Противно холодно – и в душу поддувало…
Общественность? – уж как-нибудь я сам
Ни возраста ни близких ни заботы —
Лишь солнце – сквозь вино… Не знаю кто Ты —
Провеял ласково по редким волосам
БОРИС ГОДУНОВ
Явился самозванец самиздатом
«Тень Грозного меня усынови…»
Мнил – цезарем, любимцем меценатом
Отторгнут – чужеродное в крови
Развращены бездельем блудом блатом
Ворье и грязь – кого ни назови
Сопливясь от усердья и любви
Да! сильного признаем Старшим Братом
И между тем как свиньи жрут почет
Толкается! – под ребрами печет
И чует правду – прожигает просто
(Тень Грозного?) Встряхни ж нас царь Борис
Да крепче поухватистей берись
Чтоб отлетел весь мусор гной короста!
МОСТ
Бородачи пузаны – малышня
Гуляем во дворе нарядных ясель
Лепечем и пузыримся: ня! ня!
Визжит как смерть! – упал и нос расквасил
Влез на горшок величие храня
Все девочек исследует – мамасик
Обиделся: не поняли что – классик
Дым! шоры! обезьянник! злоба дня!
Когда иду я через Крымский мост —
Стальные фермы – балки вперехлест —
Заклепки в два ряда – стальные шляпки —
Весь в солнце – над рекою – в пустоте
Теряя чешую монетки перья тряпки
Завидую высокой простоте
ЦВЕТЫ С ОКРАИНЫ
Вьюном ефросинья вся в желтых цветочках
У ржавой трубы где труха и кирпич —
Мильон срамокашек… пук лапушек сочных
И скромный лиловый иван-ильич
Хлион и валерия – белые точно
Движенье души – все равно не постичь
И чемпиоза – махроза мистич-
ческая – вся в клопах и окантах барочных!
Собрать эту живность и нечисть в канаве
Домой принести и поставить на стол
Принюхайтесь к этой любви и отраве —
Как будто здесь чистили рыбу и жрали
Арбуз пили пиво газету марали —
И кровью и спермой букет изошел!
БЕССТРАШНАЯ
Памяти Нади Эльской
И плоти-то в ней не было почти —
Одна улыбка. Смерти что за пища! —
Пронзительные светлые глазищи
А вот о н а возьми и предпочти
Споткнулась и лежит на полпути
А там весной как соловьи засвищут
Ее покойный Цыферов отыщет
И скажет: «Есть надежда… не грусти…»
Искусство лезло в парки и в квартиры
Бульдозеры корежили картины
И коршуном над паствою – Оскар…
Соратница! пьянчужка! анархистка!
Ты – с нами! мы – с тобой! мы здесь! мы близко!
Вот только б тебя Генка отыскал
ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ
При получении извещения с черным крестом из Праги
Мой тесть Гуревич Александр Давыдович
И музыкант из Праги Глеб Ерохин
Солагерники – что вы там навиделись! —
И снова вместе – тени духи вздохи
И собеседник мой пожалуй с виду лишь
Еще вполне – он мертв – и ухо в мохе
А если жив ему не позавидуешь —
Кариатида вымершей эпохи
Но в памяти живет и ходит Прага
В глазах блестит предательская влага
Как бриллиант весь мир омыт в апреле
Вон Федоров идет по тротуару
С ним – Цыферов… И эту знаю пару
Кто умер тот живой на самом деле
ВСТРЕЧА
Памяти Юло Соостера
Был автобус – ехали к Юло
Было бледно ветрено и тонко
Бормотала старая эстонка —
Их глаза что лед или стекло
Было море ласковей теленка
Лес сквозил что аиста крыло
И шоссе куда-то вверх вело
– М е т с а к а л м и с т о о – наша остановка
Свечи на земле – на мокрой хвое
Пламя белое стоит как неживое
Позабыл я, ты в каком ряду?
