ко реакционеры, но нельзя же в самом деле действовать так радикально, как ты.
Миссисипи. Что решило правительство?
Министр. Премьер-министр требует твоей отставки.
Миссисипи. Он поручил тебе сообщить мне об этом?
Министр. Я потому и пришел сюда.
Миссисипи. По закону о государственной службе чиновники могут быть уволены только в том случае, если они уличены в преступлении, в мошенничестве, в связях с другими странами или с партией, замыслившей переворот.
Министр. Ты отказываешься уйти в отставку?
Миссисипи. Отказываюсь.
Министр. Совет министров тебя заставит.
Миссисипи. Правительство должно отдавать себе отчет в том, что оно выступает против Первого юриста мира.
Министр. Твоя борьба безнадежна. Ты самый ненавистный человек в мире.
Миссисипи. Ваша борьба тоже безнадежна. Благодаря мне вы самое ненавистное правительство в мире.
Министр(после паузы). Но мы же вместе учились в Оксфорде.
Миссисипи. Верно.
Министр. Не могу понять, как человек твоей культуры и твоего отнюдь не низкого происхождения получает такое большое удовольствие от смертной казни. Мы ведь принадлежим к лучшим семьям страны, и уже одно это должно бы требовать от нас известной сдержанности.
Миссисипи. Вот именно.
Министр. Что ты хочешь этим сказать?
Миссисипи. Моя мать была итальянской принцессой, а мой отец — американским пушечным королем, не так ли? Твой дедушка — знаменитый генерал, проигравший множество сражений, а твой отец — губернатор колоний, усмиритель многих негритянских бунтов. Наши семьи приказывали рубить головы направо и налево, я же требую смерти виновных. Их называли героями, меня называют палачом. Если мои профессиональные успехи компрометируют лучшие семьи страны, то я тем самым лишь показываю их в правильном свете.
Министр. Ты наносишь нам удар в спину.
Миссисипи. Ты наносишь удар в спину прежде всего справедливости.
Министр. Как министр юстиции я должен оценивать справедливость по тому, приемлема она политически или нет!
Миссисипи. Справедливость должна оставаться неизменной!
Министр. Все в мире меняется, мой дорогой Флорестан, не меняется только человек. Это надо осознать, чтобы править страной. Править — значит управлять, а не казнить. Идеалы — это прекрасно, но я стараюсь придерживаться возможного и обходиться без них. Публичные выступления не в счет. Мир плох, но не безнадежен, безнадежным он становится только тогда, когда к нему подходят с абсолютными мерками. Справедливость не топор палача, а договор.
Миссисипи. Для тебя она прежде всего доход.
Министр. Я был свидетелем на твоем бракосочетании. Но завтра на Совете министров я буду вынужден голосовать против тебя. (Кладет сигару на пепельницу.)
Миссисипи. Мне больше нечего сообщить правительству.
Министр. Я выполнил поручение премьер-министра и поговорил с тобой. Пожалуйста, проводи меня отсюда.
Они удаляются через дверь справа. В комнате никого нет.
Слева входит Сен-Клод. Раньше он был гладко выбрит, теперь у него темно-коричневая козлиная бородка. Одет он просто, на нем коричневая кожаная куртка. Публике может показаться, что Сен-Клод только что вышел от Анастасии и что именно ее руку он поцеловал, появляясь на сцене.
Но женщина в белой ночной сорочке, мелькнувшая в двери, могла быть и кем-то другим. Оставим пока этот вопрос открытым. Сен-Клод идет к столу, берет сигару министра, нюхает ее и затягивается. Затем подходит к заднему окну справа и открывает его. Восхищенно осматривает богиню любви. Потом присаживается слева к кофейному столику.
Сен-Клод. (не поднимая головы). Добрый вечер, Поль.
Миссисипи(с трудом преодолевая волнение). Ты?
Сен-Клод. Да, я. Ты своего добился, Поль. Стал Генеральным прокурором, известен под именем Флорестан Миссисипи, газеты полны сообщений о твоих деяниях, у тебя квартира, обставленная старинной мебелью разных эпох, и, надо думать, красивая жена. (Он пускает кольцо дыма.)
Миссисипи. А тебя как теперь зовут?
Сен-Клод. Еще красивее, чем тебя: Фредерик Рене Сен-Клод.
Миссисипи. Похоже, и ты неплохо устроился.
Сен-Клод. Я тоже многого достиг: стал гражданином Советского Союза, полковником Красной Армии, почетным гражданином Румынии, депутатом польского парламента и членом политбюро Коминформа.
Миссисипи. Как ты попал сюда?
Сен-Клод. Через окно.
Миссисипи. Тогда я его закрою. (Подходит к заднему окну справа и закрывает его.) Что тебе надо от меня?
Сен-Клод. Когда так долго живешь за границей, то, возвратясь, навещаешь первым делом старых знакомых.
Миссисипи. Через границу ты, разумеется, перешел нелегально.
Сен-Клод. Само собой. В конце концов, мне поручено возродить здесь коммунистическую партию.
Миссисипи. Под каким названием?
Сен-Клод. Партия народа, веры и родины.
Миссисипи. И какое это имеет отношение ко мне?
