Друг
Какая-то каскадная певица,
Сумевшая привлечь к себе толпу…
Герман делает нетерпеливое движение. На эстраду входит оратор.
Оратор
Граждане! Территория всемирной выставки свободна и неприкосновенна! Здесь, в царстве прогресса и человеческого гения, я обращаюсь к вам, как к братьям, с речью о погибающем брате! Час тому назад раскрыт заговор величайшей государственной важности. Руководителю уже вынесен смертный приговор. Но, по законам нашей свободной страны, граждане, каждый из нас имеет право заявить о своем желании быть казненным вместо преступника. Я взываю, братья, к вашему великодушию! Кто из вас отдаст жизнь за осужденного брата? (Молчание.) Братья-граждане! Дело идет не о жизни и смерти! По всей вероятности, правительство свободной страны помилует того, кто захочет благородно пожертвовать жизнью! Оно помилует и преступника, которому достаточным наказанием послужит самоотверженность брата. (Гул. Отдельные возгласы.) Я не скрываю, граждане, что есть опасность. Ибо брат наш посягнул на благосостояние самого государства…
Молчание. Подождав немного, оратор сходит с трибуны. Все становятся к нему спиной, пока он расчищает себе дорогу.
Голос кокотки
Что ж ты сам не пойдешь!
Герман(бледный)
Его казнят… Что меня удержало?
Друг(смеясь ему в лицо)
Любопытство.
Герман
Нет! Клянусь вам, нет!
Друг
Что с вами? Неужели вам не смешно?
Герман(сосредоточенно)
Господи! Что же? Предал? Совесть, совесть… (Поднимает голову.) Нет! Чистая совесть… (Овладевает собой.) Вы должны показать мне Фаину. Где она? Мне больше ничего здесь не надо…
Друг
Успокойтесь, она скоро появится на эстраде. Вы подозрительно интересуетесь ею.
Безумный человек(врывается)
Фаина! Фаина! Здесь Фаина! Здесь прошла!
Толпа
Фаина! Здесь? Фаина? Я не видал! Здесь?
С того конца зала, где движутся крылья машины, раздается короткий вой.
Что? В чем дело? Человека раздавили? Машина раздавила человека!
Сквозь толпу пробирается медицинский персонал.
Дама(передергиваясь)
Как это больно, должно быть…
Галантный доктор
О, нет, сударыня, нисколько: без следа…
Герман, удерживаемый Другом, бросается к выходу. Но уже с улицы доносится сначала смутный, потом разрастающийся гул и рев. Крики: «Фаина! Фаина!» Герман сжат толпой, которая, отхлынув, оставляет широкий путь посредине. Теперь виден в толпе грузный человек в широкой шляпе. Это — печальный Спутник певицы. Он на целую голову выше других, ходит тяжелой поступью и смотрит только на Фаину.
Красные лакеи распахивают настежь ворота Дворца Культуры. Там появляется огромный черный автомобиль, украшенный розами. Он медленно и бесшумно подплывает к эстраде. При несмолкаемом реве толпы в стенах и за стенами Дворца, в волнах восторженных взоров мужчин и завистливого женского ропота, — выходит из автомобиля и тихо всходит на эстраду — Фаина.
Она в простом черном платье, облегчающем ее тонкую фигуру, как змеиная чешуя. В темных волосах сияет драгоценный камень, еще больше оттеняя пожар огромных глаз. В руке — длинный бич. Не кланяясь, не улыбаясь, Фаина обводит толпу взором и делает легкий знак бичом. Толпа безмолвна.
Фаина поет Песню Судьбы — общедоступные куплеты, — сузив глаза, голосом важным, высоким и зовущим. После каждого куплета она чуть заметно вздрагивает плечами, и от этого угрожающе вздрагивает бич.
Когда гляжу в глаза твои
Глазами узкими змеи
И руку жму, любя,
Эй, берегись! Я вся — змея!
Смотри: я миг была твоя,
И бросила тебя!
Ты мне постыл! Иди же прочь!
С другим я буду эту ночь!
Ищи свою жену!
Ступай, она разгонит грусть,
Ласкает пусть, целует пусть,
Ступай — бичом хлестну!
Попробуй кто, приди в мой сад,
Взгляни в мой черный, узкий взгляд,
Сгоришь в моем саду!
Я вся — весна! Я вся — в огне!
Не подходи и ты ко мне,
Кого люблю и жду!
Кто стар и сед и в цвете лет,
Кто больше звонких даст монет,
Приди на звонкий клич!
Над красотой, над сединой,
Над вашей глупой головой —
Свисти, мой тонкий бич!
Когда Фаина кончает Песню, несколько мгновений — тихо. Потом — гром рукоплесканий. Герман пробивается к эстраде и, воодушевляясь, говорит все громче.
Герман
Я не могу и не хочу терпеть!
Так вот каков великий пир Культуры!
Там гибнут люди — здесь играют в гибель!
Здесь песней золотою покупают
Достоинство и разум, честь и долг…
Так вот куда нас привели века
Возвышенных, возвышенных мечтаний?
