1926
Т.А. Гофман
Вокруг нас жуть: в трагичном и смешном,
В сопутнике живом таится призрак.
Фарфор бездушный часто больше близок,
Чем человек. И стерта грань меж сном.
Иным заранее предрешено
Могущество ничтожного карниза.
Во всем таится месть, вражда и вызов.
Любить Мечту и то порой грешно.
Как прорицательна болезнь фантаста,
Ведущая здоровых к бездне часто,
Сокрытой их здоровьем от очей.
Провидец в лике отблесков столиких,
Не величайший ли из всех великих
Поэтов Гофман в ужасе речей?
1926
Григ
Тяжелой поступью проходят гномы.
Все ближе. Здесь. Вот затихает топ
В причудливых узорах дальних троп
Лесов в горах, куда мечты влекомы,
Студеные в фиордах водоемы.
Глядят цветы глазами антилоп.
Чьи слезы капают ко мне на лоб?
Не знаю, чьи, но как они знакомы!
Прозрачно капли отбивают дробь,
В них серебристо-радостная скорбь,
А капли прядают и замерзают.
Сверкает в ледяных сосульках звук.
Сосулька сверху падает на луг,
Меж пальцев пастуха певуче тает.
1927
Гумилев
Путь конквистадора в горах остер.
Цветы романтики на дне нависли.
И жемчуга на дне — морские мысли —
Трехцветились, когда ветрел костер.
Их путешественник, войдя в шатер,
В стихах свои писания описьмил.
Уж как Европа Африку не высмей,
Столп огненный — души ее простор.
Кто из поэтов спел бы живописней
Того, кто в жизнь одну десятки жизней
Умел вместить? Любовник, Зверобой,
Солдат — все было в рыцарской манере.
…Он о Земле тоскует на Венере,
Вооружась подзорною трубой.
1926–1927
Достоевский
Его улыбка — где он взял ее? —
Согрела всех мучительно-влюбленных,
Униженных, больных и оскорбленных,
Кошмарное земное бытие.
Угармонированное свое
В падучей сердце — радость обреченных,
Истерзанных и духом исступленных —
В целебное он превратил питье.
Все мукой опрокинутые лица,
Все руки, принужденные сложиться
В крест на груди, все чтущие закон,
Единый для живущих — Состраданье,
Все, чрез кого познали оправданье,
И — человек почти обожествлен.
1926
Дучич
«Любовь к тебе была б тебе тюрьмой:
Лишь в безграничном женщины — граница».
Как тут любить? И вот Дубровник снится,
Возникший за вспененною кормой.
Ах, этой жизни скучен ход прямой,
И так желанна сердцу небылица:
Пусть зазвучит оркестр, века немой,
Минувшим пусть заполнится страница.
«Земная дева ближе к небесам,
Чем к сердцу человеческому», — сам
Он говорит, и в истине той — рана.
Как тут любить? А если нет любви,
Сверкни, мечта, и в строфах оживи
Всю царственность республики Ядрана.
Замок Hrastouec Slovenija
5-IX-1933
Дюма
Дни детства. Новгородская зима.
Листы томов, янтарные, как листья.
Ах, нет изобразительнее кисти,
Как нет изобретательней ума.
Захватывающая кутерьма
Трех мушкетеров, участь Монте-Кристья.
Ты — рыцарство, ты — доблесть бескорыстья,
Блистательнейший Александр Дюма.
Вся жизнь твоя подобна редкой сказке.
Обьектом гомерической огласки
Ты был всегда, великий чародей.
Любя тебя, как и во время оно,
Перед тобой клоню свои знамена,
Мишень усмешек будничных людей.
1927
Есенин
Он в жизнь вбегал рязанским простаком,
Голубоглазым, кудреватым, русым,
С задорным носом и веселым вкусом,
К усладам жизни солнышком влеком.
Но вскоре бунт швырнул свой грязный ком
В сиянье глаз. Отравленный укусом
Змей мятежа, злословил над Иисусом,
Сдружиться постарался с кабаком…
В кругу разбойников и проституток,
Томясь от богохульных прибауток,
Он понял, что кабак ему поган…
И богу вновь раскрыл, раскаясь, сени
Неистовой души своей Есенин,
Благочестивый русский хулиган…
1925
Жеромский
Он понял жизнь и проклял жизнь, поняв.
