вои шестнадцать проживший на все двадцать пять, слишком рано развратился»[101]. «У него злая натура, выставляющая напоказ свои пороки, а в то же время голова совершенно лишена здравого смысла». «Что с ним станется? Не знаю. Но здешние медики согласны в одном: в случае припадка у этого ребенка нет никакого чувства ответственности за свои поступки». Таких цитат в конце семидесятых годов можно много набрать из переписки писателя. Отчаявшийся отец восклицает в одном из писем к Этцелю: «Что бы вы сделали на моем месте? Прогнать его и никогда больше не видеть!.. Нельзя представить, что я выстрадал» (4 октября 1879 г. ).
В марте 1880 года девятнадцатилетний Мишель, очарованный актрисой амьенского провинциального театра Терезой, женится. Это вызывает новый взрыв отцовского гнева: «Он шествует дорогой нищеты и позора. напрямик в дом сумасшедших». Жюль Верн никогда не называл полного имени Терезы; и в переписке, и в документах он употреблял только сценический псевдоним Дюгазон (что при желании можно воспринять буквально: «девушка с газона»).
Напряженность в семье добавляло и увлечение перешагнувшего пятидесятилетний рубеж маститого писателя очаровательной румынкой Луиз Тойч, поселившейся в Амьене то ли в семьдесят восьмом, то ли в семьдесят девятом году.
Поистине надо было быть «натренированной литературной машиной» (выражение внука писателя Жана), чтобы в таких условиях продолжать плодотворно трудиться.
В сотрудничестве с Д’Анри Жюль Верн заканчивает инсценировку своего романа «Михаил Строгов». Премьера состоялась 17 ноября 1880 года. Успех постановки приносит в дом деньги и открывает период семейного благополучия. Писатель продолжает свои необыкновенные путешествия. И не только за столом.
В июле 1881 года Ж. Верн отвозит Онорин на курорт Трепор. Там, вращаясь среди великосветской курортной публики, он заводит близкое знакомство с графом д’Е., женатом с 1854 года на бразильской принцессе Изабэл, бывшей в свое время регентшей и прозванной у себя на родине «Редентория» (Избавительница) — как бы в награду за ее неустанную деятельность, направленную на отмену рабства — самого позорного явления белой цивилизации.
И для писателя, и для бывшей правительницы встреча оказалась необычайно интересной. Их взгляды по многим жизненным вопросам совпадали. Они поразились обилию общих идей. Широта взглядов знаменитого писателя, острота его ума соответствовали духовным горизонтам принцессы. Они много общались, беседовали, и Жюль Верн надолго сохранил дружеские чувства к Изабэл. Видимо, бывшая регентша Бразильской империи сообщила писателю немало интересного о своей родине.
Чета Вернов возвращается в Нант, но работать писатель не может: ему мешает ужасающая жара. Спасение от нее Жюль Верн пытается найти на борту своей яхты «Сент-Мишель III», задумав «слегка прогуляться» до... Санкт-Петербурга. В Балтику, правда, яхта не вышла. Путешественники, Жюль и его брат Поль, добрались только до Копенгагена, откуда повернули назад. Жюлю и этого было вполне достаточно. «Мне надо, — читаем мы в одном из его писем 1881 года, — хотя бы в течение нескольких недель поболтаться в море, испытывая то бортовую, то килевую качку!»
К концу 1880 года «Жангада» была закончена. В январе 1881-го начальные главы романа появляются в журнале «Магазэн д’эдюкасьен э де рекреасьон». Журнальная публикация будет продолжаться до декабря, а в середине года первая часть романа выходит из печати отдельной книгой (в дешевом варианте; вторая часть этого издания появится в ноябре). Как всегда, Этцель вслед за дешевым изданием выпускает иллюстрированный, «подарочный» вариант. Он появился на прилавках в сентябре.
На русский язык «Жангаду» перевели очень быстро; уже в 1882 году роман вышел в Санкт-Петербурге в издательстве Е. Н. Ахматовой.
Роман получился довольно странный. С одной стороны, это типичный роман о путешествиях из жанра, в котором Жюль Верн достиг совершенства. Автор искусно вплетает в сюжет энциклопедический набор страноведческого материала: названия населенных пунктов, сведения о количестве и занятиях жителей (иногда эти занятия и ремесла описаны чересчур подробно), об этническом составе населения, комментированные перечисления животных и растения, обязательно сопровождающиеся местными названиями этих представителей туземной флоры и фауны. В тексте книги можно найти немало более пространных, иногда восторженных описаний — вспомним хотя бы, как изображены обезьяна гуариба, муравьед, ламантины, кайманы, электрический угорь — гимнот, вспомним красочные, живописные, просто веселые описания птиц и тропических бабочек. Столь же подробны и картины растительного мира.
Велика река Амазонка. Жюль Верн не только посвящает ей целую главу, но и дальше уделяет много внимания различным особенностям ее бассейна — вплоть до объяснения цвета воды, изложения бытующих среди прибрежного населения легенд и рассказа об опасной приливной волне «поророка». Кажется, писатель добивается того, чтобы читатель воскликнул вслед за одной из героинь романа: «Ах, как хороша наша величавая Амазонка!»
