иках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода, – я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку…» Так расширительно понимая обломовщину, Добролюбов боролся с врагами демократии и призывал к революционным формам борьбы.
С исчерпывающей полнотой Добролюбов раскрывает и другие образы романа: Ольги Ильинской и Штольца. «Ольга, – пишет Добролюбов, – по своему развитию представляет высший идеал, какой только может теперь русский художник вызвать из теперешней русской жизни». Сравнивая Ольгу со Штольцем с точки зрения борьбы с обломовщиной, близости к веяниям «новой жизни», Добролюбов писал: «В ней-то более, нежели в Штольце, можно видеть намек на новую русскую жизнь; от нее можно ожидать слова, которое сожжет и развеет обломовщину…»
В образе Штольца Добролюбов увидел тип буржуазного дельца-предпринимателя, устроителя личного счастья, неспособного даже к мысли о счастье народном. Отмечая его постоянное стремление к приобретательству, Добролюбов пишет: «…как мог Штольц в своей деятельности успокоиться от всех стремлений и потребностей, которые одолевали даже Обломова, как мог он удовлетвориться своим положением, успокоиться на своем одиноком, отдельном, исключительном счастье… Не надо забывать, что под ним болото, что вблизи находится старая Обломовка, что нужно еще расчищать лес, чтобы выйти на большую дорогу и убежать от обломовщины. Делая ли что-нибудь для этого Штольц, что именно делал и как делал, – мы не знаем. А без этого мы не можем удовлетвориться его личностью… Можем сказать только то, что не он тот человек, который „сумеет, на языке, понятном для русской души, сказать нам это всемогущее слово: „вперед“!“»
Добролюбов блестяще раскрыл социальный смысл романа и его огромную роль в борьбе с крепостничеством, с общественным застоем и рутиной. В романе, как писал Добролюбов, «сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это – обломовщина».
Своей статьей об «Обломове» Добролюбов защищал принципы реализма в искусстве и выступал пропагандистом литературы, связанной с жизнью. Придавая огромное значение роману Гончарова, как глубоко реалистическому произведению, осветившему существенные стороны жизни и поставившему важные вопросы современности, Добролюбов отстаивал роман Гончарова от эстетских критиков, стремившихся истолковать его как произведение «чистого искусства», якобы не имеющее сколько-нибудь серьезного общественного значения. «Мы никогда не согласимся, – писал он, – чтобы поэт, тратящий свой талант на образцовое описание листочков и ручейков, мог иметь одинаковое значение с тем, кто с равною силою таланта умеет воспроизводить, например, явления общественной жизни».
Многократные признания Гончарова устанавливают, что автор романа был удовлетворен статьей Добролюбова. В письме к П. В. Анненкову 20 мая 1859 года Гончаров писал: «Взгляните, пожалуйста, статью Добролюбова об „Обломове“, мне кажется, об обломовщине, то есть о том, что она такое, – уже сказать после этого ничего нельзя».
В статье «Лучше поздно, чем никогда» (1879) Гончаров писал: «Я не остановлюсь долго над „Обломовым“. В свое время его разобрали и значение его было оценено, и критикой, особенно в лице Добролюбова, и публикою, весьма сочувственно» (И. А. Гончаров, Литературно-критические статьи и письма, М. 1938, стр. 159).
Далекий от революционных позиций Добролюбова, Гончаров не смог возразить и против той революционной заостренности, которую придал критик своему объяснению образа Обломова и обломовщины.
К ранним откликам на роман относится и статья Писарева, напечатанная в 1859 году в «Русском педагогическом вестнике». Отмечая, что в романе «ставится обширная, общечеловеческая психологическая задача…», «затронуты… жизненные, современные вопросы», критик писал: «„Обломов“, по всей вероятности, составит эпоху в истории русской литературы: он отражает в себе жизнь русского общества в известный период его развития. Имена Обломова, Штольца, Ольги сделаются нарицательными».
В особую заслугу Гончарову Писарев ставил «воспроизведение господствующей болезни нашего времени, обломовщины». Людей, подобных Обломову, Писарев называл «жертвами исторической необходимости» и указывал, как и Добролюбов, на целый ряд общественных факторов, определивших характер Обломова.
Иные оценки романа встречаются в последующих статьях Писарева («Писемский, Тургенев и Гончаров», 1861, и «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова», 1861). Вопреки своей прежней оценке, Писарев считает теперь роман Гончарова далеким от задач современности. По мнению Писарева, в определении характера Обломова «скрыто от глаз читателя… влияние общества на личность героя». Писарев ставит в упрек автору «Обломова» то, что он «холоден, его не волнуют и не возмущают крупные нелепости жизни» (Д. И. Писарев, Избр. соч., т. 1, М. 1934, стр. 114–184). Исходя, повидимому, из широко известного высказывания Белинского при анализе «Обыкновенной истории» (в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года») о том, что у Гончарова «нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам», Писарев обвиняет Гончарова в «игнорировании человеческих и гражданских интересов».
