Во-первых, я делаю опознаватель как раз для тех девчонок и мальчишек, которые ни одной почти птицы «на глаз» не знают. Во-вторых, маслом каши не испортишь: лучше привести лишнюю примету, чем не указать ту, которую человек случайно заметил. Даже для самых приметных птиц. Вот тебе примеры.
Человек увидал птичку ростом со скворца, резко двуцветную снизу (белая грудка, тёмное пузечко); она тут же слетела и пропала с глаз. Как же он узнает оляпку, если она при нём не ныряла в прорубь? Только по моему опознавателю, а не по твоим дефективным признакам: «куцехвостая [а у нее порядочный, вечно вздернутый хвостик! — В. Б.] птичка, ныряет в прорубь» (!). А ворон у тебя: «чёрная ворона больших (?) размеров, голос — низкий „клок!“». А если и крика не слыхал и видел птицу против солнца, — когда все птицы черны! — как же я различу в ней «ворону», да ещё «чёрную»?
Нет, брат, не годишься ты живые существа описывать. Для составления Опознавателя птиц на воле требуется соединение в одном лице птичника — «пташечника», как ты меня назвал, — и художника, «мастера слова», который точным словом даст увидеть незнайке, как, скажем, трясогузочка качает (не «трясёт»!), сорокопут крутит, а соловей дёргает хвостиком.
Мой опознаватель действительно «громоздок» только для автора: необходимо все возможные приметы перечислить, и полные формулы их выписать, да ещё выделить в них главное (ворон — чёрен, оляпка — чернопуза), так, чтобы незнайке легко и просто было найти нужные ему приметы в общем списке. Вот над этим-то я и работаю сейчас.
А опознавать-то птицу будет по моей книжке, надеюсь, совсем просто, — вот увидишь. К тому ведь и стремлюсь.
А рисунки велю украсть художникам из Петерсона с Моунтфором: у них хороши, хотя многие птицы и навраны!..
Во, брат, как по-нашему!
И вода мне в «местах встреч» совершенно не нужна: она, как правило, закрыта у нас зимой льдом, как тебе небезызвестно. А исключения я оговорю: дескать, мало ли что уток кто видал зимой! Птица это летняя. И край!
Вот тебе и «веселая игра в прятки с цифрами»! «Всё-таки польза…» Ах ты, такой-сякой! Ещё вздумал издеваться надо мной. Погоди ж, я тебе покажу!..
Верика целует. Я тоже.
Твой Виталий.
…Слышали «ВизЛ»[55] 12-го? Как Вам?
«Кому как спится» решено отложить на февраль, а то и на март, когда потеплеет, уйдёт мороз. Ждём на днях ещё Вами «подслушанных в лесу разговоров». А ещё серьёзный заказ:
Мы решили дать Году 12 работников, вернее — управляющих. Первый был (если Вы слушали!) Дед Январь (он же — Дед Мороз). Делал я. Это было легко: традиционная, всем известная фигура.
Февраль поручен мне же. Это уже трудней: фольклорного февраля нет. Хочу взять Кащея и Бабу Ягу: пущай пляшут, метель поднимают, волчьи свадьбы правят. Март взялся делать А. А. Ливер[овский]: светлый витязь (пришв[инская] «весна света»).
Апрель Вас просим взять на себя. В моем представлении — это Водяной, просыпающийся и раз в год выходящий из берегов (половодье, заливающее пожни, напояющее землю; Водяник, выпускающий щук погулять по земле, лесных зверей и птиц загоняющий на деревья).
Вам намечают ещё Декабрь. Но берите, что хотите: все трусят, а Старый Леший[56] сразу в кусты!
А по мне так здорово интересная задача: создать 12 образов — дежурных хозяев леса, управляющих им. Народ их не создал, — вот и должны сделать мы.
Лето думаем передать женщинам: Май — Майя. Традиционная Весна-красна с песнями и плясками. Июнь — Юния — русалка на ветвях, на цветных коврах. Юлия — молодуха, Августа — «прибериха» (народное). Сентябрь — охотник (?), Леший; Октябрь — опять появляется Кащей Бессмертный, теперь — на пегой кобыле (народн.). Нет: это — Ноябрь, Октябрёв сын, Сентябрёв внук (народн.). Октябрь и Декабрь тоже Вам, сами и выдумывайте! Хорошо бы только, чтобы в декабре родилась Снегурочка. А то с кем же дед Мороз к ребятам на ёлку явится?..
Принимайте вызов! Захватывающе интересная задача! Потом наши образы месяцев будут переходить из календаря в календарь. Выдумывайте и присылайте, — чтобы время было обсудить!
Ждём рукописей, звонков, Вас живьём!
Что нового у Бор. Леон-ча?[57] А у Вас?
Ваш Вит. Бианки.
Дорогой Владимир Михайлович!
Жена и дочь сердились на меня: «Почему не позвонил Владимиру Михайловичу, сразу не поблагодарил его за такой дар!»