Машиной заменен пытливый дух!
Высокая мечта — цыганкой стала!
Пылали страсти! Царственная мысль,
Как башни шпиль, до неба достигала,
В бессчетных горнах плавилась душа…
И хор веков звучал так благородно
Лишь для того, чтобы одна цыганка,
Ворвавшись в хор, неистовым напевом
В вас заглушила строгий голос долга!
(Вскакивает на нижнюю ступень.)
Ты отравила сладким ядом сердце,
Ты растоптала самый нежный цвет,
Ты совершила высшее кощунство:
Ты душу — черным шлейфом замела!
Проклятая! Довольно ты глумилась!
Прочь маску! Человек перед тобой!
Фаина выпрямляется и вся становится тонкой и высокой, как бич, стиснутый в ее пальцах.
Фаина
Не подходи.
Герман вскакивает на эстраду. Взвившийся бич сухим плеском бьет его по лицу, оставляя на щеке красную полосу. Каким-то случайным движением Герман падает на колени и смотрит на Фаину.
В зале стало тихо. Вызывающая улыбка на лице Фаины пропадает. Рука с бичом упала. Взор ее далек и бесконечно печален.
Фаина
Бедный.
И, не забыв поднять свой черный шлейф, Фаина идет за кулисы походкой любимицы публики. В ту же минуту пропадает в толпе печальный Спутник ее, внимательно следивший за происходящим.
Друг(в толпе, со свойственной ему серьезностью)
Се человек.
Толпа уже отвлечена слухом о казни.
Четвертая картина
Огромная уборная Фаины освещена ярко и убрана роскошно и нелепо: загромождена мебелью, саженными венками и пестрыми букетами. В разных местах сидят ожидающие Фаину писатели, художники, музыканты и поэты. Зеркала удваивают их, подчеркивая их сходство друг с другом.
Писатель
Господа! В ожидании прекрасной хозяйки, предлагаю вам устроить устное словопрение о качествах ее — явных и скрытых!
Все(хихикают, один мерзее другого)
Охотно! Извольте! Вот и прекрасно!
Писатель(становится среди уборной в позу)
Внимание! Я начинаю! — Наподобие древнего певца, прославлявшего, согласно обычаю, красоту и славу мира сего… Но, господа: древнему певцу прежде всего надлежало воздать хвалу своему повелителю, пред лицом которого он имел честь прославлять красоту. В наш просвещенный век, господа, уже не существует повелителей… (Многозначительно улыбается; общее одобрение; белобрысый юноша аплодирует, кричит и брыжжет слюнями.) Тем не менее, я вижу среди нас нашего маститого Ивана Ивановича… Предлагаю вам, господа, почтить высокоуважаемого Ивана Ивановича безмолвным вставанием, ибо аплодисменты здесь неуместны.
Все встают и кланяются. Белобрысый юноша перегибается вдвое.
Знаменитый писатель
Я тронут. Право, это некстати, господа! Здесь, — в храме красоты и прогресса, мы все равны. Вы застигли меня врасплох, я извиняюсь за неудачный экспромт. Там, за стенами этой уборной — шумное пиршество культуры. Если там, где гудит радостная толпа, приветствуя завоевания человеческого духа, — нет более рангов, как справедливо заметил мой младший коллега, — то тем более здесь, в уборной самой красоты, мы все равны… Итак, господа… да здравствует красота!
Все(ревут)
Да здравствует красота! Да здравствует Иван Иванович!
Пьяненький журналист затягивает «со святыми упокой», но его усовещивают. — Белобрысый юноша быстро пишет в книжке.
Юноша
Завтра — в «Луч Истины»! Послезавтра — все перепечатают!
Писатель
Воздав должное гению нашего маститого Ивана Ивановича, я начинаю восхвалять красоту… За неимением лиры, беру сей стул! За отсутствием котурнов, встаю на табурет…
Репортер
Он всегда отличался остроумием…
Другой писатель
Вот и заврался, голубчик! Котурнов-то тогда и не носили!
Писатель
Ну, вот, не все ли равно… Помешал… свинья… испортил настроение… (Ворча, слезает с табурета.)
Все
Продолжайте! Продолжайте! Только что стало весело.
Знаменитый писатель
Я повторяю, господа: все мы равны. Оставим личные счеты. Здесь не к чему делать исторические справки, это могло бы составить предмет особого доклада. Кто желает нарушать наше веселье, пусть удалится отсюда…
Человек в очках
Господа, мы говорили здесь о Фаине. А знает ли хоть кто-нибудь из нас серьезно, кто такая Фаина?
Писатель
Только уж, ради бога, не серьезно… Вы всех уморите… Он имеет обыкновение говорить не менее двух часов подряд…
Другой писатель
Не любо — не слушай…
Знаменитый писатель
Позвольте-с. Здесь говорят все, без различия направлений. Пусть и символисты выскажутся по интересующему нас вопросу.
Человек в очках
Когда я смотрю на Фаину, мне часто приходит в голову: почему это сюда допускаются только писатели, художники, артисты, — а не допускаются простые смертные…