Писатель. Прописные истины! Ничего, кроме прописных истин!
Палач. Сударь, сегодня на карту поставлены самые что ни на есть прописные истины.
Молчание.
Писатель. Сигарета докурена.
Палач. Хотите еще одну?
Писатель. Нет, хватит.
Палач. Шнапсу?
Писатель. Тоже не хочу.
Палач. Ну, так как?
Писатель. Закрой окно. Появился первый трамвай.
Палач. Окно закрыто, сударь.
Писатель. Я хотел поговорить со своим убийцей о возвышенном, а вышло, что палач раскрыл мне глаза на элементарное. Я боролся за лучшую жизнь на земле, за то, чтобы человека не использовали как вьючное животное, чтобы его не заставляли в поте лица добывать хлеб богачам. Я боролся за свободу, за то, чтобы мы были не только хитрыми, как змеи, но и нежными, как голуби, за то, наконец, чтобы люди не подыхали в своих хижинах, не падали замертво на каменистой пашне и не испускали дух в твоих кровавых руках. Я боролся, чтобы искоренить страх, чтобы исчез недостойный человека ужас перед твоим ремеслом, палач. Это была борьба за элементарные вещи. Только в печальные времена надо бороться за то, что разумеется само собой. Но когда наступает урочный час и твоя мощная фигура неведомо откуда появляется в комнате, — тогда снова можно быть смиренным, тогда на карту ставится не элементарное, а нечто совсем другое: прощение грехов наших, мир нашей души. Наша дальнейшая судьба решается уже без нас, мы над ней больше не властны. Мы честно сражались, и нас не в чем упрекнуть, хотя мы и потерпели поражение. То, что мы совершили, не пропало даром. Борьбу продолжат другие, ее подхватят в другом месте, в любое время. Погаси лампу, палач, первые лучи рассвета не дадут тебе промахнуться.
Палач. Как вам будет угодно, сударь.
Писатель. Мне так угодно.
Палач. Вы встаете.
Писатель. Больше мне нечего сказать. Час пробил. Доставай кинжал.
Палач. Вам хорошо в моих руках, сударь?
Писатель. Лучше некуда. Кончай.
Процесс из-за тени осла
Голоса
Струтион — зубной врач
Антракс — погонщик ослов
Кробила — его жена
Филиппид — городской судья
Мильтиад — асессор
Фисигнат — адвокат Струтиона
Полифон — адвокат Антракса
Пелида — модистка, возлюбленная Мастакса
Мастакс — кузнец-оружейник, брат Тифида
Тифид — капитан пиратского судна
Ирида — его невеста
Стробил — старший жрец, покровитель Антракса
Телезия — танцовщица
Агатирс — верховный жрец, покровитель Струтиона
Председатель Общества защиты животных
Председатель Общества иностранного туризма
Директор акционерного общества «Мрамор»
Агитатор
Гипсибоад — председатель сената
Пфриме — цеховой мастер
Фукидид — директор Оружейного акционерного общества
1-й человек — посланец партии Тени
2-й человек — посланец партии Осла
Караульный
Осел
Пиропс — брандмейстер
Полифем — фельдфебель
Персей — фельдфебель
Нищий
Книготорговец
Глашатай
Торговка
1-й судья
2-й судья
3-й судья
4-й судья
5-й судья
У Виланда позаимствованы части диалога и речь Мильтиада, переведенная из косвенной в прямую.
Песню Тифида написал Берт Брехт.
Струтион. Я — Струтион, зубной врач. С меня начинается это проклятое дело. Оно меня полностью разорило. Полностью, повторяю. Дом, практика, брак, имущество — все полетело в тартарары. И при этом я не виновен, совершенно не виновен! Я сделал только одну ошибку, признаюсь: я родился в Мегаре и перебрался в это дрянное фракийское местечко Абдеру. Кто же это переселяется в Абдеру, спросите вы меня? Я тоже спрашиваю себя. Абдера — это катастрофа. Десять тысяч жителей — умолчим о них. Тысяча плохо построенных глинобитных домов — теперь большая часть их сгорела. Грязные улочки, окруженные одними болотами, где полно лягушек, — не будем о них говорить, у меня от лягушек голова кругом идет. Короче говоря, глухая провинция. Храмов — два. В одном поклоняются Латоне, богине, которая когда-то превращала крестьян в лягушек, в другом — Ясону, этому полубогу, который якобы убил двух могучих быков, — тоже типично. И вот здесь-то я зубной врач. Но я не хочу больше говорить об этом. Я хочу рассказать о том, как я однажды утром — прошлым летом — должен был срочно поехать в Геранию, в трех днях пути отсюда: у директора тамошнего Общества по импорту рабов заболел левый верхний зуб мудрости. С тех пор я проклинаю зубы мудрости. Итак, я отправляюсь в путь. Перед этим я поел — немного холодной индюшатины и одно яйцо. Ну и выпил стаканчик красного, не отрицаю. Моя ослица, на которой я обычно езжу, накануне вечером произвела на свет осленка. Пришлось мне с самого утра пойти на базар, который, как всегда, кишит нищими, глашатаями и торговцами, к одному погонщику ослов, чтобы взять себе осла напрокат.
