«Обломов» – вершина творчества Гончарова. Ни в одном из своих произведений Гончаров не выступал таким великим художником, целеустремленным врагом крепостничества, обличителем паразитизма собственнического строя, как в «Обломове».
«В типе Обломова и во всей этой обломовщине, – писал Добролюбов, – мы видим нечто более, нежели просто удачное создание сильного таланта; мы находим в нем произведение русской жизни, знамение времени» (Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 2, М. 1952, стр. 113). Одним «из самых лучших романов нашей литературы» назвал «Обломова» А. М. Горький (М. Горький, О литературе, М. 1937, стр. 206).
Роман опубликован в 1859 году в первых четырех номерах журнала «Отечественные записки». Однако замысел его и публикация одной из центральных глав – «Сон Обломова», – названной Гончаровым «увертюрой всего романа», относятся к более раннему периоду. «Сон Обломова», как «эпизод из неконченного романа», был напечатан в «Литературном сборнике» журнала «Современник» в 1849 году. Как утверждает Гончаров, к этому времени был готов план романа и вчерне закончена первая часть его. «…Вскоре, – писал Гончаров, – после напечатания, в 1847 году в „Современнике“, „Обыкновенной истории“ – у меня уже в уме был готов план „Обломова“» (И. А. Гончаров, Литературно-критические статьи и письма, М. 1938, стр. 157). В письме к Л. Н. Толстому от 4/XII 1858 г. Гончаров сообщает: «Не читайте 1-й части „Обломова“, а если удосужитесь, то почитайте 2-ю часть и 3-ю: они писаны после, а та в 1849 году…». Этим годом обозначена 1-я часть романа и в «Отечественных записках». (В дальнейших публикациях датировка 1-й части снята.)
После выхода из печати путевых очерков «Фрегат „Паллада“» Гончаров возобновил работу над «Обломовым». Летом 1857 года он уезжает на курорт Мариенбад, где в течение нескольких месяцев и завершает вчерне роман. «Я приехал сюда 21 июня нашего стиля, – писал Гончаров Ю. Д. Ефремовой, – а сегодня, 29 июля, у меня закончена 1-я часть „Обломова“, написана вся 2-ая часть и довольно много третьей, так что лес уже редеет, и я вижу вдали… конец». В августе того же года была написана и последняя, четвертая, часть романа. «Неестественно покажется, – писал Гончаров 2 августа И. И. Льховскому, – как это в месяц кончил человек то, чего не мог кончить в годы? На это отвечу, что если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том-то и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его». Об этом же вспоминал Гончаров и в «Необыкновенной истории»: «В голове у меня был уже обработан весь роман окончательно – и я переносил его на бумагу, как будто под диктовку. Я писал больше печатного листа в день».
В Ленинградской Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина сохранилась первоначальная, черновая рукопись «Обломова». Судя по надписи, сделанной на обложке этой рукописи рукой Гончарова – «Начата в конце сороковых годов – окончена в 1857 году», – это именно тот текст, над которым работал писатель летом 1857 года в Мариенбаде. Черновая рукопись имеет существенные отличия от напечатанного в «Отечественных записках» текста романа. Подготовляя роман для печати, Гончаров уточнял характеристики действующих лиц, устранял длинноты, отчасти изменил композицию. Из романа был исключен Андрей Павлович Почаев, занимавший в первоначальном тексте существенное место, а его функция в окончательном варианте романа передана Штольцу. Черновая рукопись полна заметками на полях, часть из которых в дальнейшем была развита в сцены. Различия между текстом первоначальной рукописи и текстом «Отечественных записок» дают основание считать, что уже после того, как «Обломов» в 1857 году был закончен, Гончаров в следующем, 1858 году еще раз решительно переработал его.
В изображении Обломова и обломовщины как социального явления Гончаров опирался на реальную действительность, на факты, почерпнутые из жизни. Вспоминая свое детство, рассказывая о помещичьем быте, который он наблюдал еще ребенком, Гончаров писал: «Мне кажется, у меня, очень зоркого и впечатлительного мальчика, уже тогда, при виде всех этих фигур, этого беззаботного житья-бытья, безделия и лежания, и зародилось неясное представление об „обломовщине“» (Воспоминания «На родине», см. т. 7 наст. изд.). «…В лице Обломова – пред нами правдивейшее изображение дворянства…» – писал Горький (М. Горький, История русской литературы, М. 1939, стр. 120).
На замысле романа бесспорно сказалось влияние идей Белинского. «Беллетристы, изображавшие в повестях и очерках черты крепостного права, – признавался Гончаров, – были, конечно, этим своим направлением более всего обязаны его горячей – и словесной, и печатной проповеди» (И. А. Гончаров, Литературно-критические статьи и письма, 1938, стр. 209).