А я нарочно не звонил: сперва надо как следует почувствовать, понять, чтó ты получил. Картину ли, книгу ли не сразу узнаешь, — если она — настоящее, большое произведение искусства. Толстого, Достоевского перечитываешь десятки раз — и каждый раз открываешь в них новое для себя. Так и с Вашей картиной.
Сначала она не очень понравилась мне: холодная северная река с порогами, до самой воды обросшая кустами ольхи и ивы, серый пейзаж Перешейка, нелюбимого мной. Но в том-то и сила художника, что в самом обыкновенном, в том, к чему давно примелькался глаз, — художник заново открывает тебе сокровенную красоту.
Чем больше я всматриваюсь в Вашу картину, тем сильнее она волнует меня.
Я повесил ее у себя в кабинете. Внук посмотрел — и уверенно сказал: — Дешка (так он произносит в своей скороречи слово «дедушка»), от этой картины у тебя в комнате стало светлее.
Я очень тоскую от полного почти отсутствия зимой солнца, от малости света. А Вы умудрились прибавить мне его. Великое спасибо Вам за это волшебство! Спасибо за прекрасный дар!
Крепко жму Вашу руку. Привет Евгении Петровне.
Ждём Вас к себе — побеседовать вечерок.
Ваш Вит. Бианки.
Краткая биографияВиталия Валентиновича Бианки
На фотографии Университетская набережная у здания Академии наук (Петербург, 1894 г.).
В Ленинграде, на берегу Невы, рядом с Университетом, стоит красивое здание Академии наук. Во дворе его раньше находились «казённые квартиры», предназначенные для учёных. Одну из них в конце прошлого века занимала семья известного биолога Бианки. Здесь 30 января (12 февраля н. с.) 1894 года у Валентина Львовича и Клары Андреевны родился сын Виталий. К этому времени семья состояла из четырёх человек: родителей и двух сыновей — десятилетнего Лёвушки и маленького Толи.
Близкие по возрасту, но очень разные по характерам и склонностям, Витя и Толя играли вместе, но часто и ссорились. Старший брат Лев — уже гимназист — держался отдельно.
В семье был строгий распорядок дня, установленный отцом. Обед на столе на пять минут раньше или позже обычного часа вызывал замечание, так как мешал работе Валентина Львовича.
Детьми занималась мать, отца они видели мало. Он приходил со службы к обеду и до глубокой ночи работал за письменным столом — писал научные статьи, отвлекать его, конечно, не разрешалось.
День отец проводил в «своём» музее, где он занимал тогда должность штатного хранителя коллекций Зоологического музея. Музей в те годы пополнился большим количеством материалов, коллекциям не хватало места, поэтому он был переведён из Кунсткамеры в соседнее здание таможни, в котором, кстати, находится и сейчас.
Зоологический музей вошёл в жизнь семьи. Валентин Львович принимал горячее участие в организации и пополнении музея. События в музее были и семейными событиями. В 1901 году сенсацией в учёном мире стала находка на реке Березине, притоке Колымы, почти целого мамонта. События, связанные с доставкой мамонта, подготовкой его к экспонированию в музее, живо интересовали всю семью, а Виталий потом рассказывал, что он пробовал суп из мяса мамонта.
Валентин Львович, живя на даче, приносил из лесу птиц и целые кусты с гнёздами для будущих музейных групп. Принимал участие в далёких экспедициях (в 1908 году был на Камчатке).
В доме Бианки постоянно бывали известные путешественники и учёные: ученик и соратник Пржевальского П. К. Козлов, среднеазиатский путешественник М. М. Березовский, директор Русского Этнографического музея Д. А. Клеменц. Приходили к Валентину Львовичу за советами участники полярной экспедиции для поисков Э. В. Толля, пропавшего без вести в Арктике. Близким человеком в доме Бианки был Лев Семёнович Берг, позже ставший академиком и президентом Географического общества.
Братья Бианки учились в классической гимназии при Историко-филологическом институте. Лев закончил её с золотой медалью, Анатолий учился хорошо, а Виталий, с трудом дойдя до старших классов, совсем отказался учиться. Анатолий Валентинович вспоминает: «Обладая очень живым, неустойчивым характером, Виталий быстро, прямо на лету, схватывал новые знания, но если они не заинтересовывали его, не давал себе труда продумать их до конца и закрепить в памяти. Не удивительно, что в схоластической, с её мёртвыми языками Филологической гимназии он не находил для себя ничего интересного. Отец перевёл Витю в частную гимназию Столбцова. Там он увлёкся уроками литературы, но по-прежнему игнорировал математику». Можно добавить — предпочитал, сидя на задней парте, писать стихи.
Став писателем, Виталий Бианки неоднократно возвращался к воспоминаниям детства, стремился, как он говорил, силой живого воображения нарисовать словами главное из того, что сохранила о далёком прошлом память.
В городе для маленького Виталия «главным» был Зоологический му