Зовём ненадолго забыть, что мы люди взрослые, опытные, окончившие курс; хорошо разбирающиеся в окружающем нас мире и знающие своё высокое место в нём.
Мы зовём играть.
Играть вместе с детьми.
Книга эта делится на две части: первая — для чтения воспитателей, вторая — для чтения вслух детям. Первая содержит статьи, очерки и рассказы, вторая — рассказы и сказки. Всё это — о том уголке вселенной, где живём мы — русские.
Слово о краеведении
Поговорим на языке, на котором не говорят попугаи.
Приветствую вас, т.т., на первой боровичской краеведческой конференции учителей, на первой, надеюсь, в бесконечном ряду дальнейших таких конференций.
Слово держу не как краевед, не как учёный, не как методист, не как учитель — как сочинитель, писатель, художник, поэт — называйте как хотите, — как жизнелюб, ваш собрат.
Я назвался вашим «собратом». На самом деле, разве учитель и сочинитель (писатель) не одно дело делают? Они учат жить. Особенно близки в своей работе учитель средней школы и сочинитель, пишущий для детей: и тот и другой делают особо ответственное дело: детей учат жить, так сказать, «открывают им глаза на мир». И у обоих одна и та же задача: коммунистическое воспитание детей.
Так как же не друзья и братья?
К сожалению, далеко не так. К сожалению, часто, — ох, как часто! —
Друг другу мы тайно враждебны,
Завистливы, глухи, чужды, —
А как бы и жить и работать,
Не зная извечной вражды![26]
Конечно, «о присутствующих не говорят»… Но факты: этой весной коллективное требование группы учителей — Ленинградскому комитету по радиовещанию — прекратить передачу «Сказок бабушки Арины». Дети, мол, перенимают словечки из сказок, а нам, учителям, велено бороться за чистоту языка.
Это — учителя-чиновники, способные понять лишь букву закона, а не его дух — суть.
Явление чрезвычайно распространённое: война таких учителей с живым, полнокровным, ярким и выразительным народным языком, с художественным словом в литературе.
Посади такого учителя редактором, — он выправит всю «Войну и мир» так, что от Толстого ничего не останется, разве только… «расписание уроков». (Лев Толстой в письме к Тищенко: «Люблю неправильности языка, которые есть характерности».)
Война таких учителей со сказкой. (Мне ли не знать их нападок! Хотя пишу только «сказки-несказки» с самым реалистическим основанием.) В результате ребёнок обескрыливается; в нём убивают фантазию, мечту; из таких выходят управдомы — люди, не способные ни к какому творческому труду, рóботы.
Сами эти учителя говорят на ужасном дохлом языке: «оформить детей к празднику», «извиняюсь!» (себя!), «выявить истину» и т. д., а когда пишут учебники, изъясняются таким «русским» языком: «Глухари стреляются из ружей с собаками». Не земля, а «почва», не дожди, а «осадки». Они и в художественной литературе требуют «обыкновенного суконного языка, доступного среднему идиоту». На художественную литературу для детей у них чисто утилитарный взгляд, чисто утилитарные требования к писателю, поэту, художнику.
Говоря с детьми на своём выхолощенном, омертвеченном, штампованном языке, они скоро разбивают себе лоб об стену — убеждаются в простой истине, высказанной М. Горьким в его статье «О безответственных людях и о детской книге наших дней» («Правда», 1930 г.): «Говорить детям суконным языком проповеди, это значит вызывать в них скуку и внутреннее отталкивание от самой темы проповеди, — как это утверждается опытом семьи, школы и „детской“ литературы дореволюционного времени».
Тогда они обращаются за помощью к писателям, поэтам.
Их требования:
— Напишите увлекательно, как переходить улицу.
— Дайте такую книжку, чтобы дети не играли с собаками и кошками, так как от этих животных у детей заводятся глисты.
— Напишите книжку — только непременно в стихах! — о пользе… касторки.
Смешно?
Нет, — страшно.
Эти враги художественной литературы не способны понять, что нет искусства без поэзии, а поэзии нет без музыки — музыки человеческого сердца, без любви и мечты. Что писатель, поэт, художник, прежде всего, живой человек, набитый не отвлечёнными понятиями, взятыми напрокат из учебников, а музыкой своего сердца, соприкасающегося в поэзии с сердцем мира, — что
Мира восторг беспредельный
Сердцу певучему дан, —
что поэт родится с певучим сердцем и в этом подобен детям: так же широко открыты у него глаза на мир, так же бежит от всего скучного, абстрактного, мертвящего:
Ненавижу всяческую мертвечину,
Обожаю всяческую жизнь! —
так же разговаривает со всем в мире — с людьми, животными, растениями, землёй, камнями и звёздами — на общем их языке: языке поэзии, языке сказки, музыки, волн морских, и шелеста листьев, и птичьих песен.