Важнейшим обстоятельством, сказавшимся на замысле «Обломова», на его основной антикрепостнической идее, нужно считать выступление Белинского по поводу «Обыкновенной истории» Гончарова. Подробно разбирая этот роман в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» и анализируя образ дворянского романтика, «лишнего человека», без оснований претендующего на почетное место в жизни, Белинский дополнил характеристику Адуева младшего целым рядом черт, которые отсутствуют у героя «Обыкновенной истории». Белинский подчеркнул полнейшую бездеятельность такого романтика во всех сферах жизни, барское желание «не унизиться до сходства с обыкновенными людьми», его лень и апатию. Требуя беспощадного разоблачения такого героя, Белинский указывал и на возможность иного, чем в «Обыкновенной истории», завершения романа. Белинский писал: «Автор имел бы скорее право заставить своего героя заглохнуть в деревенской дичи в апатии и лени…» (В. Г. Белинский, Собр. соч. в трех томах, т. III, М. 1948, стр. 829). При создании образа Обломова Гончаров несомненно воспользовался целым рядом характеристических черт, намеченных Белинским в статье по поводу «Обыкновенной истории». (Добролюбов также указывал на лень и апатию Обломова как на «единственную пружину действия во всей его истории».)
Таким образом, начало работы над «Обломовым» относится к периоду, когда Гончаров был лично близок к Белинскому и находился под значительным воздействием антикрепостнических идей великого революционного критика, окончание же работы над романом и его выход в свет – к периоду нового подъема общественного движения в России, периоду деятельности Чернышевского и Добролюбова.
Опубликованный в 1859 году «Обломов» с его резко выраженной антикрепостнической направленностью был встречен как важнейшее общественное событие. Как указывала «Правда» в статье, посвященной 125-летней годовщине со дня рождения Гончарова, «Обломов» «появился в эпоху общественного возбуждения, за несколько лет до крестьянской реформы, и был воспринят как призыв к борьбе против косности и застоя» («Правда» от 17 июня 1937 г.). Сразу же после выхода в свет роман явился предметом обсуждения в критике и среди писателей.
Прочитав роман, Л. Н. Толстой в апреле 1859 года писал А. В. Дружинину: «Обломов – капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Облом[ова]… Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный…» (Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 60, М. 1949, стр. 290). В майской книжке «Современника», то есть спустя месяц после опубликования «Отечественными записками» романа, появилась знаменитая статья Добролюбова «Что такое обломовщина?»
В годы революционной ситуации, когда, по определению В. И. Ленина, «…самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание – опасностью весьма серьезной» (В. И. Ленин, Сочинения, т. 5, стр. 27), Добролюбов воспользовался образом, созданным Гончаровым, для пропаганды революционно-демократических идей.
Анализируя образ Обломова, Добролюбов дал исчерпывающую характеристику «родовых» черт дворянского ленивца и байбака, воссоздание которых позволило художнику «добиться того, чтобы случайный образ, мелькнувший перед ним, возвести в тип». В согласии с тезисом Белинского о том, что «создает человека природа, но развивает и образует его общество», Добролюбов указывал на «обстоятельства» жизни как на первопричину обломовской лени и косности. «Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, – писал Добролюбов, – а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других, – развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства». Причину этого великий критик видит прежде всего в том, что «Обломов, как барин, не хочет и не умеет работать и не понимает настоящих отношений своих ко всему окружающему».
Устанавливая черты «обломовского типа» в Онегине, в Печорине, в Бельтове и в Рудине, Добролюбов указывает на историческую обусловленность каждого из этих образов и различие их общественных функций в разные периоды. Добролюбов в особую заслугу Гончарову ставит разоблачительную тенденцию романа, низведение «лишнего человека» с «красивого пьедестала» в период, когда «уже настало, или настает неотлагательно, время работы общественной…»
Имея в виду, что обществу нужны решительные люди, способные к борьбе, критик писал: «…начинается деятельная неутомимая работа: рубят деревья, делают из них мост на болоте, образуют тропинку, бьют змей и гадов…» Этой иносказательной картиной критик-демократ напоминая о взлете общественного движения, о живой необходимости переходить от слов к делу.
Образом Обломова и обломовщины Добролюбов воспользовался для беспощадного осуждения либеральных болтунов и пустых фразеров, которые, как писал он, «обжираются плодами» в то время, когда народ начал прокладывать путь к будущему, не заботясь более об обломовцах, которые истинную деятельность на пользу народа подменяли бесплодными порывами и «погружались в ничтожество».
«Если я вижу теперь помещика, – писал Добролюбов, – толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, – я уже с первых слов его знаю, что это Обломов… Когда я читаю в журналах либеральные выходки против злоупотреблений и радость о том, что наконец сделано то, чего мы давно надеялись и желали, – я думаю, что это все пишут из Обломовки. Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с неуменьшающимся жаром рассказывающих все те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточн