Замок Юбелоэ-Цабернзе?
Юбелоэ. Перешел в собственность фармацевтических фабрик.
Анастасия. Мариенцорн в Бунцендорфе?
Юбелоэ. Пошел с молотка.
Анастасия. Замок Мон-Парнас на Женевском озере?
Юбелоэ. Конфискован.
Анастасия. А твой тропический госпиталь на Борнео?
Юбелоэ. Сгнил. Местная медицина оказалась сильнее. Я хотел помочь людям, хотел облегчить им жизнь и в результате стал нищим. Рваная одежда, которую ты видишь на мне, эта вопиющая к небу куртка, этот свитер, который мне связала в Батавии одна миссионерка, эти обтрепанные брюки и стоптанные башмаки — вот и все, что у меня осталось.
Анастасия. Но тебе ведь принадлежит еще клиника Святого Георга для бедных. Нам много не нужно, Бодо. Ты врач, я буду давать уроки игры на фортепьяно.
Юбелоэ. Перед отъездом я подарил клинику Союзу помощи алкоголикам.
Анастасия(бессильно опускается на стул). А мой муж заставил меня все мое состояние завещать Союзу падших девушек.
Юбелоэ(в ужасе). Мы оба вконец разорены.
Он тоже опускается на стул.
Анастасия. Мы пропали.
Юбелоэ(робко). Мы не пропали, Анастасия. Теперь нам осталось только сказать правду.
Анастасия(настороженно). Что ты хочешь сказать?
Юбелоэ. Ты призналась своему мужу?
Анастасия (недоверчиво). В чем?
Юбелоэ. В том, что ты моя возлюбленная.
Анастасия(тихо). Ты хочешь сказать ему об этом?
Юбелоэ(твердо). Я должен. К правдивости я всегда относился особенно серьезно.
Анастасия(решительно). Это невозможно.
Юбелоэ(неумолимо). В ту ночь, когда умер Франсуа, ты стала моей.
Анастасия. И вот теперь, пять лет спустя, ты, как глубоко порядочный человек, хочешь предстать перед моим мужем и объяснить ему, что я тебя соблазнила?
Юбелоэ. Другого пути нет.
Анастасия. Но это же смешно.
Юбелоэ. Смешно все, что я ни делаю. В молодости я читал книги о великих христианских святых. Я хотел стать похожим на них. Я боролся с бедностью, я шел к язычникам, я стал в десять раз больнее, чем святые, но, что бы я ни делал, с какими бы ужасами ни сталкивался, все каждый раз оборачивалось своей смешной стороной. Смешной стала даже моя любовь к тебе, единственное, что у меня еще осталось. Но это наша любовь. Мы должны терпеть ее смехотворность.
Анастасия. Из-за твоей порядочности на нас всякий раз обрушивались чудовищные несчастья. Вспомни Лозанну. Ты не женился на мне, потому что хотел сперва сдать экзамены, в результате меня втянул в свою шайку один дивизионный офицер. Я соблазнила тебя, но и тогда ты не хотел ничего делать. Чтобы стать наконец твоей женой, я убила Франсуа, а ты бежал в Тампан. И вот теперь ты хочешь признаться в нашей любви не кому-нибудь, а моему мужу, который в наказание за измену отравил свою первую жену. Пять лет я притворялась, понимая, что он убьет меня, если узнает правду. Я стада тюремным ангелом. Стала женщиной, о которой с уважением отзываются священнослужители. И вот появляешься ты и хочешь открыть глаза моему мужу, да еще в довольно критический момент. Это же безумие — сказать ему правду.
Юбелоэ. Правда всегда безумна. Ее надо выкрикивать, Анастасия. Я выкрикну ее в этой комнате, прямо в лицо этому гибнущему миру наших прегрешений. Разве ты хочешь лгать, лгать без конца? Нашу любовь может спасти только чудо. Мы должны сказать правду, если хотим верить в это чудо.
