Если ей надо снести белый пакетик (что бывает удивительно редко!), она ловко пятится, быстро перебирая короткими ножками, — как, очевидно, делала это в своей норке. Вечером вчера она забралась спать Виктору в рукав. Посаженная в корзинку, не успокоилась, пока ей туда не положили тряпки и не устроили из тряпки норку.
Это — молодая, видимо ещё не вылетевшая из гнезда береговушка. Левый глазок у неё начал глядеть, но левым крылом она не владеет. Заживет ли?
Доверие к людям полное, при приближении руки — сразу настораживается: нет ли мухи? Проголодавшись, начинает просить есть, — издает тихий, совсем не похожий на обычный крик береговушек, низкий писк.
Я сидел за своим столом ночью при электричестве и был всецело погружен в свои мысли. Конечно, я в эту минуту совершенно не отдавал себе отчета, где я нахожусь, — в городе, в деревне ли?
Вдруг лёгкий шелковый шелест, — и на лист бумаги передо мной, шурша крыльями, опускается ночная бабочка.
«Добро пожаловать, принцесса!» — воскликнул я мысленно, поражённый столь неожиданным вторжением в мой абстрактный мир царственно прекрасного живого существа.
Крошечная принцесса куталась в свои серые с золотом крылья, как в дорожный плащ. На каждом крыле у нее были три черные точки — как пуговицы.
Растерянный, я смотрел на нее, как на чудо, которое мне удалось подсмотреть нечаянно и противозаконно, как на тайное чудо. Она же не обращала на меня никакого внимания и держала себя у меня, как и должна себя держать прекрасная и любимая принцесса со своими подданными в стране ей подвластной.
Яркая электрическая лампочка горела над моим столом, вместе со светом излучая тепло. Но моя принцесса и не думала лететь на её свет и биться, биться головой о раскаленное стекло пузырька, как это делали все залетавшие в мою комнату обыкновенные ночные бабочки.
На тоненьких-тоненьких булавочных своих ножках она прошла по бумаге и остановилась у четырёх чёрных строк — начала стихотворения, завязавшегося несколько лет назад у меня в душе, а сегодня неожиданно вдруг припомнившегося мне — и только что занесенного на бумагу. Вот они:
Бессмертье надвое рассек
Мечом всесильный бог природы.
С тех пор в тоске кромешной бродит
И зверь земной и человек.
«Интересно было бы узнать, что она думает об этих строчках?» — подумал я с вполне понятным волнением автора. Но спросить ее не решился, сообразив, каким чудовищным гудением должен ей показаться мой голос. Да ведь и я не летучая мышь, чтобы услышать ее тончайший ультраголосок. Надо придумать какой-нибудь иной способ внутреннего общения. И мне казалось почему-то в ту минуту, что это возможно и даже просто.
Читая мои строчки, крошечное существо задумчиво шевелило своими упруго изогнутыми перистыми усиками. Потом вдруг блеснуло на меня смехом золотистых своих глаз, взмахнуло плащом — и бесшумно исчезло в электрических сумерках, царивших в углах моей комнаты.
Крошечная ночная принцесса исчезла так же мгновенно и неожиданно, как появилась. И только в душе у меня осталась грусть о ней — лёгкая, как золотистая пыльца её пушистых крылышек. Грусть и раздумье: что значил весёлый смех её прекрасных глаз?
Узнаю ли когда-нибудь, чем вызвано это чудесное посещение? Пойму ли намёк?
Когда оболочина (облако) состарится, она падёт на землю.
…Был такой случай около Котчина: старая оболочина, волочась над лесом, уронила на него клок своего тела. Рассказчик пошёл поглядеть его, но попал к шапочному разбору: бабы разобрали почти весь кусок оболочины — натирать себе ноги от ревматизма. Всё же рассказчик видел и рукой пощупал этот клок оболочины: «он вроде как стюдень, белый, весь в пупырях и холодный как лёд».
Поверье о падающих на землю оболочинах слышу в Новгородской области не в первый раз. Знает его с детства и А. Е. Кольцова. Описание её (со слов «очевидцев») упавшей оболочины целиком совпадает с котчинским. А. Е. (Сашенька) говорит, что оболочина «похожа на студень» (плотностью).
В первых числах сентября [19] 50 г. колхозники принесли А. Н. Якобсон «кусочек оболочины, упавшей в поле у Котчина на снопы».
А. Н. загнала «оболочину» в бутылку, закупорила ее и… забыла дома, мне в Погост не принесла.
Отвезла сама в Ленинград, где один её знакомый сказал, что это хорошо ему известный быстрорастущий гриб. А. Н. оставила бутылку с «оболочиной» на окне, на солнце — и «оболочина» превратилась в вонючую жидкость, почти бесцветную.
Пробирку с этой жидкостью Тал. носил в университет микроботанику проф. Наумову. Профессор смотрел её под микроскопом. Ничего, говорит, не разобрать, — одни бактерии. Рассказом об «оболочине» заинтересовался, просил ему доставить кусочек.
