Том 3 — страница 22 из 50

[59]

Трагедия-балет в пяти действиях

Перевод Всеволода Рождественского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В ПРОЛОГЕ

ФЛОРА.

ВЕРТУМН.

ПАЛЕМОН.

ДРИАДЫ.

СИЛЬВАНЫ.

РЕЧНЫЕ БОЖЕСТВА.

НАЯДЫ.

НИМФЫ.

ВЕНЕРА.

АМУР.

ЭГИАЛА, ФАЭНА

грации.

В ТРАГЕДИИ

ЮПИТЕР.

ВЕНЕРА.

АМУР.

ПСИХЕЯ.

КОРОЛЬ

ее отец.

АГЛАВРА, КИДИППА

ее сестры.

КЛЕОМЕН, АГЕНОР

принцы, влюбленные в Психею.

ЛИКАС

начальник стражи.

СВИТА КОРОЛЯ.

ЗЕФИРЫ.

РЕЧНОЙ БОГ.

В ИНТЕРМЕДИЯХ
В первом действии

ТОЛПА ОПЕЧАЛЕННЫХ.

Во втором действии

ШЕСТЬ ЦИКЛОПОВ.

ЧЕТЫРЕ ФЕИ.

ВУЛКАН.

В третьем действии

ЧЕТЫРЕ АМУРЧИКА.

ЧЕТЫРЕ ЗЕФИРА.

В четвертом действии

ВОСЕМЬ ФУРИЙ.

БЕСЕНОК.

ПСИХЕЯ.

В пятом действии

ВЕНЕРА.

СВИТА ВЕНЕРЫ.

АМУР.

ПСИХЕЯ.

БОЖЕСТВА.

АПОЛЛОН.

ДВЕ МУЗЫ.

ВАКХ.

ДВЕ МЕНАДЫ.

ДВА САТИРА.

МОМ.

ЧЕТЫРЕ ПОЛИШИНЕЛЯ.

ДВА ШУТА.

МАРС.

СВИТА МАРСА.

ПЕВЦЫ.

МУЗЫКАНТЫ.

ПРОЛОГ

Авансцена представляет сельскую местность. В глубине — скала с расселиной, сквозь которую вдали видно море. Появляется Флора в сопровождении Вертумна, бога деревьев и плодов, и Палемона, бога вод. За каждым из этих богов следует целый ряд низших божеств: один ведет за собой дриад и сильванов, а другой — речных божеств и наяд. Флора поет стихи, призывающие Венеру сойти на землю.

Флора.

Пора сражений миновала.

Король, что всех сильней,

Уж славы чужд своей

И мир вернул земле усталой.[60]

Сойди на землю, мать любви,

И нас весельем оживи!

Вертумн и Палемон вместе с божествами, их сопровождающими, присоединяют свои голоса к пению Флоры и поют нижеследующее.

Хор.

Даны нам игры и затеи,

Все предадимся мирным дням.

Дарует этот отдых нам

Король, который всех славнее.

Сойди на землю, мать любви,

И нас весельем оживи!

За этим следует балетный выход, в котором принимают участие две дриады, четыре сильвана, два речных божества и две наяды, после чего Вертумн и Палемон поют дуэт.

Вертумн.

Веселитесь вместе с нами,

Отдохните в свой черед.

Палемон.

Вот царица над богами

К нам любовь в сердца несет.

Вертумн.

Богини строгое явленье

Порывы сердца леденит.

Палемон.

Нас красота приводит в восхищенье,

Но только нежность с сердцем говорит.

Все божества вместе.

Нас красота приводит в восхищенье,

Но только нежность с сердцем говорит.

Вертумн.

Священны нам любви веленья,

Мы им покорны до конца.

Палемон.

Без нежности нет наслажденья,

Не ею ли живут сердца?

Вертумн.

Богини строгое явленье

Порывы сердца леденит.

Палемон.

Нас красота приводит в восхищенье,

Но только нежность с сердцем говорит.

Вертумн и Палемон вместе.

Нас красота приводит в восхищенье,

Но только нежность с сердцем говорит.

Флора(отвечает на дуэт Вертумна и Палемона менуэтом, а в это время другие божества танцуют под музыку).

Неужели

В дни веселий

Неужели

Не любить?

Все спешите,

Все ловите

Дни, чтобы любовью жить.

Всем упиться,

Насладиться

Надо в юности спешить.

Все во власти

Нежной страсти:

В мире власти

Нет сильней.

С ней, прекрасной,

Спорить напрасно —

Будем все покорны ей.

Для влюбленных

Страсти законы,

Нежные цепи — свободы милей.