Все что первым – жизнь насквозь – заметил
Чем сквозь холст – в порыв бумаги бредил
Так и знал что я тебя найду
УРАЛ ЗИМОЙ ПЯТИДЕСЯТОГО
Сугробом кровля – овощехранилище
С зарей приводят женские бригады —
Штаны платки бушлаты и заплаты
Внизу темно и скользко – запах гнили еще
Зато попеть позубоскалить рады
Всему научат в лагере: училище
—А эта блядь откуда еще вылезла? —
Глаза блестят и губы виноваты
—Скучает дура по тебе траншея! —
Из-под тряпицы тоненькая шея —
Картофелина вроде проросла
Вверху белеют смутные окошки…
Возились двое на горе картошки —
Да это ведь любовь у ней была
МНЕ 12 ЛЕТ
Весь встрепанный и потный со двора
Вбежал: отец!.. И сразу тихо стало
Из темных рук бумага выпадала —
И той бумаге не было конца
Он плакал половиною лица
Над Витебском над мятой похоронкой —
И горе вдаль веревочкой – воронкой
Закручивалось – дымная дыра
Устами – всеми звездами крестами
Отец рычал хрипел: «Будь проклят Сталин!»
Обмолвился?.. Ослышался я? да?
Не Гитлера винил он в смерти сына…
Пусть жжет вас пламя Страшного Суда! —
Да керосина больше! керосина!
ВОРОНА
Оказывается не чуждо чувство юмора
и птицам. Вот – бросаю палку пуделю —
Палка перед ним как живая прыгает
по асфальту. Ранний октябрьский
иней выбелил траву кусты. Оттуда
за нами ворона следит с любопытством
Лохмушка радуясь гарцует, перехватывая
белыми зубами толстый прут крошит
Бросаю снова. С элегантностью пантеры
ворона низко проносится над пуделем
опережая подхватывает палку – выронила
в притворном ужасе: «сыр выпал!» – тот кидается
Вдруг сообразив оскорбленно заливается лаем
Она смеется клюв беззвучно разевая
ПОЭЗИЯ ЗЕМЛИ
«Поэзия земли не знает смерти» —
Счастливая земля и небо Китса!
Перелистаешь, так и екнет сердце:
Двадцатый век – последняя страница?
Там чудище в тумане черным чертит
А здесь в березняке – и снег и птицы
И слышно как деревьям лето снится…
Опомнитесь! замрите и не смейте!
…что графоман я понял по затылку
Поставил абрикосовой бутылку
И высыпал на стол орехов грецких
День остывал – дышалось в Коктебеле
И так хотелось «плыть и плыть без цели»
Под ровный гул стихов его – советских
СОНЕТ ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ
Здесь воздух весь – полынь – и небо птичье
Потеки лавы, камень как нарост
Кто растолкует мне косноязычье? —
И отчего возник незримый мост?
Над Коктебелем ярче сфера звезд
Явился дух – знакомое обличье
Спала под легкой тканью Беатриче
Воробышком – так осторожно нес
Он огневел – и все во мне дивилось
Насквозь – гора и моря полоса
Приблизился – невероятно вырос…
Зрю: виноградом сердце на ладони
Он дал вкусить свой дивный плод – Мадонне —
И я проснулся в горе и в слезах
НИКИТСКИЙ САД
Славе Лену
Никитский сад – твой камерный театр
Здесь все деревья – духи и актеры
Все гонишься за призраком который —
В зеленый бархат… В дырочку следят…
Ты сам для них – и дух и экспонат
Спускаясь к морю ты уходишь в горы
Где – гул аплодисменты разговоры
Где – Горького и Невский и Монмартр
Здесь все отрепетировано, даже —
Твоя фигура на вечернем пляже
И горы декорацией висят
Что там мелькнуло – чайка ли?.. собака?..