Людские души напоил полынью.
Он постоянно радость вел к унынью
И, утвердив отчаянье, был прав.
Безгрешных всех преследует удав.
Мы видим в небе синеву пустынью.
Земля разделена с небесной синью
Преградами невидимых застав.
О, как же жить, как жить на этом свете,
Когда невинные — душою дети —
Обречены скитаться в нищете!
И нет надежд. И быть надежд не может
Здесь, на земле, где смертных ужас гложет, —
Нам говорил Жеромский о тщете.
1926
Зощенко
— Так вот как вы лопочете? Ага! —
Подумал он незлобиво-лукаво.
И улыбнулась думе этой слава,
И вздор потек, теряя берега.
Заныла чепуховая пурга, —
Завыражался гражданин шершаво,
И вся косноязычная держава
Вонзилась в слух, как в рыбу — острога.
Неизлечимо-глупый и ничтожный,
Возможный обыватель невозможный,
Ты жалок и в нелепости смешон!
Болтливый, вездесущий и повсюдный,
Слоняешься в толпе ты многолюдной,
Где все мужья своих достойны жен.
1927
Вячеслав Иванов
По кормчим звездам плыл суровый бриг
На поиски угаснувшей Эллады.
Во тьму вперял безжизненные взгляды
Сидевший у руля немой старик.
Ни хоры бурь, ни чаек скудный крик,
Ни стрекотанье ветреной цикады,
Ничто не принесло ему услады:
В своей мечте он навсегда поник.
В безумье тщетном обрести былое
Умершее, в живущем видя злое,
Препятствовавшее венчать венцом
Ему объявшие его химеры,
Бросая морю перлы в дар без меры,
Плыл рулевой, рожденный мертвецом.
1926
Георгий Иванов
Во дни военно-школьничьих погон
Уже он был двуликим и двуличным:
Большим льстецом и другом невеличным,
Коварный паж и верный эпигон.
Что значит бессердечному закон
Любви, пшютам несвойственный столичным,
Кому в душе казался всеприличным
Воспетый класса третьего вагон.
А если так — все ясно остальное.
Перо же, на котором вдосталь гноя,
Обмокнуто не в собственную кровь.
И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клева;
Он выглядит «вполне под Гумилева»,
Что попадает в глаз, минуя бровь…
1926. Valaste
Инбер
Влюбилась как-то Роза в Соловья:
Не в птицу роза — девушка в портного,
И вот в давно обычном что-то ново,
Какая-то остринка в нем своя…
Мы в некотором роде кумовья:
Крестили вместе мальчика льняного —
Его зовут Капризом. В нем родного —
Для вас достаточно, сказал бы я.
В писательнице четко сочетались
Легчайший юмор, вдумчивый анализ,
Кокетливость, печаль и острый ум.
И грация вплелась в талант игриво.
Вот женщина, в которой сердце живо
И опьяняет вкрадчиво, как «мумм».
1927
Келлерман
Материалистический туннель
Ведет нежданно в край Святого Духа,
Над чем хохочет ублажитель брюха —
Цивилизации полишинель.
Хам-нувориш, цедя Мускат-Люнель,
Твердит вселенной: «Покорись, старуха:
Тебя моею сделала разруха, —
Так сбрось капота ветхую фланель…»
Но в дни, когда любовь идет по таксе,
Еще не умер рыцарь духа, Аксель,
Чьей жизни целью — чувство к Ингеборг.
И цело завещанье Михаила
С пророчеством всему, что было хило,
Любви вселенческой познать восторг!
1926
Киплинг
Звериное… Зуб острый. Быстрый взгляд.
Решительность. Отчаянность. Отвага.
Борьба за жизнь — девиз кровавый флага.
Ползут. Грызутся. Скачут. И палят.
Идиллии он вовсе невпопад:
Уж слишком в нем кричат инстинкты мага.
Пестрит пантера в зарослях оврага.
Ревет медведь, озлясь на водопад.
Рисует он художников ли, юнг ли,