Ир. Андр. Крюкова говорит, что у них на границе Московской и Тульской губерний поверье об оболочине широко распространено. И. А. помнит, как однажды крестьяне жаловались, что упавшей оболочины в поле наелась скотина (коровы) — и вся заболела.
К ночи с неба как одеяло отвернуло. Вызвездило. Ночь тёплая, как в июле. И вся окутана туманом. Спокойно дышит земля.
Утром — на восходе — золотой туман. Тот же золотой туман, что у английских живописцев Тернера и Констебля. Тепло…
(После города).
Самое сильное впечатление (на меня) за день: зелень. Трава, лес, поля — это рай.
И тишина. Какая тишина!
Кусочки пиленого сахара, опущенные на дно стакана с чаем, выделяют, тая, из себя пузырьки — и на поверхности образуется точно такой же прямоугольничек из белых пузырьков — образ кусков сахара.
Как это похоже на искусство!
А смерть? Не значит ли это перелиться из одной формы в другую, или изойти пузырьками, оставив по себе образ на поверхности жизни?
Талант — любовь. Если чего не любишь, — как ни талантствуй — ничего не получится.
Любовь — чувство ответное. Когда любишь, — весь мир к тебе обращается с доброй улыбкой.
Если полюбишь, одно будешь знать: как бы получше сделать. А там похвалят, не похвалят, — пустяки! И не стыдно нисколько: пусть хоть смеются.
Она была так мала ростом, что даже Мухой называть её казалось преувеличением; все называли её Мушкой.
…Слушал по радио «Рассвет на Москва-реке» Мусоргского. Господи! Вот эта музыка — всё. Сколько б её ни слушать, — всё бы жить, любить, верить. Ведь это — чистая природа, — и человек, колокола его — входят сюда, как благовест.
Вкратце, но подробно.
Тут окружают нас неслыханные знаменитости.
Я — человек верующий. Только вот — во что?
Пью это солнечное утро глотками, как ликёр. Каждая минута приносит мне новую радость, доставляет своё наслаждение. Верно, что жизнь чем дальше, тем интереснее. Дряхлеет тело, но дух всё выше. Всё больше начинаешь замечать то, что прежде ускользало от твоего внимания, всё многочисленнее, как прекрасные цветы, раскрываются перед тобой маленькие тайны природы, всё выше и непостижимее волнует тайное тайных. Перед полётом в неведомое, полётом, именуемым смертью, каждый час становится всё драгоценнее, каждый миг озаряется невиданной красотой.
Так — когда выглянет солнышко.
Высоко над высокими соснами проносятся чёрные стрижи, проплывают белые чайки, — а синие тени их переносятся со ствола на ствол, перелетают с ветки на ветку в саду у нас, как в подводном царстве. Кажется, во всём саду перепархивают синие птицы.
Врачи запрещают мне работать. Слепцы! Воображая, что лечат меня, на самом деле толкают меня в объятия смерти: я приближаюсь к ней не бездельничая, а работая, я зарабатываю себе бессмертие своими книжками, — пусть хоть маленькое, всего лет на сто.
Впрок.
Домик на самой окраине города. Из окон вид на широкое поле и далёкий, далёкий лес. Синий лес. Девочка мечтает: там, в далёком синем лесу, живут синие птицы — птицы счастья.
Бабушка рассказывает ей сказки про синий лес, синий-синий край далёкой мечты.
Бабушка с девочкой устраивают кормушку — столовку для птиц. Здесь им показываются разные птицы: снегири, воробьи, сороки. Но бабушка и девочка ждут посланцев из Синего Края.
Зимой прилетают: сойка — голубо крыло, поползенька в голубом мундирчике.
Весной прилетает варакушка — синий соловейка с таким чудным синим горлышком, что нет сомнения: он из Синего Края Далёкой Мечты.
Фонтанчик наладили — диво, как хорош! А тут ещё дядя поставил меня себе между колен:
— Смотри, кто в фонтанчике живёт. Видишь?
Смотрю на солнце сквозь фонтанчик, а в нём, в фонтанчике, радужишка, да какая весёлая!
Читатель! Случались ли с вами в жизни чудеса? Ну, хоть маленькие? Припомните-ка!
Знаю: случались. Только вы забыли о них, потому что это было давно. Чудеса случались с вами в той далёкой стране, что зовётся Овтстед[38]. Это волшебная страна, и вполне естественно, что там на каждом шагу случаются с людьми настоящие чудеса.
Спокойный ритм моря, ритмичный шелест набегающих волн — сладостная музыка мне. Укачивая душу, он рассредоточивает мысли — и так даёт лучший в мире отдых. А когда отдохнёшь, — нет лучших условий, чтобы сосредоточиться и писать. И на нервы спокойный ритм моря действует как массаж, как тихая колыбельная.