Когда себя сыграем как спектакль
Пусть занавесом нам – Никитский сад
СОНЕТЫ-89
ДЖОЙС
Ты Гамлет, Клинк. А море как трюмо
Бык выбривал с усердьем подбородок
Внизу в подвал с каким-то невозмо
Омфал… Ку-ку!.. зеленый луч короток
План Дублина – и Трои – и настроя
Суп из цитат – сплошное недове
Фантастика такая в голове
Хоть торт лепи из главного героя
Суть всех вещей – я жду – куда-то делась
Не прячь глаза и не… – Эт видит Деус! —
Он растянулся навзничь в острых ска
Собачий лай… Игрушки сэра Лута —
Песок и камни – вечная минута —
И ночь полусознания близка
ПРИШЕСТВИЕ
Между Самарией и районом Капотня
Где в песках коптит всегда факел нефти
Трубы крысы стражи и хрущобы
Встретило Его человек десять прокаженных
И когда Он приблизился к Городу
МЫ ИДЕМ СЕМИМИЛЬНЫМИ ШАГАМИ
Если верить милицейскому протоколу
«Анна не отвечала. Кондуктор»
(Бабеля арестовали утром на даче)
На недавнем пленуме Верховного Совета
Было преимущественно без осадков
От 16‐го микрорайона до метро ВАРШАВСКАЯ
Одного по правую, другого по левую сторону
… И посыпались кубики в белое небо
—Галактика! Амон и царь Египта…
Все звезды – да! – кто – светом, кто – звонком
И первой вышла женщина из лифта
Которую слизнуло языком
Темно и стра на складе заводском
Встают и бродят… А туман? а взрыв-то?
Тряс мальчика… глаза открыты… жив? да?
В лесу тянуло страхом и дымком
И столп пороховой в пустыне вырос
Свершилось! – нам сквозит Христос – Озирис
Открой окно – там стекла сотряса…
В палатах продолжаются дебаты
Ждут призраки компьютеры солдаты…
Отсрочка вам еще на полчаса
БИБЛЕЙСКИЕ СОНЕТЫ
Не Ты ли дал красивые перья павлину
(Нет речь не идет о годах войны и голода)
Он оставляет яйца свои на песке
Заведующему ювелирным магазином
Не Твоей ли мудростью летает ястреб —
Группа военачальников и пропагандистов
Он смеется над опасностью и не робеет
Обвинений направленных против директора бани
Вот я ничтожен – что могу ответить Тебе?
Он восстал против насилия – он восстал
Афродитовый червь из отряда кольчатых
Был общим родственником но не входил
Приговорен к высшей мере но не признал
И успокоил его Господь в земле его предков
Можешь ли ты из пучины выудить левиафана —
Черная полоса проходит через глаз
Диаграммой реальных розничных цен —
Почернеть от забот но справить субботу
Кто может отворить двери лица его? —
Где находится скользкое анальное отверстие
В завершенье проекта Госплана – над скатертью
Он горит золотым семисвечником
Крепкие ляжки его – великолепие царства!
Грызущие ротовые части кузнечика
Пистолет – пулемет системы Дегтярева!
Вопреки широко распространенному мнению
За простои вагонов мы платим валютой и кровью
С тех пор как существует еврейский народ
ДИАГНОЗ
Директора наших новых форм и объединений
Единственные между двукрылыми отличаются
Конкретными фактами неоправданных проволочек —
Крылья их прозрачны, жужжала белые
Они питаются кровью – и опираются лапками
На самые широкие слои современного общества
Личинки их напротив насыщаются различными
Проспектами и премьерами в благотворительных целях
Обладая возможностью демократического выбора
Самка кладет 12 штук сравнительно больших яиц
В комиссии подкомиссии – щели пола и пыльные углы
На очередном заседании народные депутаты
Выкрикивали с мест – многие вели себя некорректно
От чесания воспаление и зуд только увеличиваются
ПОРТРЕТ АННЫ КАРЕНИНОЙ
Она слышала звуки шагов по его кабинету
Высокая трава мягко обвивалась вокруг
Впечатление мрака при потухшей свече
Она боялась оставаться одна теперь
«Вы но не я» – сказала она оборачиваясь
«А хорошо! очень хорошо» – сказал он сам себе
«Уехал! кончено» – сказала себе Анна
И подошла к трюмо чтобы увидеть
Глядя на тень вагона на смешанный с углем
Какое-то неприятное чувство щемило
Солдаты брякнули ружьями, арестанты
Блестящие казавшиеся темными от ресниц
Приближение поезда… Эта радость избавления…
Усики над вздернутой губой
РАЗНОЕ ОБ А. С. ПУШКИНЕ
Заходил Пушкин, он пробегал
