно слушала по радио, что смех полезен для человека, он делает людей здоровыми, сохраняет старым молодость, а молодых превращает в радостных и счастливых. Да вы и сами, наверное, замечали: все здоровые люди всегда веселые, а все больные вечно недовольны всем, на всех брюзжат, шипят и похожи на уксусную кислоту, а не на людей.
— Определенно! — одобрительно кивнул Пыжик. — Но тут дело идет не о том, чтобы посмеяться, а чтобы спасти честь Нептуна и его бородатых матросов! Поклянемся не отступать перед трудностями. Ура!
— Ура! — закричала Нина.
Она схватила его и закружила в вальсе. Они носились по комнате, все опрокидывая. Нина напевала вполголоса о легком, пушистом снежке, о голубых мерцающих огнях, а я барабанила в такт вальса крышкой чайника и подсвистывала. Валя выводила мелодию вальса на гребенке, обтянув ее бумагой. И только Марго сидела нахохлившись, поглядывая с явным неодобрением на Нину, меня и Валю.
— Чего ты? — спросила я.
— Эта Нинка всегда лезет ко всем со своими танцами! — прошипела Марго, словно проколотый мяч.
Ох, ты дуреха!
Неужели она влюбилась в Пыжика?
Часть третья
Вот и прошло оно, наше школьное лето.
Позади и спортивный лагерь, где было так весело, и мое смешное, немножко глупое детство.
Вчера мне стукнуло четырнадцать лет.
Где-то я слышала, что в этом возрасте ломается характер, человек тоже меняется весь, у него появляются другие желания, другие интересы, новые друзья и привязанности. Словом, меняется все, все и поэтому, наверное, такой возраст называют переломным и, кажется, чуть ли не опасным, потому что, по мнению взрослых, ломка характера всегда бывает болезненной.
Но вот я и не заметила даже, как вступила в опасный возраст и как меняется, незаметно для меня самой, мой характер.
И все это благодаря Пыжику.
Это же он научил меня относиться с уважением к нашему возрасту, и когда я поняла Пыжика, мне стало ясно: детство мое кончилось, наступила уже юность, и с этих дней мне надо относиться серьезнее к своим обязанностям. Все-таки я уже почти взрослый человек. Во всяком случае, не маленькая, безответственная девочка. И понять это помог мне опять-таки Пыжик.
Не помню теперь почему, но я сказала как-то, что мы еще дети и нам корчить из себя взрослых просто смешно.
Пыжик презрительно хмыкнул:
— Дети качаются в люльках, гуляют в саду с мамами за ручку. А мы уже шестиклассники. Знаменитый астроном Клод Клеро в десять лет занимался исчислением бесконечно малых и коническими сечениями. А это знаешь, какая высшая математика? Ого! Такую математику проходят сейчас только в университетах. В тринадцать лет его научную работу уже рассматривала Академия наук. В тринадцать лет! Понимаешь? А какую работу мы можем послать в Академию наук? Писатель Грибоедов к семнадцати годам успел кончить три факультета университета. Представляешь, что он знал в тринадцать лет? Да я тебе могу привести тысячи примеров, а если хочешь, дам почитать книгу. А наши отцы? Мой папа в двенадцать лет уже работал в часовой мастерской и помогал своей маме, моей бабушке. Мамин папа с семи лет начал пасти гусей, а в двенадцать уже работал коногоном в шахте. Думаешь, мало таких?
Как-то очень незаметно я подружилась с Пыжиком, подружилась не хуже, чем с Валей, хотя первое время ужасно переживала эту дружбу. Не так ведь легко в нашем классе дружить с мальчиками, а мальчикам — с девочками.
Оглядываясь назад и припоминая все, что подружило нас, я прихожу к заключению, что сблизил нас все-таки Нептун — гроза морей и его четыре товарища, заставив пятерых отважных и смелых пережить удивительные приключения в аллеях парка и такие ужасные минуты в зарослях сирени у памятника Зои Космодемьянской. Помню, когда мы…
Но не будем обгонять собственную тень, как говорит дядя Вася. Уж лучше расскажу все по порядку, тем более что делать сегодня нечего.
За окнами моросит противный мелкий дождь. Улицы мокрые, неуютные, тротуары затянуты мутными лужами. Над городом низко висит серое небо. Холодный ветер посвистывает в пролетах улиц.
В такую погоду только и сидеть дома да вспоминать.
И вот я сижу и вспоминаю, пересыпая в памяти, как теплый песок в руках, все оставшиеся позади и радости и огорчения, Мне хочется писать сегодня о том, что теперь уже всегда будет прошлым, о том, что в то время было ужасным и горьким для пятерки смелых и отважных, а вот сейчас стало только забавным, смешным ребячеством.