Очкастый взял Костину руку и положил ее на медную штучку. Костя повернул ее в сторону и тотчас же с испугом отдернул руку. Примус фыркнул, тяжело вздохнул, пламя, подпрыгнув, исчезло.
— А-а-а, испортил? — захохотал очкастый и, подхватив Костю, посадил его за стол на табуретку. — А теперь за это ты должен выпить десять стаканов чаю.
Костя насупился.
— Брюхо ж лопнет, — тяжело вздохнул он.
— А мы его зашьем! — опять захохотал очкастый и начал ловко развертывать разные свертки, подмигивая при этом ребятам и забавно морща нос. Из свертков посыпались на тарелки тонкие и толстые колбасы, разные коробки, яйца и еще что-то такое, чему даже и название трудно было придумать. Очкастый ловко нарезал колбасу ломтиками, вскрыл блестящей штучкой коробки, кокнул яйца и все это придвинул к ребятам.
— Лущи, молодцы, — сморщил нос очкастый.
Мишка взял самый маленький кусочек колбасы и положил его на огромный кусок хлеба. Костя последовал его примеру, но очкастый с испугом закричал:
— Стой! Стой! Стой! Вы что это? Ну-ка, ну-ка!
Он выхватил из рук смутившихся ребят хлеб и кусочки колбасы, намазал куски хлеба маслом, сверху положил несколько штук тоненьких рыбок, потом ошелушил яйца, разрезал их пополам и половинками яиц покрыл все сверху.
— Начинать надо с бутербродов по-немецки, — сказал очкастый, — масло, кильки и яйца это — самое замечательное средство для аппетита.
С этим словами очкастый сунул бутерброд в открытый рот Кости и крикнул.
— Сжимай зубы!
Костя испуганно чавкнул.
— Хорошо? — захохотал очкастый.
Костя утвердительно мотнул головой.
После бутербродов по-немецки ели толстую и тонкую колбасу, потом разделали под орех две коробки с каким-то вкусным соусом и совершенно серьезно приналегли на полусоленые и жирные куски чего-то белого.
Очкастый поддевал вилкой из коробок и корзиночек маленьких рыбок, облитых жиром, розовые комочки, какую-то толстую траву и крошечные огурчики, широко открывал рот, в котором почему-то сверкало золото, рычал, чавкал и все время смеялся.
Ребята ели молча, подталкивая друг друга локтями каждый раз, когда в рот попадало что-нибудь вкусное. Потом пили чай с халвой.
Ребята взмокли, затирали рукавами пот и чувствовали себя на седьмом небе.
Особенно понравилась халва.
«Лучше ее ничего на свете нет», — подумал Костя, прихлебывая чай.
Мишка как будто ничего не думал, но это не мешало ему уничтожать халву, не отставая в этом деле от Кости.
А когда было отдано должное колбасе, килькам и халве, очкастый развел примус и взгромоздил на него большую жестяную коробку.
— Смотри сюда, ребята, — сказал очкастый, вываливая на стол корни алтея, — учитесь, пока я жив, обрабатывать лекарственные травы. — Он бросил корни алтея в синий таз и начал лить в него воду из большого кувшина.
— Помоем грязнулей, — приговаривал очкастый, смывая с корней землю и очищая их ножом от коры. — А теперь разрежем на куски. Вот… По четверти, но не больше. А толщину чтобы имели они меньшую, чем два мои пальца. Так. А теперь пожалуйте, дорогие корешки, в сушку.
Он кинул решетку в ящик; на эту решетку положил корешки и сверху опустил градусник.
— Так. Правильно. 35 градусов по Цельсию. Оч-чень хорошо! Теперь слегка убавим огонь и — все в порядке! Ну-ка, Костя, взгляни сюда. А как заметишь, что корешки желтеть начинают, — скажи. А мы с Мишкой горицвет обработаем тем временем. Ну-ка, Миш, складывай головка к головке все это, — показал он на горицвет, — а как сложишь, тащи сюда и раскладывай на солнышке. Пусть травка заморится слегка.
Работа закипела. Очкастый суетился, метался по комнате и все время без умолку говорил:
— Чудодеи вы, право! По золоту ходите и сами того не замечаете. Чудесно даже. Аптекам лекарственные травы до зарезу нужны, за лекарственные травы деньги большие платят, а вы вот, точно чудаки какие, ходите по этим травам, и нос кверху. Эх, ребята, ребята, золотая у вас земля, да люди-то медные лбы.
— Это самое и Федоров говорит, — вставил словечко Мишка.
— Кто он? Коммунист?
— Не… коммунистов в нашей деревни нету… Демлизованный это!
— А!
— Федоров-то и сбивает всех зажить как-то по-новому.
— Ну, а мужики?
— Мужики? Мужики, они говорят: непривычно.
— Ну и чудаки, — сказал очкастый, — а голодать да картошку одну есть разве привычно? Да разве к хорошей жизни надо привыкать?.. Колбаса-то вам понравилась?
— Понравилась! — в один голос сказали ребята.
— То-то и есть. А какая ж у вас к ней привычка? Чудаки ваши мужики. Вот что.
— Халва мне больно понравилась, — вздохнул Костя.
— Халва? Ну да, и халва конечно, — потер лоб очкастый. — А дома у меня такие же вот капшуки, как вы… Н-да… — задумался очкастый, — только в городе другие ребята. Новые.
Он встряхнул охапку горицвета и бросил ее на подоконник.
— Вот, ребята, дела-то какие… Ишь ты, ведь не хотят! Ну, как можно не хотеть жить по-человечьи? Чудаки, право!