Венера торжественно спускается вместе со своим сыном Амуром и двумя юными грациями — Эгиалой и Фаэной. Небесные и водяные божества составляют хор и продолжают выражать в танцах свой восторг по случаю прибытия богини.

Хор небесных и водяных божеств.

Даны нам игры и затеи, —

Все предадимся мирным дням.

Дарует этот отдых нам

Король, который всех славнее,

Сойди на землю, мать любви,

И всех весельем оживи!

Венера (в воздухе).

Прервите наконец восторженное пенье!

Вам незачем меня чтить похвалой своей.

От сердца доброты несите восхищенье

Той, чья краса сейчас моложе и милей.

Уже обычай на исходе —

Венере воздавать почет.

Всему на свете свой черед:

Венера более не в моде.

Другие в этом мире есть,

Которым подобает честь.

Психея нежная — вот кто на первом месте,

Кто заменил меня, кому дивится свет.

И так уж слишком много чести,

Когда я слышу ваш привет.

Кто, кто из нас двоих достоин предпочтенья?

За мною не бегут восторженной толпой!

Из граций, мне всегда даривших восхищенье

И свитой бывших мне, почтительной, живой,

Две самых молодых — и то из сожаленья —

Остались в эти дни со мной.

Пускай же мрачная дубрава

Уединением мне сердце утолит,

И среди рощи величавой

Я позабуду боль и стыд.

Флора и другие божества удаляются. Венера со своей свитой сходит на землю.

Эгиала.

Богиня! Мы в недоуменье:

Чем в горе вам помочь? И как теперь нам быть?

Молчать — советует почтенье,

А преданность — все говорить.

Венера.

Так говорите же, но без похвал и лести,

Мне не нужны сейчас подобные слова.

Уж если говорить о мести,

То лишь затем, что я права.

Нет-нет, я большего не знаю оскорбленья,

Которое бы мне могло на долю пасть.

Я не забуду об отмщенье,

Коль у богов осталась власть!

Фаэна.

Ведь вы мудрее нас, и знаете вы сами,

Как поступить сейчас приличествует вам.

Но меж великими — я думаю — богами

Нет места яростным словам.

Венера.

Вот потому-то я и гневаюсь жестоко:

Высок мой сан, и тем острее боль моя.

Когда б я не была так взнесена высоко,

Такой бы ярости не предавалась я.

Я, дочь Юпитера, бросающего грозы,

Мать бога, что внушает страсть,

Я, давшая земле и радости и слезы,

Несущая с собой великой страсти власть,

Я, видевшая пред собою

Великий жар молитв и пламя алтарей,

Тысячелетьями пленявшая людей

Непобедимою, бессмертной красотою,

Я, в споре трех богинь пред юным пастухом

Верх одержавшая своей красою тонкой,[61]

Оскорблена сейчас в величии своем

Ничтожной смертною девчонкой!

Дошло до дерзости, до глупости такой,

Что ей оказывают предпочтенье.

Сравненья слышу я меж нею и собой

И обнаглевший суд людской.

С небес, столь полных восхищенья,

Я смертных похвалы выслушивать должна:

Венеру превзошла она!

Эгиала.

Я узнаю людей. Как прежде, в человеке,

В сравнениях его нам дерзость лишь видна.

Фаэна.

Своею похвалой в несчастном нашем веке

Он лишь великие позорит имена.

Венера.

Ах, как трех этих слов жестокая отрава

За двух богинь мне злобно мстит!

Могли ль забыть они, что мне досталась слава,

Что яблоко лишь мне принадлежит?

Я вижу, как они хохочут в исступленье;

Коварный слышу смех, когда в порыве злом

Им хочется найти с упорностью отмщенья

Смущение в лице моем.

Их радость дерзкая за это оскорбленье

Стремится душу мне ужалить побольней:

«Венера! Ты горда красы твоей цветеньем.

Один пастух сказал, что ты других милей,

Но, по сужденью всех людей,

Простая смертная достойней предпочтенья».

Какой удар! Увы! Он сердце мне пронзил,

Я не могу сносить подобные страданья.

Ах! Мне терзают грудь, меня лишают сил

Моих соперниц ликованья!

О сын мой! Коль тебя мой тронуть может вид,

Коль сердцу все еще мила я

И в состоянье ты не забывать обид,

Какие вынесло, страдая,

То сердце, что к тебе всегда любовь хранит, —

Свое могущество яви, яви скорее

И защити меня от них.

Пускай в твоей стреле Психея

Узнает мщенье стрел моих!

Чтоб горе ей изведать в полноте,

Возьми одну из стрел, что мне всегда по нраву.