Сен-Клод. Тебе ведь пора постепенно подыскивать себе новое место, дорогой Поль.
Миссисипи(медленно подходя к столу). Что ты хочешь этим сказать?
Сен-Клод. Я полагаю, тебе не остается ничего другого, как согласиться с требованием премьер-министра.
Миссисипи(медленно присаживается к столику напротив Сен-Клода). Ты подслушал мой разговор с министром юстиции?
Сен-Клод(удивленно). С чего ты взял? Я просто подкупил министра внутренней безопасности.
Миссисипи. Меня пугает интерес к моей личности, проявляемый гражданином Советского Союза.
Сен-Клод. Во всем мире о тебе идет такая дурная слава, что даже мы тобой заинтересовались. Я пришел сделать тебе предложение.
Миссисипи. Не пойму, что между нами может быть общего.
Сен-Клод. Коммунистическая партия этой страны нуждается в настоящем руководителе.
Миссисипи. Очень странное предложение.
Сен-Клод. Триста пятьдесят смертных приговоров — может ли быть лучшая рекомендация для такого поста?
Миссисипи встает, подходит к окну справа и стоит спиной к публике.
Миссисипи. А если я откажусь?
Сен-Клод. Тогда мы возьмемся за твои слабые места.
Миссисипи. У меня нет слабых мест. В моральной чистоте моих намерений не сомневается ни один человек.
Сен-Клод. Чепуха. У каждого человека есть своя смертельная слабость. Твоя слабость не в атаках на общество, она в тебе самом. Ты подходишь к миру с меркой абсолютной нравственности, а это возможно только потому, что мир видит в тебе нравственного человека. Твое влияние сразу рухнет, если удастся развеять ореол вокруг твоих добродетелей.
Миссисипи. Такое невозможно.
Сен-Клод. Ты в этом уверен?
Миссисипи. Я шел дорогой справедливости.
Сен-Клод встает.
Сен-Клод(спокойно). Ты забыл, что я вернулся.
Миссисипи оборачивается. Молчание.
Миссисипи(смертельно побледнев). Ты прав. Я не ожидал еще раз увидеть тебя в этой жизни.
Сен-Клод. К сожалению, наша встреча была неизбежной. Ты ведь занял столь видное место в обществе не только благодаря своим смертным приговорам. Ты носишь имя Флорестана Миссисипи, ведешь свое происхождение от итальянской принцессы, учился в Оксфорде. Ты, как солнце, вспыхнул в этом мире, и мир, ослепленный твоим огнем, не поинтересовался твоим происхождением.
Миссисипи(задыхаясь). Луи!
Сен-Клод. Вот так-то, Поль! Спроси у мрака, из которого ты вынырнул!
Миссисипи. Я знать о нем больше не хочу!
Сен-Клод. Тем больше ему хочется узнать о тебе.
Миссисипи. Гиена!
Сен-Клод. Вот ты и заговорил нашим прежним языком. Это радует. Не будем забывать о нашем благородном происхождении. Наше зачатие стоило не больше пяти лир, а когда мы появились на свет, водосточный желоб окрасился кровью. Мокрые от сточных вод крысы учили нас жизни, о необратимом движении времени нам напоминали паразиты, ползавшие по нашим телам.
Миссисипи. Замолчи!
Сен-Клод. Пожалуйста. Давай снова присядем на эти стулья в стиле Людовика Четырнадцатого.
Он садится. Миссисипи подходит к столу.
Миссисипи. Расставаясь тридцать лет назад, мы пообещали друг другу никогда больше не встречаться.
Сен-Клод(затягиваясь сигарой). Верно.
Миссисипи. В таком случае уходи.
Сен-Клод. Я остаюсь.
Миссисипи. Хочешь нарушить свое слово?
Сен-Клод. Само собой. Держать данное слово — это роскошь, непозволительная для людей нашего происхождения. Кто мы такие, Поль? Сперва мы воровали всякое тряпье, чтобы прикрыть свое тело, потом грязные медные монеты, чтобы набить брюхо заплесневелым хлебом, затем мы были вынуждены продавать самих себя, несчастные жертвы жирных бюргеров, завывавших над нами от похоти, словно коты в марте, наконец с оскверненными задницами, но с гордостью молодых предпринимателей на заработанные с таким трудом деньги мы открыли бордель: я был хозяином, ты — швейцаром.
Долгая пауза. Миссисипи садится.
Миссисипи(тяжело дыша). Надо же было как-то жить!
Сен-Клод. А зачем? Если бы мы тогда приковали себя к ближайшему фонарю, никто бы не протестовал.
Миссисипи. Я для того и терпел эту чудовищную нужду, чтобы однажды в углу мокрого подвала в руки мне попала полуистлевшая Библия, по которой я учился читать ночи напролет, коченея под светом газового фонаря. Разве остался бы я в живых еще хоть один день, если бы меня не затопило видение закона, хлынувшее в наш мрак, словно огненное море? Что бы я ни делал с этой минуты, какие бы глубокие унижения ни переживал, какие бы мерзкие преступления ни совершал, все было посвящено одной цели — учиться в Оксфорде и, став прокурором, восстановить закон Моисея, руководствуясь мыслью, что человечеству, чтобы двинуться вперед, надо вернуться на три тысячи лет назад.