Между тем слова Белинского характеризуют лишь особенность творческого метода Гончарова. Указывая на недостаток «субъективного элемента», Белинский уже при анализе первого романа Гончарова прежде всего подчеркивал огромное общественное значение «Обыкновенной истории». В еще большей мере эти высказывания Белинского о значении творчества Гончарова могут быть отнесены к «Обломову», что и было блестяще продемонстрировано в знаменитой статье Добролюбова.
В противоречивых суждениях Писарева о романе Гончарова сказались слабые стороны литературных взглядоз этого периода творчества критика. Однако оценка художественного значения романа остается неизменной. «Таланту Гончарова, – указывал Писарев, – должно отдать полную дань удивления: он умеет удерживать нас на этом крошечном уголке в продолжение целых сотен страниц, не давая нам ни на минуту почувствовать скуку или утомление; он чарует нас простотой своего языка и свежей полнотой своих картин».
Эстетская и реакционная критика 60-х годов пыталась идеализировать обломовщину и представить роман Гончарова лишенным разоблачительной силы. Критики консервативного направления видели в Обломовке идеал человеческого существования и воспринимали гончаровский роман не как сатиру на крепостнический уклад жизни, а как поэтическое изображение патриархальной старины. Критик А. В. Дружинин («Библиотека для чтения» за 1859 год, № 12) пытался представить Гончарова сторонником теории чистого искусства.
Утверждение реакционной критики 60-х годов о том, что роман Гончарова лишен разоблачительной силы, повторялось и позднее. Так, в 90-х годах в черносотенной журналистике Добролюбов обвинялся в том, что он создал представление о романе Гончарова как о произведении обличительного характера. В начале XX века критик эстетского направления Айхенвальд повторил многие утверждения Дружинина, в том числе о преобладании в «Обломове» поэтической детализации,
Реакционная критика неизменно защищала обломовщину, видя в ней воплощение устоев старины, и пыталась затушевать представление об обломовщине как явлении социального паразитизма.
История подтвердила справедливость взгляда Добролюбова, указавшего на огромное общественное значение «Обломова» и поставившего его на одно из самых высоких мест в русской литературе. «…В изображении отживающего дворянства, – писала „Правда“ в 1913 году, – „обломовщины“ – он (Гончаров – А. К.) поднялся до высшей точки реализма…» («Дооктябрьская „Правда“ об искусстве и литературе», М. 1937, стр. 19) «„Обломов“ и „обломовщина“ стали нарицательными именами для представителей… дореформенного дворянства и строя его жизни» (там же, стр. 162).
Образом Обломова часто пользовался в своих статьях В. И. Ленин – при определении патриархально-крепостнического помещичьего хозяйства (В. И. Ленин, Сочинения, т. 3, стр. 182, 269), при анализе политической обстановки (там же, т. 5, стр. 311; т. 11, стр. 423), в борьбе с меньшевиками, с попыткой их умалить и принизить руководящую роль партии и ослабить партийную дисциплину (там же, т. 7, стр. 362). В статье «Еще один поход на демократию» (1912) В. И. Ленин обличал «…гнилые, барски-обломовские иллюзии» либеральных народников, чуждые революционным задачам демократического движения масс (там же, т. 18, стр. 286).
В работах послеоктябрьского периода В. И. Ленин упоминает обломовщину как наследие капиталистического строя, вредный пережиток старой психологии, проявляющийся прежде всего в боязни всего нового и передового. Ленин призывал беспощадно бороться с такими проявлениями обломовщины, как халатность, безделье, отсталость, патриархальщина, организационная неразбериха; «…старый Обломов остался, – говорил В. И. Ленин в 1922 году, – и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел» (там же, т. 33, стр. 197).
При подготовке первого «Полного собрания сочинений» (изд. Глазунова, 1884 г.) в текст «Обломова» Гончаров внес исправления. Поправки шли по линии уточнений и сокращений отдельных мест романа; в диалогах на протяжении всего романа убраны часто повторяющиеся слова «сказал», «говорил» и т. д. В «Полном собрании сочинений» 1887 года, по сравнению с изданием 1884 года, сделаны лишь незначительные поправки стилистического характера.
В настоящем издании «Обломов» печатается по тексту второго издания «Полного собрания сочинений» И. А. Гончарова (изд. Глазунова, 1887) с учетом предшествующих публикаций, а также рукописных материалов.
(1) …мне удалось показать и самоуправство городничего, и развращение нравов в простонародье. – Спор Обломова с Пенкиным направлен Гончаровым против псевдообличительной либеральной литературы 1850-х годов, которая, по словам Добролюбова, обрушивалась на «деяния волостных писарей, будочников, становых… и даже иногда отставных столоначальников палаты», устраняясь от критики крепостнического строя.