«Московский европеец», «Идеал», «Трактат о висте»
Вспомнил что у Гете Мефистофель
Прозрачные намеки на отчужденность
Одного не доставало счастью Пушкина
Она выпучила на меня свои большие
Мы заметили уже что неумеренная
Ничего не смыслящему в конспирации
Пушкина убили, непростительная
Что касается нападок Кюхельбекера
Пациент все слабее. Касторовое
Я пошел на квартиру Пушкина
В синем фраке с золотыми пуговицами
Камышовую желтую палку, у которой
ДЕТЕКТИВ
Полицейский комиссар с аппетитом докончив филе
На сиденье лежал фотоаппарат «лейка»
Наконец заключенному передали записку
—Я не убивал ее! не убивал!.. – Вообще-то
Волшебство солнечного дня яркие цветы
Я лежал уставясь в черную пустоту
В одиннадцать часов после короткого разговора
Серое небо казалось ползет по крышам
—Скорее! Там убили человека! Ничего не понимаю
—Помоги мне погрузить тело в багажник
И перерезал горло ему чтобы не кричал
Наконец убийца (своего рода акт милосердия)
Приканчивает их выстрелом в голову
Суровая деловая женщина за пишущей машинкой
БОДАЛСЯ ТЕЛЕНОК
Упорнее всего Твардовский и редакция —
Кричал и разговаривал причем на разные голоса
Свобода! Легкость! Весь мир обойми
Вероломное нападение в мирной обстановке
Спускаясь по мраморной лестнице и думая о другом
Мой архив и сердце мое терзали жандармские когти
Система навесных железных коридоров
Вся Москва перепрятывала куда-то самиздат
Во дворе на солнце заколачивали ящики
И опять я перепрятывал в дальнее Укрывище
Во всяком случае Лакшин не задохнулся
Видел же Иосиф сон и поведал братии своя —
Такую одинокую женщину с тараканами и кошкой
Дух истины – его же мир не может прияти
ГОДОВЩИНА ОКТЯБРЯ
Барабан под окнами – сразу всех перебудил
«Вставай вставай кудрявая Москва моя»
Забежал во двор поссать – а там еще стоит в парадном
Жена моя проснулась злая – внизу шел Кировский район
Шарики флажки и плакаты С КЕМ ТЫ ГОРБАЧЕВ?
Неверие и все-таки возможность решить проблему
Кемеровскую область оставили без бензина
А Керенского нет! Вот черт – сбежал
Этих молодых людей – им выкручивали руки —
Зашвыривали в автобус другие молодые люди
А цензура мой сонет – зарубили сволочи
На экране телевизора – залитая алым площадь
Инфузории шевелятся в капле дождевой воды
Прочитал же Шампильон иероглифы Египта
ДЕТСТВО
В некотором царстве в тридевятом сорок пятом…
Здесь бомба упала – во всех домах вылетели стекла
У хирурга смягчились и потеплели глаза
Какая она путанная эта Венеция – искать тут
Тот спал – лицо укрыто марлей – на голове
Схватили во время облавы… Куда везут?
На тот свет?
Английская борзая глядела и шумно дышала
Дали мне колпак и стали толкать: иди мол домой
Выменяли теткину шаль на водку и черняшку
От Совинформбюро: после длительного сопротивления
Мы стояли в снегу перед чернеющей часовней
Мы шли и шарили глазами подростки – я и Оскар
На углу Садово-Самотечной и Котельнической
Конь оборотился ершом и бултых в воду
МОСКВА КОНЦА ВЕКА
Фантастика – Москва и москвичи:
То лысина, то сталинское что-то
Прохожие громыки кривороты
Бровасты леониды ильичи
Спаси меня Господь и научи!
Постреливают… По ночам охота
А то идут танкетки и пехота
Пронизывают улицу лучи…
Днем – смурь толкучка – плоские затылки —
Не люди а какие-то обмылки
Я сам под мышкой свой кочан несу
Мерцая нитью поезда – в столицу —
Убить ограбить затеряться скрыться
В полях Таганки в Кунцевском лесу
ИЗ АЛЬБОМА
Фото: на холме желтый дом с белой колоннадой
Фотография учеников колледжа – третий слева
Любительское: с девушкой на фоне чего-то
Он и еще кто-то в комнате – угол окна
Фото на документ: выпучил глаза как рыба
Фото: не похож на себя – голый весь в мыле
Тот же вид – другой ракурс – пьян или не по себе
Фото с закрытыми глазами – убит или притворяется
Переплыв: какие-то люди поджидают у садовой ограды
Дорожка в парке – солнце – вот-вот появится
Крупно: лицо – мельканье – ладонь лезет на объектив
Где? Кто снимал? Почему во мне напечатлелось?