Поэт — это, прежде всего, мироощущение.
И когда бежит он
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубравы, —
тогда для него:
Длятся часы, мировое несущие,
Ширятся звуки, движенье и свет.
Прошлое страстно глядится в грядущее.
Нет настоящего.
Жалкого нет[27].
Тем страшным «педагогам-чиновникам», о которых я говорю, «никогда не понять, что тот, кто что-нибудь вносит в искусство, изменяет всё, чему учился!» (Эмиль Золя. «Художник»), что поэт, художник, «сочинитель» заново открывает мир, мир для себя и людей, «сочиняет» свой мир, — что он подобен новорождённому или влюблённому.
Поэзия (музыка души) сродни первой улыбке ребёнка.
«Когда ребёнок, — говорит Онорэ Бальзак „Евгения Гранде“, — впервые начинает видеть, он улыбается…» (Первая радость — радость узнавания: мы узнаём мир и себя в нем, узнаём свою мать, давшую нам жизнь и кормящую собою!) «Когда девушка подозревает непосредственное чувство (то есть когда она впервые полюбила), она улыбается, как улыбалась ребёнком». «Если свет — первая любовь в жизни, то любовь — не свет ли в сердце?» — спрашивает Бальзак.
Немыслимо искусство без поэзии, поэзия без музыки, музыка без света любви. А любовь превращает жизнь в чудо, — для поэта жизнь всегда чудо, и всегда полна неизведанных тайн, и всегда полна красоты, а «красота, мне кажется, всегда — обещание счастья» (Стендаль).
Вот вам и — «пишите стихи о касторке»… товарищи сочинители! А учитель! Разве он обязан думать о счастье, о красоте и свете, о свете красоты, о каких-то неизведанных тайнах, превращающих жизнь в чудо, — о любви, о музыке, о поэзии, об искусстве, — когда учит детей, что 2×2=4?
Не трудитесь сразу дать отрицательный ответ.
Рассмотрим.
Обязанность учителя — передать вступающим в жизнь (детям) то, что человечество за все века своего существования накопило в сокровищнице своего опыта и знания, — в той мере, которая положена государством для дошкольников (обязанность воспитателей), для младших школьников (обязанность «комплексников» — преподавателей в младших классах), для школьников средних и старших классов (обязанность «предметников» — учителей, преподающих уже специальные, выделенные из общей груды науки дисциплины).
А зачем он обязан делать это (и делать на совесть)? Это ведь только средство. А цель? Цель в том, о чём я упомянул в самом начале и что одинаково составляет задачу и учителя и сочинителя (то есть поэта): научить детей жить, открыть им глаза на мир, дать им коммунистическое воспитание. Научить понимать окружающее, вложить в их души стремление к лучшей жизни, дать им в руки инструменты современной науки и современного искусства, безостановочно стремящихся вперёд. Одним словом, цель и учителя и сочинителя — счастье детей, всего человечества, за ним — и своё собственное, ибо нет для человека большего счастья, чем вложить свою лепту — пусть хоть грошик! — в общую копилку культуры, где копятся веками и тысячелетиями сокровища постижения жизни. За эти сокровища человечество выкупит в конце концов своё счастье у Вселенной.
Цель высокая. И преступление подменять её — средством.
Отсюда — задача учителя не быть попугаем, твердя заученное по учебнику. Цель его не узкая — «вложить» под черепную коробку детей, разложить там по полочкам готовые, спрессованные в кирпичики текстики знаний, снабжённые этикетками и пронумерованные, а очень широкая цель — научить учиться. Научить учиться из книг. Уметь обращаться с книгой — дело большое. Но ещё большее дело — научить учиться из жизни. И научить учиться этому учитель может, только сам учась, — не только из книг, но обязательно непосредственно из жизни. Научиться «собирать факты, чтобы создать из них идеи» (Бюффон).
Вот такой учитель — не дохлый чиновник От-сих-до-сихов, не обыватель, ничем в жизни не интересующийся, кроме «печного горшка» да своей служебной карьеры, — а живой человек, всем на свете интересующийся, живущий с широко открытыми на мир глазами, наблюдающий и думающий, — такой живой учитель — собрат поэту (сочинителю) и художнику. Собрат он и учёному.
И конечно, все здесь присутствующие именно такие люди и учителя…
Но вы, верно, давно уже хотите прервать меня: «Всё это прекрасно, но какое это имеет отношение к краеведению, — к теме нашего собрания?» Самое прямое отношение. Это я и постараюсь доказать дальше.
Что значит человек,