Прав мой бузилка, видящий тайну там, где слепому в своём учёном самомнении человеку простое «дважды два». Больше того, совершенно прав С. В. Образцов (создатель замечательного кукольного театра), утверждавший, что «дважды два — четыре» только в науке, а в искусстве может быть пять, десять, сто — чем больше, тем замечательнее и правдивее. В пример этой мысли он приводит сценку из, вероятно, известного Вам фильма «Чапаев». Вот Чапай, беседуя с кем-то, объясняет роль командира в сражении и перед ним. Говорит, в каких случаях где должен находиться командир, — для иллюстрации своих слов хватает лежащие на столе недоеденные печёные картошки. С точки зрения науки картошка есть картошка, и как её ни перекладывай на столе — она ничем другим не станет, хоть лопни! Но вот замечательный полководец Чапаев объясняет искусство командира. Вот ряд картошек впереди, а одна картошина позади. Но вот уже наоборот, куча картошин позади одной, выбежавшей вперёд. И это уже не одна картошина, а командир, ведущий в бой войско. Картошины уже не картошины, а войска — белые, красные — гражданская война, революция! И «дважды два» уже не четыре, даже не пять, а десять, сто, тысячи! Вот о чём говорит художник. (Чапаев — художник в военном деле.)
Такова была сила искусства. Творимое им чудо.
Люди чудовищно не знают, не понимают самих себя. Большинство людей, как только достигнут «сознательного» («всезнайского») возраста, начинают стыдиться, душить, уничтожать в себе ребёнка — того самого бузилку, который с такой жадностью смотрит на мир, задаёт тысячу дурацких, «бестактных» вопросов, всему удивляется, всем восхищается (или возмущается). И убив в себе этого бузилку, слепнут и умирают скучными трупами — враждебными всему на свете живому, весёлому, страстному.
Большинство людей забывают, что «ребёнок — отец взрослого» (французская поговорка), что это он в нас открывает для нас мир, он создаёт для нас все ценности в этом мире, он даёт нам всё, чем мы потом живы всю жизнь. Что мы родимся из ребят, как сыновья от отцов.
Только непониманием всего этого в себе, только недооценкой — ужасной недооценкой! — того, что жизнерадостный почемучка — бузилка «клокочет» (хорошее это попалось Вам слово!) в Вас до сих пор, несмотря на Ваши седые волосы и на всех педагогов в футлярах, которые оглушили Вас криками о страшном вреде «антропоморфизма» и прочими химерами, — только чудовищным непониманием судьбой подаренной Вам радости — ребячьими глазами видеть в природе то, чего не видят другие, мимо чего равнодушно проходят учёные «всезнайки», — только всем этим я могу объяснить себе, что Вы «не видите до сих пор мусора в своих произведениях» и спрашиваете меня, «что делать?» Только всем этим можно объяснить себе совершенно святотатственную Вашу жалобу в конце последнего письма:
«Собираюсь на бекасов за город со своим Вовой, но (!!), увы (!!!), он ещё всего 12-ти лет (!!!!!)». Кстати, по-русски надо бы сказать: «Ему ещё всего 12 лет»… «(а дочь и того меньше)!!!».
Вместо того чтобы благодарить и благословлять судьбу за то, что она дала Вам возможность под старость встретиться опять с самим собой — бузилкой 12-ти лет «и того меньше» — ведь в детях наших мы всегда узнаём частицы самих себя! — Вы святотатственно жалуетесь на это. Не только почти взрослого (уже 12-ти лет) Вовку, но дочь свою берите с собой на охоту, в природу — и смотрите, жадно смотрите, как они открывают для себя мир, помогайте им в этом, но не мёртвым всезнайством учёного, а тем, что полностью дадите волю своему собственному «клокочущему» бузилке в этой чудной компании (дочери и сына) и рассказывайте им о нем устами художника, устами поэта — т. е. устами творца этого мира (ибо творцом бывает поэт в своих произведениях, в искусстве).
И — вот мой завет Вам (не совет даже, а именно «завет», ибо осталось мне не долго быть с Вами, и это то, что хотелось бы мне завещать всем, кого люблю):
Учите Ваших ребят любить слово, учите бережно обращаться с ним, учите владеть им. Слово — могучая сила!
В заключение позволю высказать одну простую мысль.
Писатель должен обладать умом мужчины, сердцем женщины и темпераментом ребёнка.
Привет Вовке, дочери Вашей и жене.
Ваш Вит. Бианки
Вера Николаевна приветствует и ждёт Вас к нам.
Дорогая далёкая незнакомка — Ван Юан!
Как отрадно получить сердечный привет из другой части земного шара от человека другого народа!
Вам доставили радость мои книжки о природе. Это говорит о том, что любовь к природе (конечно, и к людям: люди ведь часть природы), любовь ко всему живому чудесным образом роднит всех людей на свете.
Какой богатый счастьем факт!
