Писатель
Вон куда он метит! Это, значит, обличительная речь!
Другой писатель
Оставьте его. Ведь он, в конце концов, сам себя высечет…
Человек в очках
Может быть, мои слова будут не всем приятны. Право, господа, все мы ужасно односторонни и не видим лица самой жизни. Мы слишком много пишем, говорим, спорим…
Писатель
Так вы бы и не спорили…
Другой писатель
И не писали…
Третий писатель
Я говорил, что он сам себя высечет!
Человек в очках
Мне хотелось бы все-таки договорить. — Вам не понять Фаину…
Писатель
Где уж нам…
Человек в очках
Она принесла нам часть народной души. За это мы должны поклониться ей в ноги, а не смеяться. Мы, писатели, живем интеллигентской жизнью, а Россия, неизменная в самом существе своем, смеется нам в лицо. Эти миллионы окутаны ночью; еще молчат их дремлющие силы, но они уже презирают и ненавидят нас. Они придут и, знаю, принесут неведомые нам строительные начала. Останется ли тогда какой-нибудь след от нас? Не знаю. В моей душе разверзается пропасть, когда я слушаю песни Фаины. Эти песни, точно костры, — дотла выжигают пустынную, дряблую, интеллигентскую душу. Слушая ее голос, я чувствую, как слаб и ничтожен мой голос. Может быть, уже пришли люди с новой душой, и прячутся где-нибудь среди нас, неприметно. Они ждут только знака. Они смотрят прямо в лицо Фаине, когда она поет Песню Судьбы. Вы не слушайте слов этой песни, вы слушайте только голос: он поет о нашей усталости и о новых людях, которые сменят нас. Это — вольная русская песня, господа. Сама даль, зовущая, незнакомая нам. Это — синие туманы, красные зори, бескрайные степи. И что — слова ее песни? Может быть, она поет другие слова, ведь это мы только слышим…
Писатель
Ишь, какой символ загнул.
Другой писатель
И вовсе это не символ, а плохая аллегория. Наш почтенный коллега не принадлежит к видным представителям символизма…
Знаменитый писатель
Недурно. Интересно. Хотя немного отвлеченно и туманно. Впрочем, я обратил бы этот упрек ко всей новой школе. Побольше бы красок, сочности, жизни…
Человек в очках
Ведь я и говорил о недостатке жизни…
Писатель
Довольно, довольно!
Человек в очках(скромно садится в угол)
Я кончил. Извиняюсь, что долго утруждал внимание.
Другой писатель
Противный ломака. А он таки сделает карьеру.
Художник
Господа, я занимаю место выбывшего из строя оратора. К чему мне лира и котурны, символы и настроения? Я — только художник. Итак, я буду иметь удовольствие рассказать вам, как и при каких обстоятельствах мне привелось…
Лакей(в дверях)
Госпожа Фаина не очень здорова и просит не тревожить ее сегодня.
Общий галдеж
Ну, вот еще! — Не в первый раз! — Я не уйду! — Не прогонит же она!
Знаменитый писатель
Скучно, господа, о, как скучно. Все вы ссоритесь по пустякам… Я ухожу. (Надевает калоши и шляпу, уходит. Все некоторое время молчат.)
Писатель
А он знает, когда уйти.
Другой писатель
Не прогадает. Не уйти ли и нам? Говорят, великие писатели знают все, что будет, надолго вперед.
Писатель
Да ну, сиди. То — великие, а мы — невеликие. Прогонит, — так и ладно, а не прогонит, — так он же и останется в дураках.
Однако все волнуются. Один молчаливый поклонник, который все время вертел в руках коробку пудры с туалета Фаины, роняет ее. Пудра поднимается облаком. Все хохочут, стараясь скрыть испуг.
Поэт
Она и так не в духе. Что же нам делать? Разве подобрать, господа?
Писатель
Подбирайте сами.
Поэт разыскивает щетку и начинает мести.
Другой писатель
Он выметает сор из храма…
Художник зарисовывает прилежно метущего поэта в альбом. Музыканты мурлыкают что-то, обнявшись. Все стараются принять непринужденные позы. Открывается дверь, и порывисто входит Фаина. Между бровями у нее — гневная складка. Она останавливается среди комнаты, швырнув в угол бич. Все вскакивают.
Фаина
Что это за люди? Я велела не принимать.
Писатель(подобострастно)
Писатели, художники, поэты осмеливаются тревожить вас…
Фаина(гневно)
Писатели? Художники? Поэты? — Вон!
Писатель
Но, лучезарная…
Фаина(топает ногой)
Вон.
Вся компания, согнув спины, неловко выползает в дверь.
Фаина
Старуха! Туши огни.
Она садится в кресло перед большим зеркалом. Сбоку, из маленькой двери, выходит старая старуха и тушит огни, оставляя только один — над зеркалом.
Старуха
Хаить будут тебя, дитятко, хаить будут…
Фаина
А, ну их! Пусть хают. Очень надо. — Ох, устала я, старуха… Так устала… Не глядеть бы глазам моим… Расчесывай волосы. Рассказывай сказки.
