– Грамотный, газеты читаю, между прочим.
– В газетах не все пишут. Там, понимаешь, обстановка весьма сложная. Король у них славный малый – Джутанг Сурамбияр, но мягковат. Как говорится, не властелин, а пластилин. Кто ко двору ближе пробьется, тот и лепит из него что хочет. Так сказать, царь Федор в постановке МХАТа. В правительственных кругах там разнобой. Понимаешь, у них американский капитал и бельгийский хозяйничают. Народ их всех – я имею в виду империалистов-колонизаторов – называет мерихьянго. И с ними заодно был прежний король Шардайях Сурамбон. Ну, это был совершенно бессердечный, свирепый тиран, страхолюдина. Он и жену свою заморил, сослал… Так что принц этот – его, между прочим, запомни, зовут Дэлихьяр Сурамбук – рос без матери. Бабушка его воспитывала – учти – русская. Когда-то наследный принц Джунгахоры учился у нас в Петербурге в царском лицее, влюбился там в одну гимназисточку, и стала она невестой джунгахорского короля, а потом и законной королевой. Замечательная была, как передают, женщина. Тосковала очень всю жизнь по России и внука научила говорить немного по-русски. Так что этот Дэлихьяр вполне прилично болтает по-нашему и даже русскую песню мне пел, которой бабушка его научила: «Гайда тройка, снег пушистый…» Представляешь? А снега-то он, конечно, и в глаза не видел. Собственно, его и вырастила-то бабушка. Бабашура, как ее принц величал, – Александрой покойницу звали… Сперва-то ведь он наследным принцем не считался. Престол уготован был старшему брату, Джутангу, нынешнему королю. Ну, а на младшенького, на Дэлихьяра, особого внимания при дворе не обращали. А после смерти бабушки оказался мальчишка фактически предоставленным сам себе. Брату-королю заниматься воспитанием его некогда. Однако и колонизаторам, мерихьянгам, поручить дело это, как они того ни домогаются, король не желает: опасается, что восстановят они принца против него. И заговорил он как-то со мной на эту тему. Я тогда и предложил: «Ваше величество, говорю, а что, говорю, если Его высочеству погостить у нас среди пионеров, в самом обыкновенном пионерском лагере? У нас, говорю, опыт по этой части уже есть. Жили у нас в „Артеке“, в международном нашем пионерлагере, принцы и принцессы из дружественных нам стран и были как будто довольны. Но для Его высочества я рекомендовал бы самый обыкновенный лагерь. Есть у меня на примете такой, говорю…»
– Да, – пробормотал начальник, – удружил ты мне по старому знакомству. Спасибо тебе.
– Чудак человек, я же недаром именно твой лагерь порекомендовал, знал, с кем дело принц иметь будет. Так что уж не подведи.
– Что я с твоим принцем делать буду, скажи ты мне! – взмолился начальник.
– Не больше, чем с другими твоими питомцами. Ну конечно, кое-где учесть придется, посчитаться с чем надо, проследить, чтобы обстановка была вокруг соответствующая. Но никаких особых условий прошу не создавать. Я так и с королем договорился. Пусть, дескать, малый среди нормальных мальчишек потолкается. Король-то к нам относится вполне заинтересованно: мы ведь там, как ты знаешь, строим гидростанцию, каскад Шардабай. Это первая ГЭС будет в Джунгахоре. Ну, эти самые мерихьянго, разумеется, точат зубы на наши связи, то и дело всякие подлые заговоры раскрываются. Вообще в стране не очень спокойно. Я ведь у них там первый советский посол, до меня не было. Ты не можешь себе представить, что там делалось, когда я прибыл. Народу собралось на аэродроме видимо-невидимо. И на улицы, где я проезжал, все высыпали. Пальмовые ветви в руках, цветы. И знаешь, что пели в мою честь? «Катюшу»!.. «Выходила на берег Катюша». А еще – не догадаешься! «Очи черные». Всю ночь напролет молодежь у меня под окном собиралась, приветствовала, в какие-то рожки дудела, плясала и «Катюшу» распевала.
Посол замолк и прислушался к звукам, доносившимся из ванны.
– Что-то долго они там возятся… Ну, я пока доскажу. Так вот, в стране вообще-то неспокойно. Король, человек болезненный, считает себя недолговечным. Он холост, так что единственный наследник престола этот вот самый принц, который сейчас там плещется в ванной у тебя. Между прочим, король мечтает, что осенью определит его в одно из наших суворовских училищ. На этот счет уже переговоры ведутся.
В дверь кабинета постучали, и старший вожатый Юра ввел к начальнику лагеря принца. Михаил Борисович еще раз оглядел приезжего. Принц был глазастенький, смуглый. Ноздри маленького, чуть распяленного носа, казалось, туго растянуты в разные стороны выпуклыми скулами. На подбородке была продолговатая ложбинка посредине, как у абрикоса. От широкой переносицы чуть наискось к вискам поднялись очень подвижные брови, которыми принц старался придать своему лицу выражение высокомерное и безразличное.
– Ну, королевич, отмылся с дороги? – спросил начальник.
– Умылся, у-это, хорошо, – отвечал чуточку в нос принц, застегивая пуговичку и поправляя видневшийся на груди под расстегнутым воротом медальон с перламутровым слоном, державшим в хоботе огромную жемчужину.
Принц смотрел на начальника лагеря без любопытства, хотя брови его подрагивали концами у аккуратно подстриженных висков. Он поправил волосы, топорщившиеся на макушке и свисавшие челкой на лоб.