С детства любовь к природе сделала меня счастливым. Это счастье, как-то отразившееся в моих книжках, нашло отклик и в сердцах миллионов читателей. Какая радость жить в мире, где пробуждается сознание, что истинное счастье — только в любви и ощущении родства со всем живущим на Земле; что истинная красота — в любви. «Красота спасёт мир», — сказал один из величайших писателей моего народа. Содействовать пробуждению этого сознания в человечестве хоть в самой малой мере — кажется мне величайшим благом на свете.
Особенно радостно мне было получить привет из Вашей страны, — от дочери великого народа, создавшего изумительное искусство, в тысячелетиях бессмертное своим непостижимым проникновением в красоту природы. С давних пор моя мечта, чтобы хоть одну мою книжку иллюстрировал китайский художник…
Ваше письмо застало меня в гостях. Тут у меня ничего нет с собой. Но через несколько дней я вернусь домой — в Ленинград — и оттуда пошлю Вам свои книги и фотографическую карточку, — если это может доставить Вам удовольствие.
Со своей стороны, очень прошу Вас побольше рассказать мне о себе: — кто Вы? — чем занимаетесь? — как попали к Вам мои книжки? — читали Вы их на русском языке или в переводе на китайский? — откуда Вы знаете русский язык? Мне всё интересно знать о Вас!
Мои книжки, — как и вообще детскую литературу, — у нас достать трудно: каким бы тиражом она ни выходила, она сейчас же раскупается.
Попробуйте обратиться к министру культуры РСФСР тов. Михайлову, Государственное Издательство Детской Литературы в его ведении. Возможно, где-нибудь на складах министерства мои книжки и найдутся.
Благодарю, от всего сердца благодарю Вас за дружеский Ваш привет!
С любовью и уважением к Вам
Дорогая, дорогая наша Юан!
Простите, простите, что так долго не отвечал Вам. Были на то серьёзные причины: болел.
И болезнь-то пустяковая — грипп. Но знаете, чтó такое «гриппозное состояние»? Ни писать, ни читать, ни думать… А гора писем на столе растёт; среди них деловые, срочные, спешные, очень спешные — аллюр + + +! Мы давно переехали из Комарова в город, я давно воюю с деловыми, неизбежными письмами, — а грипп всё ещё сидит где-то в голове и сердце. В таком состоянии разве можно писать Вам — дочери Улыбки, девушке, Приносящей счастье?! (Есть такой рассказ у замечательного русского писателя А. Грина: «Бит Бой, приносящий счастье».) Простили мне? Тогда слушайте.
Получил Ваше письмо, письмо Ван Вень, «Лесную газету», «Оранжевое горлышко» и «Синичкин календарь» в переводе на китайский язык…
Но спешу перейти к делам: ведь нас с Вами теперь связывают и настоящие деловые отношения — книжки!
Конечно, я с большим удовольствием напишу для Вас — любимой моей дочери! — маленькое предисловие к Вашим переводам. Прошу Вас только подождать несколько дней, — пока окончательно пройдёт грипп: хочется повеселей для Вас написать, а сейчас не могу всё ещё.
Мне бы очень хотелось, чтобы первым рассказиком в Вашем сборнике пошёл заново переведённый Вами рассказик «Поганки»: я всегда «строю» свои сборники, — и мне бы хотелось, чтобы Ваш сборник начинался бы с рассказа о том, как птицы дают нам радость. Это, конечно, не обязательно, просто желательно.
Скоро пошлю Вам ещё несколько моих новых рассказиков. Но и эти, и те, что Вы уже переводите, — на разные возрасты: для малых, больших и пожилых ребят! Вы уж сами там смотрите, — не сделать ли Вам две книжки на разные возрасты?
«Копалýха» — глухарка. Самка большого бородатого лесного петуха — глухаря (глухой тетерев, мошник; по-латински — Tetrao urogallus L).
«Сохатый» — лось (Alces alces L), старый самец. У стариков лосей очень широкие рога. Они похожи на две сохи: старинный (ныне вытесненный плугом) земледельческий инструмент для вспашки земли.
Теперь — Ваши вопросы обо мне. «Творческая анкета».
1. «Сколько Вы работаете каждый день (ежедневно)?»
Сколько только можно — с перерывами на сон и еду. Когда не работаю, не пишу, — очень плохо себя чувствую. Если не сплю (последние годы мне приходится и днём ложиться: очень устаю. Днём сплю до обеда — час), — значит, работаю. Стучу на машинке: писать не могу. После второго «удара» (по-научному — «инсульт», по-русски — «кондрашка») в 51-м году у меня наполовину парализована рука, мне трудно держать перо в руке, а на машинке я стучу одним пальцем левой руки и одним — правой. Для работы мне необходима берлога (как медведю), то есть кабинет или отдельная комната, — и чтобы никто мне не мешал. Не мешает мне, когда я работаю, один человек на свете. Это — Верика, Вера Николаевна — моя жена и самый близкий человек на всём свете.
1 а. — «Вы работаете, ходя в лесу, или дома у стола?»
Писать, а тем более на машинке работать в лесу, конечно, невозможно. «Пишу», конечно, дома. Но и в лесу у меня усиленная работа: работа моим глазам и ушам. Ведь всё время смотришь и слушаешь, — раз твои глаза и уши с детства включены на внимание к жизни леса (природы).