Анастасия(удивленно). Ты веришь в чудо?
Юбелоэ. Наша любовь неотделима от чуда.
Анастасия. Но это же чушь!
Юбелоэ. Это единственная разумная вещь, которая нам еще осталась. (Он закуривает сигарету.) Я скажу твоему мужу правду. В ней дотла сгорит наша подлость, и наша любовь возродится из пепла. (Он раздавливает сигарету.) Когда вернется твой муж?
Анастасия. Не знаю.
Юбелоэ. Я подожду. Посижу среди этой мебели и картин, подожду его прихода.
Анастасия молчит.
Юбелоэ(побледнев). Анастасия!
Анастасия. Чего тебе?
Юбелоэ. Ты меня любишь?
Анастасия. Я люблю тебя.
Юбелоэ. Тогда подойди и поцелуй меня.
Анастасия медленно подходит и целует его.
Теперь я знаю, что ты будешь любить меня всегда. Я верю в нашу любовь, как верю в чудо, которое нас спасет.
Анастасия(пылко). Давай убежим! Без оглядки! Ни о чем не думая! И никогда не вернемся сюда!
Юбелоэ. Нет. Я подожду. Подожду чуда.
Часть вторая
Та же комната. У кофейного столика, уставленного бутылками из-под коньяка, стоит Юбелоэ. В глубине, у окна слева, Анастасия.
Анастасия. Опять надвигается туман.
Юбелоэ. И толпа.
Анастасия. В этом году в ноябре над рекой каждый вечер поднимался туман.
Юбелоэ. Стол в стиле бидермейер, два стула в стиле Людовика Четырнадцатого, буфет в стиле Людовика Пятнадцатого. Комод в стиле Людовика Шестнадцатого, софа в стиле ампир. Ненавижу эту мебель. Уже в Лозанне я ее ненавидел. Я вообще ненавижу мебель.
Анастасия(хотя не слышно никаких звуков). На кафедральном соборе пробило восемь.
Юбелоэ. Десять часов. Я жду уже десять часов.
Анастасия. Стрельба. Все время стреляют.
Юбелоэ. И все время слышно пение. Такие песни поют, когда гибнет мир.
Анастасия. Сейчас в Чили разгар лета, а ночью на небе виден Южный Крест.
Юбелоэ. Правда — вот наш крест. Я скажу твоему мужу правду. Я крикну ему правду в лицо.
Анастасия. Швейцару в публичном доме.
Юбелоэ. Самый порядочный человек в Тампане тоже был швейцаром в публичном доме. Он всегда жертвовал что-нибудь для моего тропического госпиталя, всегда. (Юбелоэ садится за столик.) Стол в стиле бидермейер. Два стула в стиле Людовика Четырнадцатого, буфет в стиле Людовика Пятнадцатого. Комод в стиле Людовика Шестнадцатого. Софа в стиле ампир. Ненавижу эту мебель. Уже в Лозанне я ее ненавидел. Я вообще ненавижу мебель.
Анастасия. Как ты думаешь, самолет в такой туман полетит?
Юбелоэ. Теперь они летают в любую погоду. Даже если летят к черту. Правду. Я скажу ему правду.
Анастасия. Ты выпил больше пяти бутылок коньяку.
Юбелоэ(неожиданно взрывается). Нельзя же выносить этот ад одиннадцать часов подряд! Рембрандт Харменс ван Рейн, жил с тысяча шестьсот шестого по тысяча шестьсот шестьдесят девятый, пейзаж с башней, гравюра.
Оба сидят неподвижно. В окне слева появляется министр.
Министр. Пока эти двое, мужчина и женщина, ждут в своей комнате, я тем временем стал премьер-министром. Положение кажется катастрофическим, весь мир затаил дыхание, акции стремительно падают, распространяются невероятные слухи, но на самом деле сложилась идеальная ситуация для захвата власти.