Начальник привычным глазом осмотрел царственного новичка и подумал, что мальчишка-то, в общем, хоть и пыжится, но ничего, лучше, чем можно было предполагать.
– Долго, однако, тебя кипятили, – пошутил Михаил Борисович. – Я уж думал, из тебя суп сварят.
– У-это, ничего, – милостиво сказал принц. – Потом я пойду, у-это, скорее в море.
– Пока поместим на первую дачу, возле дежурки старшего вожатого. Я думаю, так, Юра, лучше будет, поближе к тебе. Поживет, осмотрится, пообвыкнет, тогда и решим, куда и как. Ясно?
– Только вы ему, Михаил Борисович, скажите, что обмахивать я его не обязан.
– Как это – обмахивать?
– А он, как ему жарко стало, так велел опахалом на него махать… Ну, вентилятор я ему еще включу, а этим самым опахалоносцем быть при нем не собираюсь. Я все-таки, извините, пионервожатый, а не придворный махальщик.
Посол сказал что-то принцу по-джунгахорски, и тот – это было видно даже под смуглой кожей – покраснел, но ничего не ответил, только брови на миг потеснили просторную и выпуклую переносицу.
– Ну пойди представь его, познакомь с ребятами.
– Пускай, у-это, сами будут представляться. – Принц вдруг выпятил маленькую пухлую губу и откинул голову назад. – И почему флага, у-это, нет?
– Потому что визит ваш не официальный, – объяснил посол. – Я же излагал вам, и вы, Ваше величество, должны это понять, запомнить.
– Да, это ты, друг, брось, оставь, – сказал начальник. – Давай условимся. Тут все ровня, все сами хозяева. Каждый тоже наследник не хуже тебя. Это все их отцы наработали, вот все это. – Он обвел рукой парк, дачи на берегу за окном. – А ты пока что у нас гость. Покажешь себя как надо, сам будешь тоже свой среди своих. Порядок? Вот посол обязан тебя называть Ваше высочество, а для остальных ты просто друг наш Дэлихьяр, сосед и товарищ по лагерю пионерскому. И нос не задирай, предупреждаю. Дружи, живи, радуйся. Так-то вот. – И начальник энергично и добродушно пожал своей большой рукой маленькую гибкую руку принца.
Когда вожатый вывел принца из кабинета, посол поднялся.
– Ну, надеюсь, все будет как надо. А мне собираться пора.
Начальник вздохнул:
– Так ни о чем толком и не поговорили…
– Да… Дела все…
Глава VФлаги, гербы, слоны
– Ну, – сказал вожатый Юра, представив гостя ребятам возле палатки номер четыре, – вот вам новенький. Кто он такой, вы все уже знаете. Надеюсь, сдружитесь. Я пошел пока, а вы тут покажите гостю наш лагерь.
Хитер был вожатый! Объявил и ушел. Дотолкуйтесь, мол, сами!
Минуты три верных длилось молчание. Девочки украдкой поглядывали на принца. Мальчишки в упор рассматривали его. А тот стоял, высокомерно задрав голову, но часто помаргивая приспущенными веками.
Наконец Тараска решился.
– Бхай-бхай! – произнес он неуверенно. От принца ответа не последовало. Но тумака от Ярослава Тараска получил.
– Гуд дей, май френд! Ду ю спик инглиш? – старательно выговорил пионер, хваставший, что он говорит по-английски.
– Йес, ай ду, – равнодушно и вяло ответил принц.
– Слышишь, спик! Давай, давай дальше, – зашептали ребята, – спроси чего-нибудь.
– Обожди, не гони, дай сообразить. Тараска решил, что он должен помочь:
– Парле ву франсе?
– Же парль, ме тре маль. – Принц глянул из-под полуопущенных век на Тараску и отвернулся.
– Чего, чего он сказал? – зашептали пионеры.
– Говорит, что говорит, только, говорит, плохо, – пояснила Юзя, которая учила в школе французский язык.
– Ничего себе плохо, с ходу режет, – заметил с уважением Тараска.
Принц вдруг вскинул глаза и просительно обвел ими ребят.
– А, у-это, по-русску нельзя? – с надеждой спросил он. – Я понимаю все говорить по-русску!
Сперва все обомлели, а потом такой разом галдеж пошел, что хоть и по-русски говорили, но понять, кто про что толкует, было невозможно. В конце концов Слава Несметнов прикрикнул на ребят, а когда стало тихо, сам заговорил с гостем, предложив ему пройтись по лагерю.
И ребята повели принца по тенистым аллеям лагерного парка. Показали приезжему большую Площадку Костра над морем. И лагерную мачту с развевавшимся флагом. Внизу возле нее под легким навесом несли караул часовые-пионеры. И отвели гостя на площадку, где играют в волейбол, и к большим террасам столовой. И сообщили, сколько раз в неделю бывает кино в лагере, и объяснили, когда и какие сигналы играют. Принц слушал очень внимательно и, видно, все хорошо понимал, лишь изредка переспрашивая: «У-это, как?» И тогда все наперебой старались разъяснить ему.
Потом с интересом разглядывали амулет на груди у принца – перламутровый слоник на золотом солнечном диске с жемчужиной-луной в поднятом хоботе…
Спустились к парадной балюстраде над морем. Волны внизу мерно накатывались на пляж, осаживались, уходили, сипя, в песок, шуршали галькой, отползали в море и снова брались за свое.