Слышны его шаги.
Нищий. Подайте милостыньку, господин Струтион, маленькую, хорошенькую милостыньку!
Торговка. Сливы! Свежие сливы, первые сливы!
Глашатай. Афиняне высадились в Сицилии! Перелом в Пелопоннесской войне[33].
Антракс. А я — Антракс, погонщик ослов. На базаре ко мне подошел господин зубной врач Струтион. Теперь и меня упрекают в том, что случился пожар. Какая чушь! Это я-то, истинный патриот, — ведь я всегда говорю: Абдера превыше всего, Фракия превыше всего! Конечно, он не был мне симпатичен, этот зубодер, — подкатился ко мне на базаре, как бочонок, который подтолкнули, — ничего удивительного, он же из Мегары, там они изобрели плоскостопие! Видели вы когда-нибудь кого-нибудь из Мегары, кто был бы вам симпатичен? Нет, конечно. Я тоже не видел. И вином от него пахло, и не стаканчиком красного, а целой бутылкой. Так и разило! Вы представляете себе, какое это может произвести впечатление на простого человека, который круглый год, как я, питается одной просяной кашей с чесноком. И к тому же этого зубного врача из Греции еще ни разу не видели в храме — дремучий безбожник: даже ванна, говорят, есть у него в доме, у этого язычника!
Струтион. Итак, я беру себе напрокат осла у погонщика Антракса, чтобы доехать до Попополиса, первой остановки на пути в Геранию. Неплохого осла, должен сказать, хорошо ухоженного и даже вычищенного. Я сажусь, погонщик идет сзади. Еду по грязным улочкам, мимо ратуши, мимо театра, мимо спортивного зала, через нижние городские ворота, потом через верхние, и вот мы уже в болотах.
Слышно кваканье лягушек, стук копыт осла, шаги Антракса.
Антракс. Я бегу рядом с ними обоими. Рядом с ослом и рядом с зубным врачом, сидящим на осле. А я — пешком, как всегда. Священные лягушки квакают, тоже как всегда. Я бью поклоны: в сторону востока, в сторону запада, в сторону севера и в сторону юга. Зубной врач и не шелохнется. Такой безбожник, такой язычник! Мы оставляем за собой священные болота и приближаемся к большой равнине.
Струтион(стонет). О-о, проклятье! Какая безумная жара! Равнина между Абдерой и Геранией славится жарой.
В народе ее называют равниной солнечных ударов. И я еду, еду, еду. Иногда осел останавливается, затем бежит дальше, затем опять останавливается — а за нами погонщик, от которого воняет чесноком. Я еду. Солнце поднимается все выше. Я еду. Целый час. Ни деревца, ни кустика, ничего, только равнина, только выжженная трава и сверчки, тучи сверчков. Такая равнина может быть только во Фракии. У меня начинает кружиться голова, солнце — словно огненное колесо, обжигающее на ходу осла и человека. Наконец я уже перестаю что-либо соображать. Я слезаю с осла и сажусь в его тени. И тут на меня воззрился этот парень, а потом произошло нечто невероятное. Я не верил своим ушам.
Антракс. Эй, господин, чего это вы? Что это значит?
Струтион. Какое тебе дело? Я присел ненадолго в тени осла. Солнце так печет, я прямо теряю сознание.
Антракс. Нет, добрейший господин, об этом не было уговору! Я дал вам напрокат осла, а о тени вы ничего не говорили.
Струтион. Ты что, с ума спятил? Тень сопутствует ослу, это само собой разумеется. Я взял напрокат обоих, когда взял осла.
Антракс. Клянусь священными лягушками! Это совсем само собой не разумеется. Осел — одно, а его тень — другое. Вы взяли у меня напрокат осла за десять медяков. Если вы хотели взять вдобавок напрокат и тень, вы должны были об этом сказать. Короче говоря, господин, вставайте и езжайте дальше или заплатите мне за тень, что обойдется не так уж дорого.
Струтион. Как? Я заплатал за осла, а теперь должен еще платить за его тень? Будь я сам трижды осел, если я это сделаю! Осел мой на весь день, и я буду сидеть в его тени сколько мне вздумается, можешь быть спокоен!
Антракс. Вы это серьезно?
Струтион. Совершенно серьезно.
Антракс. Тогда пусть господин сразу же возвращается в Абдеру, прямо в городской суд. А там увидим, кто из нас прав. Да будут священные лягушки милостивы ко мне и к моему ослу, и тогда мы посмотрим, как вы заберете у меня против воли тень моего осла!
Струтион. Ну что я мог поделать? И для этого, переехал из Мегары в Абдеру! Такое может случиться только во Фракии. Сначала мне очень хотелось избить этого погонщика, но потом я поглядел на него: детина метр девяносто и вдвое шире своего осла. Мне ничего другого не оставалось, как бросить зуб мудрости на произвол судьбы и вернуться в Абдеру, к городскому судье Филиппиду.