Дюймовочка закричала плачущим голосом:
— Товарищи, чего это он нам рассказывает про каких-то ворон?.. Получил плохую отметку и заговаривает зубы воронами! Ты прямо отвечай: ты когда исправишь на пятерку свою отметку?
— А я как отвечаю? Криво? Хоть завтра, хоть через неделю! Сказал, исправлю — значит, исправлю!
— Да, Славка, — скрестил на груди руки Пыжик, — портишь ты охотничью марку. Как нам известно еще с четвертого класса, многие великие люди были заядлыми охотниками. Толстой, Тургенев, Жюль Верн, Немрод и я, между прочим! Но никто из них так не подводил товарищей, как ты подводишь нас!
Славка покраснел.
— Ладно уж, — забормотал он, — сам знаю… И вообще я ее сдам! Эту географию! На пятерку! Без звука… Если бы не ворона, так я бы… Короче, на этой неделе исправлю отметку. Слово пионера. Договорились?
А вчера после урока алгебры произошло небывалое ЧП — чрезвычайное происшествие. Наш тихоня и растяпа Ломайносов неожиданно для всех получил по алгебре пятерку. Раньше ни по одному предмету у Ломайносова не было пятерок, а тут он по самой алгебре словчился получить пять. Мы от удивления даже рты пораскрывали.
— Историческое событие! — закричал Бомба.
Славка стал расспрашивать, как Ломайносов ухитрился ответить на пятерку: выучил заданное или у него такое уж счастье.
Ломайносов покраснел.
— Ребята, — сказал он, опустив длинные ресницы, — я же понимаю… Я же не для себя… Я для всего класса стараюсь… Чтобы не подводить никого.
— Герой! — закричал Бомба. — Предлагаю чествовать героя науки!
В большую перемену мы открыли торжественное собрание, и Бомба произнес речь на таком высоком уровне голоса, что все боялись, как бы он не охрип от натуги.
— Товарищи! — кричал Бомба, вскарабкавшись на стул, который он поставил на первую парту. — Сегодня мы чествуем великого Ломайносова, невиданного деятеля науки, перед которым дрожат и бледнеют самые свирепые хищники, называемые научно теоремами, уравнениями с пятью неизвестными, задачами и примерами. Ломайносов никогда больше тройки не получал, поэтому его подвиг пойдет по каналам истории в грядущие века, в эпохи и в так называемые эры! Для своего роста и телосложения Ломайносов сделал в миллион раз больше, чем известный общественный деятель, очистивший авгиевы конюшни. Он, Ломайносов наш, в отличие от…
Но тут Бомба сделал неверное движение. Стул выскользнул из-под его ног, и Бомба сверзился на головы ребят. Началось что-то неописуемое. Сначала все принялись тузить Бомбу, потом мальчишки кинулись к Ломайносову, и он взлетел под потолок. Его качали, подбрасывая и вверх головою и вверх ногами, все кричали, визжали, свистели и вообще дурачились на полный ход.
Не отставали от мальчишек и девочки.
— Ура герою науки! — кричали они.
— Лавры лауреату!
— Наградить героя лаврами!
Народ класса вопил мощно «ура», все аплодировали так, что с потолка сыпалась штукатурка, а смущенный, но очень довольный Ломайносов прижимал руки к сердцу, кланялся и потел от удовольствия.
— Спасибо, товарищи, — лепетал Ломайносов. — Я и всегда теперь буду стараться! Мне, товарищи, самому больше тройки не нужно, но ради класса — умру, а на пятерки выучу!
В самый разгар чествования лауреата науки пришла Инночка и сообщила, как председатель комиссии по сравнению успеваемости с другими классами, приятную новость:
— С пятеркой Ломайносова мы выходим сегодня на шестое место! Понимаете? Уже шестое! Здорово? Да? И вообще нам не хватает одной только единицы, чтобы выйти на пятое место! То есть не единицы, а это… одного очка, то есть… В девятом «б» набрали сто тридцать восемь, а у нас — сто тридцать семь… Между прочим, у первого «а» — тоже сто тридцать семь…
Первый «а» передвигается что-то уж очень быстро. Был сначала на самом последнем месте, а теперь шагает, как кот-скороход. Но мы не считаем его серьезным противником, хотя первому классу, конечно, легче догонять всех. Какие у них там предметы? Носы вытирать да по складам читать.
— А как у других?
— На первом месте пока по-прежнему восьмой «а», но говорят, сегодня там будет ледовое побоище. После большой перемены у них какие-то корни по алгебре и, говорят, пару двоек кто-нибудь заработает обязательно. Ребята говорят: корни эти под корень режут успеваемость. Так что надежды есть!
— Исторический момент! — закричал Бомба. — У нас сто тридцать семь — и на носу пятое место! В классе тридцать живых, а не мертвых душ. Живые души, неужели не поднажмете? Ведь если каждый получит ну хотя бы по одной даже пятерке — тогда у нас будет плюс сто пятьдесят. А это что? Это как называется, ребята? Это же называется большой скачок! Это называется? Ну? Ну, ну? Дружно! — взмахнул руками Бомба.
— Мо-сква! — хором гаркнули ребята.
— Правильно! Так и называется: Мо-сква! Научно говоря, — ре-ко-орд! Научно говоря, — полет на ТУ-104!
— Надо еще догнать восьмой «а»! — вздохнула Нина. — У них же, знаете? Силы!