Старуха(расчесывая темные волосы Фаины, рассказывает привычно дребезжащую сказку)
«Как с далекого синего моря выплывала белая лебедка с девичьим ликом. Выплывала она из терема по вечерней заре, в кудри черные жемчуга впутаны, крылья белые, как пожар, горят»…
Фаина
Дальше. Про лебедь я знаю.
Старуха
«Как из дальней пристани выбегали корабли, тридцать три острогрудых корабля. Как на первом корабле — добрый молодец, и стоит он под ветрилом шахматным»…
Фаина
Под шахматным ветрилом? Вот это я люблю.
Старуха
«На черных кудрях — шапочка заморская, а на статных плечах — кафтан расписной. Щеки румяные, а губы — что малина»…
Фаина
Ну, кончай скорее.
Старуха
«Как завидел добрый молодец лебедь белую, загорелся весь. Говорит он белой лебеди: а и станешь ли, лебедь белая, молодой женой добру молодцу? Как сказалось, так и сделалось»…
Фаина(разочарованно)
Так и сделалось?
Старуха
«…Так и сделалось. Обернулась лебедь белая — чудной девицей — раскрасавицей, ни дать ни взять — Фаина прекрасная. А и взял он ее за белы руки»…
Фаина
Ах…
Старуха
«…И увез он ее за море, и поставил ей терем среди бела вишенья, и постлал ей перину пуховую»…
Фаина
Молчи, старуха. Не знаешь новых сказок, так молчи.
Фаина опускается в кресле и бледнеет. Лицо у нее теперь простое, почти — детское: лицо прекрасной женщины, которая устала и не хочет нравиться.
Тихо, никем не замеченный, входит Герман с кровавой полосой на щеке. Он останавливается в самом темном углу, смотрит на Фаину сзади и слабо отражается в зеркале. Но зеркало заслонено старухой, и Фаина не видит Германа.
Фаина
Рассказала бы сама, да словами сказать не умею. А хорошая сказка: как весна была, ветер плакал, а молодица на берегу ждала… И плывет к ней на льдине такой светлый… так и горит весь, так и сияет… будто сам Иисус Христос… Только вот — слов не подобрать… (Задумывается.) Верно, скучают без меня парни… А мне их не надо. Никого мне не надо. Стояла над рекой, да ждала… Люблю я свою реку, старуха…
Старуха
Река хорошая, полноводная…
Фаина(смотрит в зеркало)
Давай погадаем, как, бывало, гадала на Святках, — не увижу ли в зеркале жениха? Только у меня тогда такого зеркала не было… Нет, не вижу… Отойди, старуха: тебя только и вижу за собой. Какая ты старая, сморщенная…
Старуха(отходит)
Старая, дитятко, старая…
Фаина(всматривается)
Не обмани, зеркало: кого увижу, тот и будет жених. (Вскрикивает.) Господи!
Старуха
Что ты, дитятко?
Фаина
Вот страшно, родная, вот страшно…
Старуха
Что ты, что ты, господь с тобой…
Фаина
Смотри, старуха: видишь, какой стоит? На щеке — черная полоса. С нами крестная сила! Не хочу такого!.. Не хочу!.. (Герман делает шаг вперед.) Смотри, идет, идет… Ах, вот что! (Ее глаза загораются гневом; она оборачивается.) Кто тебя впустил?
Герман
Сам пришел.
Фаина
Как же ты посмел?
Герман
Хочу смотреть на тебя.
Фаина
Хочешь — ударю еще?
Герман
Бей.
Фаина(встает)
Вот какой ты? Кто же ты такой?
Герман
Человек.
Фаина
Человек? В первый раз слышу. — У тебя лицо в крови.
Герман
У меня — сердце в крови.
Фаина
Так ты — человек? Хорошо, посмотрим. (Она берет его за руку и с минуту пристально смотрит ему в глаза; он выдерживает взгляд этих огромных, безумных и втайне печальных глаз.) Влюбился? А если мне с тобой скучно станет?
Герман
Скучно станет — прогонишь. — Я много понял. Тут все только и начинается. С тех пор, как ты ударила меня бичом.
Фаина(с улыбкой)
Что начинается-то? Как влюбился… а за что? Я своего лица не люблю: видишь, какая я усталая, бледная. В меня только издали влюбляются. — А подойдут, и сейчас прочь отойдут. Да разве в меня можно влюбиться? Я — случайная.
Герман
Ты — вечная. Как звезда.
Фаина(смеется)
Как звезда. Звезда падучая… Ну, прости, что я тебя ударила… иди…
Герман
Куда я пойду?
Фаина задумалась. Герман отходит к двери.
Фаина
Куда ты?
Герман
Ты велела уйти.
Фаина(встает)
А может быть, я все неправду сказала! Ты думаешь, правда, я не люблю своего лица? Думаешь, мало мне руки целовали? Миллион раз. Только я — не хочу. Мне надо просто, ласково. Как молитва. Никто не достоин!
Герман(тихо)
Прощай.