Слышны аплодисменты невидимой толпы.
Лежа на диване в своем новом кабинете — прежний премьер-министр уже лежит в санатории, — я рву на части фотографию нелегально пробравшегося к нам агента и бросаю клочки в огонь. (Рвет фотографию и бросает клочки в огонь.) Он глуп, только и всего. Как будто можно бояться революции против отдельного человека. Человеком жертвуют, а сброд, называемый обществом, остается. Давно доказано, что каналий нельзя уничтожить, так сделаем на них ставку и всегда будем в выигрыше. (Аплодисменты.) Чернь любит кровожадность вначале, безмерные надежды, бездумный авантюризм, но в определенный момент бунта благосклонность толпы поворачивается в другую сторону. Сперва ее горячит желание поживиться чем-нибудь, потом остужает страх потерять все. В этот точно рассчитанный момент и надо выступить в роли спасителя порядка. Вот где кроется шанс. (Аплодисменты.) Воспользуемся им. Армия готова. Хорошо. Полиция оснащена дубинками. Еще лучше. Клянусь всеми святыми… Иоганн, виски! (Слуга приносит стакан виски.) Я еще остаюсь в тени. Еще позволяю одному дураку травить другого, а толпе с поднятыми вверх кулаками — гнаться за нашим несчастным Генеральным прокурором, который в этот самый момент, грязный и истекающий кровью, перелезает через забор своего сада, чтобы там упасть под деревом, кажется, это яблоня. Неудачное место, если тебя найдут. Беги, кролик, беги. Вот он поднимается и, хромая, тащится к террасе.
Министр выпивает виски, бросает стакан через плечо и исчезает. Совсем близко раздается выстрел.
Юбелоэ. Геркулес Зегерс, жил с тысяча пятьсот восемьдесят девятого по тысяча шестьсот сорок пятый, старая мельница, гравюра. (Пошатнувшись.) Я скажу ему правду… Ты меня любишь?.. Чудо произойдет. Я скажу ему правду, и мы будем свободны.
Дверь справа открывается.
Анастасия(спокойно). Мой муж.
В дверях появляется растрепанный, окровавленный Миссисипи.
Миссисипи. Добро пожаловать на родину, господин граф.
Анастасия. Флорестан!
Она хочет броситься к нему, Миссисипи жестом велит ей успокоиться.
Миссисипи. Не будем забывать о нашем госте, дорогая Анастасия. Несокрушимая выдержка — вот единственное, что мы еще можем позволить себе в этом постоянно меняющемся мире. (Он кланяется.) Граф Юбелоэ, вы пришли, чтобы явиться с повинной? Поскольку моя жена и я решили сделать то же самое, нам уже ничего не помешает.
Юбелоэ собирается с мыслями.
Юбелоэ. Господин Генеральный прокурор! Вы женились на женщине, которой я дал яд, что тут говорить, это удар для меня, страшный удар, но вы хотите восстановить закон Моисея. Я склоняю голову перед такой титанической жаждой справедливости. Это возвышенная идея. Почтительно склоняю голову. Насколько я могу судить — не без содрогания — по ужасному виду вашей одежды и по вашему разбитому, исцарапанному лицу, вы, господин Генеральный прокурор, тоже потерпели крах. На нашу с вами долю, господин Миссисипи, выпало потерпеть крах в этом столетии. Полный крах. Мы уже ничего не решаем, история нас отринула, вас, благодаря неустанному труду и железной энергии выкарабкавшегося из хлябей большого города, и меня, графа, потомка древнего патрицианского рода, чьи предки принимали участие в крестовых походах. По песням на улице можно догадаться о постигшей вас участи, мою участь толпа тоже решит с язвительным смехом. В этом гибнущем мире — а в том, что он гибнет, никто уже не сомневается — нам осталось только одно: решительно и фанатично, с безумной смелостью говорить правду.