Чья жизнь? Чья смерть? Втоптан в глину брелок с ключом
Фотография смуглой девушки с белыми волосами
ГОЛЕМ
Столпились на кладбище плиты – кричат и молятся
Раби Лев достал из кармана четыре свечи – и зажег их
…собираться в гетто группами – в пятого стреляют
—Я – авир! я – огонь! я вдохну в глину жизнь
Войска 2‐го 3‐го и 4‐го Укр. фронтов стремительным
Стальные звенья – о брусчатку Вацлавской площади
Помнишь я купил тебе блестящую зажигалку
—Ты маим – вода! сделай семь кругов слева направо
Около тысячи иностранных корреспондентов
…и тысячи лебедей шумно поднялись над Влтавой
Колонна тяжелых танков на большой скорости
Слава Богу ЦК не сумело справиться с ситуацией
Прага ты держишь во рту кусочек пергамента
…когда солнце высветляет в тумане твои ступени —
Градчаны
МЕЙЛ-АРТ
Плавая пряной приправой в суперискусстве
Юккер ел свой Бекон и запивал игристым Раушенбергом
В это время Рей Джонсон и Шозо Шимамозо с азартом
Разделывали тушу коровы – все в крови и навозе
Петер Костерман из Ганновера – бокс 26. 44
И Ры Никонова из Ейска что само по себе фантастично
Он ей послал свой бокс и двух псов-боксеров
Она ему – свое «ры» пенсне и бородку
Шозо посылаю мимозу твоим шизоидам
Джонсон посылаю тебе Рея – смотрите не подеритесь
Из Австралии – пакет: в нем – Москва и Пекин
Весь мир из себя выворачивается – опоздал – он уже
наизнанку
Из конверта сыплются зеленые человечки – Господи!
Кто-нибудь! пришлите мне отпечаток большого пальца
Бога
ПАРИЖ
Оскару Рабину
Люблю Париж – с утра он пуст и чист
Под тентом стулья расставляя ловко
(Туристы – собирается массовка)
Гарсон свистит – скучающий артист
Квартал Марэ лилово-серебрист
На заднике – дождь брызнул – растушевка —
Античный хлам – блестящая дешевка
«Макдоналдс» вылез как из‐за кулис
По вечерам – теней и света драма —
Мысль Эйфеля и думы Нотр-Дама —
В аквариумах – розы и амор…
Но в сущности Париж мочою пахнет
А над Монмартром – призрак в небесах – нет!
Белея куполом сверкает Сакрекер
ЭТО ВСЕ О ПАРИЖЕ
В щеголеватых кафе арабы и негры как дома
Москва просто разваливается на куски асфальта
В Иванове – Вознесенске из окна гостиницы глядя
За трамвайным кругом – овраг и конец света
Мне снилась Европа – в подвале поют эмигранты
Голоса за дверями – репетиция в сельском клубе
Шел я к станции полем – посвистывали птицы – светало
Доисторический пляж и взбесившийся желтый Ламанш
И снова литература: эклектика восьмидесятых
Солнце уже перешагнуло наискосок в комнату
Господи! прости – постоянно обрываются связи – моя вина
Как быстротекущие ручьи которые черны ото льда
Целовались на скамье возле памятника Рублеву
В длинной шинели стараясь на нас не глядеть… Это всё
о Париже
СОНЕТ
Синела даль, синели: луг и лес,
Гладь озера сверкала, словно сталь…
Сирень в цвету, а тополь уж белес.
Жгут хворост. Полдень. Солнце. Гарь.
В саду мальчишка на березу влез,
Ломает ветки. И еще деталь:
Во рву пропойца, над ним лазурь небес —
А он – обшарпанный, небритый, как сизарь.
С ним рядом пёс. Зовут его Пострел.
Сожрал блевотину и тоже захмелел.
И вдруг завыл навзрыд, не по-собачьи…
Таков пейзаж, где я живу на даче.
Муж на работе, комната-тюрьма,
И скука, скука, хоть сходи с ума.