— Ты коммунист, дяденька? — спросил Мишка.
— Нет… А что?
— Мамка грит, коммунисты народ мутят. Грят, по-новому чтобы жить, а сами налоги только новые удумывают.
Очкастый поправил очки и покачал головой.
— Не завидую я тебе, Мишка! Мамаша у тебя… ну, как сказать, не совсем понимает, что вокруг нее делается. Какой налог-то вы платите?
— Мы освобожденные как беднота, — с гордостью сказал Мишка.
— Ну, а батька-то твой что говорит?
— Батька молчит. Утрясется, грит, заживем.
— То-то и есть. Батька твой, видно, мужик подходящий, а мамка, мамка ваша… как бы это вам сказать…
— Ой-ой-ой! Желтеют! Желтеют! — закричал Костя.
— Браво! — захлопал в ладоши очкастый. — Раз желтеют — долой их! Вот так, — подхватил он коробку тряпкой, — а теперь запомните, ребята: если придется когда-нибудь самим этим делом заняться, — старайтесь сохранить высушенные корни алтея в сухом месте. Иначе они отсыревают и портятся. Ну, а теперь складывайте горицвет! Подсушим и его немного.
Жестяную коробку освободили от корешков, положили в нее стебли горицвета и снова поставили на примус.
— Чудесное растение для сбора, — сказал очкастый, — растет повсюду, в изобилии, а только и на три года нельзя заготовить его. Полгода если полежит на складах, значит, выбрасывать надо… Вот уеду — займитесь-ка этим делом. Каждое лето можно отправлять в аптеки. И как еще брать-то будут! С руками оторвут.
Подсушив горицвет, очкастый обвернул его бумагой и сложил в чистый холщовый мешок, который подвесил к потолку. Сушеные корни алтея перевязал шнурком, потом разостлал на печке лист бумаги и положил связки на бумагу.
— А теперь и отправлять можно!.. Конец сегодняшней работе! Шабаш!
Ребята нерешительно потоптались на месте.
— Что еще? — захохотал очкастый.
— Радиа, — продохнул несмело Костя.
— Верно, верно! — вспомнил очкастый. — Раз обещал, значит, надо выполнять обещание.
Он открыл дверь и крикнул громко:
— Хозяин!
— Здесь хозяин! — отозвался Грибакин.
— Шестик-то приготовил?
— Шестик-то? Да, приготовил. Не знаю только, подойдет ли вам. По скусу ли будет?
— Ну, ну, посмотрим!..
Во дворе лежал длинный шест, обтесанный и гладко выструганный. Грибакин поднял его за комель и, кашлянув, сказал:
— Вроде бы и то, что просили! Будто бы и должен подойти!
— Ладно, хозяин, — подмигнул очкастый, — нам все подойдет. Был бы длинный только.
Потом очкастый вынес из дома пучки проволоки, заставил Грибакина притащить лестницу и полез на крышу. Общими усилиями шест втянули на крышу, прикрутили к нему проволоку, подняли, поставили торчком и привязали к коньку избы. Потом один конец проволоки привязали к сухому дереву, которое стояло за амбаром. С другим концом проволоки в руках очкастый спустился вниз, просунул проволоку в окно и, весело потирая руки, сказал:
— Ну, вот и все!
Ребята помогали очкастому, неловко выполняли все, что он просил, не понимая, однако, для чего понадобилось взгромоздить на избу шест, и не совсем уясняя, что будет дальше. Грибакин встал в сторону и, усмехаясь, наблюдал за тем, что делает очкастый, но вскоре, почесав смущенно затылок, пошел в коровник.
— А теперь чего? — не удержался от вопроса Костя.
— А теперь будем слушать, — вытер платком проступивший на лбу пот очкастый. — Ну-с пошли!
С разинутыми ртами ребята вошли в избу. Очкастый вынул из кармана ключ, открыл желтый сундук, вытащил оттуда небольшой сверток. Развязав веревочки и бросив бумагу под стол, он ткнул черным ящичком в живот Кости и крикнул:
— Гым, гым, гым!
— Ай! — отскочил Костя.
— Испугался?
Напевая что-то под нос, очкастый поставил на стол ящичек, прикрутил к нему конец проволоки, потом достал небольшой кусок провода, зацепил один конец его за ящичек, а другой обмотал вокруг железного прута.
— Ну-ка, помогай, ребята, половицу раздвинуть! — скомандовал очкастый.
Косарем развели половицы. Очкастый взял в руки прут и глубоко загнал его в землю, между половиц.
— А зачем? — спросил Костя.
— Ну, об этом мы после побеседуем с вами!.. Все объясню, ребята.
С этими словами очкастый вынул из сундука четыре толстых черных кружка с металлическими частями и длинными витыми шнурками, вставил блестящие кончики в ящик и, нацепив пару кружков на уши, начал крутить пуговки ящичка.
— А где же труба? — шепотом спросил Костя.
— Молчи знай, — дернул Мишка брата за рукав.
Очкастый вертел пуговку, хмурился, нагибался к железному пруту, забивал его глубже в землю, потом протянул руку к чайнику и начал поливать прут водой.
Костя фыркнул:
— Эва, капусту нашел какую… Сичас расти станет!
Очкастый погрозил пальцем:
— Т-с-с! Не мешай.
Через некоторое время лицо его растянулось в улыбку. Он посмотрел на ребят, поманил Костю пальцем, а когда Костя подошел к нему, он взял пару других кружков и нацепил их на Костины уши.