Таня Жигалова сказала, волнуясь:
— Ну и что? Ну и что? Ну и силы! Но у них в классе учатся Кирпичев и Тараскин. А эти, вы сами увидите… эти непременно нахватают двойки. Я все узнала вчера. От подруги моей сестры, от Клавы узнала. Она учится в восьмом «а» и вчера сама говорила: подкосят класс Кирпичев и Тараскин. Но, ребята, не будем радоваться чужой беде. Нехорошо это!
— Послать им сочувственную телеграмму! — предложил под общий смех Славка.
— Не телеграмму! — нахмурилась Таня. — А надо подумать о своих двоечниках. Ведь у нас уже трое таких. И, кроме того, ребята, как бы нам вообще не выйти на последнее место. Дело-то с запахом мудрости не кончилось. А кончиться оно может четверками по поведению пятерым из класса. Пять четверок по поведению! Представляете?
Конечно, все ребята отлично представляли это. Ведь если в классе будет пять четверок по поведению, нам тогда не видать Москвы, как своего затылка. Мы уже решили пойти к Пафнутию и признаться во всем, но ребята уговаривали нас не ходить пока что, а подождать несколько дней. Может, дело это забудется и класс тогда не пострадает.
Чи-лень-чи-пень так и сказал:
— Подождем, ребята! Да и чего торопиться, если сейчас уже не вопрос, а древняя история? По-моему, портить отметку класса нам нет никакого смысла. И, кроме того, если бы знали они, что будет соревнование, разве принесли бы запах мудрости?
Но теперь уже поздно говорить о том, что могло быть, когда все уже случилось.
Ура!
В космосе еще одна наша ракета. Это уже третья, и самая большая. Наверное, потом будут еще больше ракеты. По тысяче тонн! Но сейчас и полторы тонны для всех настоящее чудо! Последняя ее ступень весит 1553 килограмма без топлива. На ракете установлены автоматическая межпланетная станция и разные передатчики.
Пыжик ходит такой счастливый, будто бы он сам запустил ракету. Правда, все ребята и учителя тоже очень радуются, но Пыжик просто сияет весь.
— Ребята, — сказал он сегодня, когда я, Марго, Нина и Валя пришли к нему после уроков, — а все-таки как это здорово, что мы родились теперь. Не знаю, как вам объяснить это… Ну… подумайте сами: ведь мы же могли родиться, предположим, сто лет назад или триста лет! А что тогда видели люди? И хорошо, что мы родились в советской стране! А вдруг родились бы в какой-нибудь Бельгии или в Австралии!
— И все это к чему же предисловие? — спросила Нина, поглядывая на себя в ручное зеркальце.
— Неужели не понимаешь? Да ведь мы доживем до полетов советских людей на Марс, на Венеру! И, может, сами побываем там. Ты разве не хотела бы посмотреть, что там, на других планетах?
— На словах мы все хотим! — усмехнулась Нина. — А предложи тебе лететь… Полетел бы?
— Полетел бы! — сказал Пыжик и, краснея, вздохнул: — Не знаю! Ведь это же так страшно все-таки! Нет! Один бы ни за что не решился. Но если бы еще полетел кто-нибудь, — я тоже не отказался бы!
— Да, — задумчиво сказала Валя, — мы уже космические люди. Мы обязательно увидим полеты на другие планеты. А когда состаримся, к тому времени уж непременно люди станут летать в космосе так же просто, как ездят сейчас на трамваях. Я бы тоже полетела. Но полетела бы только тогда, если бы там можно было увидеть что-нибудь интересное. А вдруг на тех планетах столько же интересного, сколько в самых холодных местах земли, в Антарктиде? Или как в тропиках, где, говорят, люди живут как на верхней полке в бане.
— Ну, а я и не мечтаю о полетах! — засмеялась Нина. — Да и что я буду там делать? Просто ходить и смотреть? Как турист? А ты, Марго? — повернулась она к ней.
— Я? — Марго посмотрела на Пыжика. — Полетела бы! С кем-нибудь вместе… полетела бы!
Нина захохотала:
— Но там же проживает бог! Бог-то ведь на небе проживает? Как же ты можешь лететь к нему в гости? Он что, приглашал тебя?
Марго запыхтела, как рассерженный еж.
— Чего ты все стараешься унизить меня, — процедила она сквозь зубы. — Я, может, по-настоящему и не верила никогда, а ты все время воображаешь о себе.
— Бросьте, — сказал Пыжик. — Марго не такая глупая, как думаете. Она уже давно не верит в такие пустяки, как бог. Верно, Марго?
— Угу! — кивнула Марго, не глядя на меня. Она-то знала, что я не поверю ей. Ведь еще вчера она говорила разные глупости о чудотворных иконах и немыслимых святых старцах.
— Ох, Чижик-Пыжик, — вздохнула Нина, — у нас на земле еще столько дел… Запах мудрости, например! Вчера я слышала, как Лийка Бегичева подговаривала ребят…
— Выдать нас?
— Наоборот! Она предлагала пойти к директору и поручиться за нас.
— Вот вредная! — сказала Валя. — Себя показала как лучший товарищ, а нас преступниками сделала. Никуда не надо ходить. Никому! Пафнутий забыл уже о нашей «мудрости»!
— Кто? Пафнутий? Ну, не ври! Пафнутий ничего не забывает. Он ждет, когда сами придем. Пафнутия не знаешь, что ли?
— А что ребята говорят?
— Чи-лень-чи-пень сказал, что надо всем классом сказать Пафнутию: «Хулиганства не было, а произошел несчастный случай и больше никогда не будет. Класс дает обязательство».