Безусловно, в обилии географических сведений есть определенная монотонность. Ж. Пруто, один из современных биографов писателя, признает: «У Жюля Верна, как и у Бальзака, как и у Золя, была привычка подавать сериями переваренную им обильную документацию»[102]. Современного читателя это утомляет, что и понятно: ведь сейчас так уже не пишут. Но нам трудно в полной мере оценить просветительское значение романа. Слишком далеко человечество ушло в географическом изучении планеты. А ведь в 1880-е годы книга была фактически единственной возможностью заочно познакомиться с далекими странами.
Разумеется, Жюль Верн — не конторский счетовод и не любитель похвастаться эрудицией. В его описаниях есть и страстность защитника природы (вспомним, как он осуждает, например, истребление ламантинов) — что в те времена было достаточно редким явлением, — есть и привычные для писателя слова в защиту коренного населения края: «В верховьях Амазонки уже исчезло немало индейских племен... А оставшиеся маоро бросили родные берега и бродят в лесах Жапуры. Берега реки Тунантен почти обезлюдели, в устье Журуа кочует лишь несколько индейских семей. Теффе совсем опустела... Коари совсем заброшена. На берегах Пуруса осталась лишь горсточка индейцев мура. Из всего старинного племени манаос уцелело лишь несколько семей... На берегах Риу-Негру живут одни метисы, потомки португальцев и индейцев, а ведь раньше здесь насчитывалось до двадцати четырех разных народностей! Таков закон прогресса» (глава пятая 1-й части).
Но как бы добротно ни была воссоздана девственная природа Амазонии, какие бы гневные слова против расовой дискриминации ни писал автор, этого было мало и для негаснущей популярности романа, и для появления все новых критических работ о нем. В чем тут дело?
Роман начинается криптограммой, зашифрованным сообщением, которое в дальнейшем развитии сюжета играет весьма заметную роль. У Жюля Верна криптограмма лежит в основе еще четырех романов: «Путешествие к центру Земли» (1864), «Дети капитана Гранта» (1868), «Матиас Сандорф» (1885) и «Вечный Адам» (один из посмертно изданных романов), — но только в «Жангаде» шифровке уделено столь заметное место. Несколько глав, и достаточно длинных, посвящены разгадке криптограммы. Именно в попытках прочесть зашифрованный документ сам Ж. Верн видел наибольшую оригинальность своего произведения. Интересно, что Этцель ужаснулся, прочитав рукопись, «такому обилию криптографических сведений». Ж. Верн сначала пообещал сократить эту часть романа, но потом нашел возражение, сославшись на известнейший рассказ американского писателя Эдгара По «Золотой жук», где в «тридцатистраничном тексте шифры занимают десять, и Э. По очень хорошо себя чувствует, а между тем речь там не шла о жизни человека».
С шифровкой, кстати, произошла любопытная история. Еще не были напечатаны последние главы романа, а парижский знакомый автора, будущий академик д’Окань, сообщил писателю, что один из студентов Политехнической школы разгадал секрет шифра и прочел текст. Ж. Верн срочно переставил буквы в книжном издании, чтобы документ не смогли преждевременно прочесть, а сам поехал в Париж, чтобы на месте выяснить, каким путем студент-политехник пришел к разгадке. Рассказ студента писатель то и дело прерывал восклицаниями: «Какова сила анализа! Я совершенно сбит с толку! Какие аналитические способности!»[103]
Жюль Верн профессионально интересовался разного рода головоломками, ребусами, шарадами, кроссвордами и логогрифами, занимаясь как их решением, так и составлением. После смерти писателя в его бумагах осталось три-четыре тысячи неизданных кроссвордов и прочих головоломок, выполненных на высоком профессиональном уровне. Ж. Верн изучал и специальные научные работы по тайнописи и криптографии. Хотя некоторые исследователи (например, Е. П. Брандис) считают такой интерес просто «полезной тренировкой ума и памяти», думается, правы все же те, кто видит в этом проявление скрытной натуры писателя, его стремление утаить, засекретить некоторые стороны своей жизни, причем скрыть прежде всего от близких. Причину этой скрытности видят в неудачном (по мнению нашего писателя) браке с Онорин. Кстати, старшие герои «Жангады», Дакоста и Якита, находятся в браке примерно столько же лет, как и чета Вернов.
Отмечена и странная нелогичность сюжета: Дакоста, герой вполне положительный, почтенный и уважаемый глава семейства, много лет обманывает самых близких ему людей. В этом опять-таки пытаются найти связь с личной жизнью писателя. Оливье Дюма считает, что в романе Ж. Верн просто передает чувства, владевшие им в период создания «Жангады»: к собственной неудачной женитьбе добавился неудачный брак сына, что укрепило давнишнее отвращение автора к супружеству. Ж. Верн словно бы пытается вторгнуться в реальность и помешать браку сына...